— Если мы останемся в этой поганой дыре, то уж точно погибнем! Не оставляйте нас тут! Дайте нам шанс, мы готовы рискнуть.

Д'Ибервилль мрачно нахмурился.

— Ненормальные! Как я вас тут оставлю, когда вы мне говорите подобные вещи? Но я и с собой не могу вас взять, поскольку знаю, что для многих из вас это означает верную смерть! Что же мне делать?

Он, громко топая, отправился к выходу, но потом остановился.

— Все будет решать хирург. Я с ним соглашусь, никого слушать не стану и никто не смеет обжаловать его решение.

Все начали улыбаться — стало ясно, что их не волнуют слова врача.

Король Франции остался доволен покорением «Гудзонова залива», и поэтому решил экипировать экспедицию на Миссисипи. Но королевский ум никак не мог связать две вещи. Когда Д'Ибервилль прибыл в Париж и поселился с братом, мсье Бьенвиллем, в таверне под названием «Ла Бутей Нуар», он, к собственному удивлению, узнал, что еще неизвестно, будет ли он командовать экспедицией. Все мечтали прославиться, и среди добровольцев были люди, никогда прежде не плававшие по морям. Получалось, что Король-Солнце мог довериться одному из этих ничего не знающих придворных. Жозеф де Марья мрачно качал головой и повторял, что сделал, что мог. Ему хотелось во всем обвинить Старуху — любовницу короля, норовившую помешать назначению Д'Ибервилля.

Д'Ибервиллю пришлось всю зиму вести активную борьбу за назначение. Он часто бывал в Версале и Марли, разговаривал с министрами, с их помощниками, с любовницами министров и их помощников. Он проводил долгие часы, наблюдая, как король ужинал с придворными дамами. У Людовика XIV существовало правило не сажать с собой за стол мужчин, пока он поглощал огромное количество пищи. Бывало, когда он проходил мимо, король кивал ему головой.

Пьер беседовал со всеми, кто желал его выслушать, спорил, убеждал, обещал, умолял. Приближалась весна, а ему так и не подтвердили, что честь вести экспедицию, которую он полностью заслужил, выпадет ему.

Тем временем господину де Бьенвиллю приходилось частенько томиться в одиночестве. Он приехал во Францию после ужасов морского путешествия из Гудзонова залива, напоминая скелет. Каждый день в пучину моря опускали труп, привязав груз к ногам. В Рошфоре им удалось немного передохнуть, отъесться и получить должное медицинское обслуживание. Всего лишь через неделю он был в состоянии ходить самостоятельно по причалу и никак не мог удовлетворить дьявольский аппетит. Бинты и шины с руки сняли. Через пару недель на щеках появился румянец. Через три недели он был в состоянии сопровождать Д'Ибервилля в Париж. Жан-Батисту нечего было делать, и он начал знакомство с чудесами и опасностями великого города, его великолепием и бедностью. Он обычно бродил по прекрасному городу в компании с умным и не очень чисто вымытым парнишкой по имени Блез.

Чтобы понять, как это случилось, следует объяснить, что таверна стояла неподалеку от залива, где красивые дома, выстроившиеся вдоль реки, напоминали новые кружева, пришитые к краю потрепанного и грязного воротника. Сразу за рядом красивых домов находились кварталы бедняков, настолько густо населенные, что их можно было сравнить с переполненным крольчатником. Таверна располагалась в начале узкой красивой улочки, и весь день туда-сюда сновали бледные, голодные, оборванные, с бегающими глазами посетители, де Бьенвилль в первые дни все время наблюдал за ними, и так он познакомился с Блезом.

Мальчишка жил с матерью-вдовой и младшей сестрой в подвале деревянного дома, для которого давно прошли лучшие дни. Нужно уточнить, что они занимали небольшую часть подвала, разделенного на закутки для остальных жильцов с помощью рваных и заплесневелых одеял. Так было днем, а ночью их снимали и использовали по назначению. Это была ужасная сырая дыра, и вода стекала по стенам. В помещении был земляной пол и одно крохотное окошко. Блез и еще один мальчик, он был постарше и отзывался, когда его называли ле Дроль (Пройдоха), постоянно шатались у таверны в надежде каким-то образом заработать — сбегать по поручению, подержать уздечку коня, открыть дверь кареты, перенести вещи, де Бьенвилль выбрал Блеза, потому что он был моложе своего шумного и наглого дружка, а уж потом он узнал, что маленькая семья в подвале всецело зависела от заработка мальчишки.

