Ефраим посмотрел вниз на черную рукоятку, торчащую из его живота.

– Блядь, – пробормотал он. Самое время поехать в больницу для наложения швов, которые не нужны, чтобы убедиться, что этому придурку ничего не сойдет с рук.

Также это означало, что придется разыграть представление. Он не мог ходить, словно ничего не случилось. Это не так. Рана чертовски болит.

Мелкий гавнюк. Если бы адвоката не было в комнате, он бы убил Майка.

Ефраим схватил его за руку.

– Вставай, мудак. Ты арестован.

Он вытащил Майка за дверь и толкнул его к другому офицеру.

Все взгляды оказались прикованы к животу Ефраима. Он услышал несколько вскриков и несколько фраз "о, дерьмо".

Ефраим прижал руку к животу.

– Все нормально. Просто, небольшая рана, – сказал он сквозь стиснутые зубы. По крайней мере не придется притворяться насколько сильна боль.

Глаза Медисон расширились и затем закатились.

– Кто-нибудь поймайте ее, – бросил он. Она падала на Криса, который сделал все, чтобы уложить ее на землю, не причинив боли.

Ефраим поймал бы ее сам, но находился в двадцати футах от нее, и, вероятно, люди бы заметили его быстрое перемещение к ней. Иногда игра в человека отстойна.

– Перестань паясничать! – рявкнула миссис Бакмен.

– Вы бы тоже начали паясничать, если бы сумасшедшая тетка попыталась засунуть утку вам под задницу! Я же сказал, что могу сам дойти до туалета. Я в порядке!

Миссис Бакмен прищурилась.

– Отлично. – Она взяла вызывавшую раздражение утку под мышку и направилась к двери, Ефраим не особо хотел знать, где женщина ее взяла.

– К