Блез помогал ему бродить по городу, и он вскоре познакомился с Парижем, стал любить и ненавидеть этот город.

Юноша боялся хитрости и бедности. В Новой Франции жизнь была простой, там никто не нуждался, не голодал, почти не совершались преступления. Париж не только дал ему знания о жизни, о которых он и не подозревал, но научил его такому, что ему не было присуще, когда он отправлялся в длительное путешествие из огромного «монастыря», расположенного вдоль острова Святого Лаврентия. Он понял, зачем нужны колонии, когда увидел, как перенаселены города Старого Света и как ужасна жизнь в трущобах.

Как-то вечером он решил непременно посетить театр.

— Блез! — кричал он, всматриваясь в темные тени, торопясь к дверям таверны. Послышалась какая-то возня и появился Блез. За ним увязался ле Дроль.

— Милорд, возьмите сегодня меня, — начал ныть парень. — Я покажу вам самые интересные местечки в городе. Вам нужна женщина? Вы желаете посетить театр или принять участие в карточной игре?

— Вот пройдоха! Ну что ему известно о Париже, который хочет увидеть такой достойный джентльмен, как вы!

— Я уже привык к Блезу.

— Послушайте меня, милорд! Его отец исполнял танец на веревке!

Де Бьенвилль нахмурился — он понимал, что ему пытался объяснить ле Дроль.

Парень старался выразиться яснее.

— Неужели вам нужен проводник, чей отец дрыгает ногами на ветру?

— Это правда, мсье, — сказал Блез, выходя из темноты на свет. — Я вам ничего не сказал раньше, мне трудно об этом говорить. Мсье, моего отца повесили месяц назад.

— Он был ворюгой! — завопил ле Дроль.

— Он был старьевщик. Мсье, мой отец по ночам выходил с корзиной на помойку и собирал там все, что выбрасывали люди, таким образом мы жили. Как-то он вернулся с чудесным носовым платком, а в него было завернуто золотое кольцо. Он помнил, где он его нашел, и он не знал, кому это кольцо принадлежало раньше. Мсье, он попытался получить за кольцо деньги. Разве он не имел права сделать это? Его забрали в тюрьму и обвинили в воровстве, а потом повесили. Так случилось, что кольцо принадлежало одной важной даме.

— Он до сих пор висит в цепях! — продолжал кричать ле Дроль, — и вороны выклевали ему глаза.

— Пошли, Блез, — сказал де Бьенвилль, возмущенно глядя на доносчика, — нам не надо торопиться, я отправляюсь в театр.

По пути к рю де Фоссе, где был расположен театр Комедии Франсез, он задавал мальчишке много вопросов и, наконец, задал самый последний: хотел бы Блез жить в стране, где всегда достаточно еды и где каждая семья живет в собственном домике, где никто не ворует и соответственно никого не вешают?

К изумлению Жан-Батиста, мальчик не высказал особой радости и желания.

Покинуть Париж? Ему не понравилась эта идея. Париж с его жестокостью к детям, жившим в голоде и нищете, по-прежнему оставался для них целым миром. Мальчик спросил, правда ли, что в новой стране очень холодно, и там человека на каждом шагу подстерегают разные опасности?

Господин де Бьенвилль заплатил пятнадцать су за место в партере. Это была скамья без спинки, покрытая тонкой зеленой фланелью. Над партером возвышалась первая галерея с ложами по бокам, где сидели важные дамы — некоторые из них были поразительно прекрасными. Они держали в руках лорнеты, де Бьенвиллю понравилось, что в партере тоже было немало модно одетых людей. Его окружали хорошо одетые мужчины, передававшие друг другу табакерки и громко разговаривавшие. Казалось, они верили, что их никто не посмеет осудить.

Человек, сидевший рядом с Жан-Батистом, вел разговор с мужчиной, сидевшим перед ним.

— Сегодня не будет Габини, — сказал он обиженным тоном. — Вместо этого покажут две пьески с Бароном и Ла Дюк-лон. Моя лапочка будет исполнять роль в другой пьеске. Я это воспринимаю как личное оскорбление, потому что пришел сюда, чтобы только посмотреть на Габини. Если бы мне пришлось покупать билет, чего я, естественно, не сделал, потому что они слишком ценят мое присутствие здесь, я бы потребовал сразу же возвратить мне деньги!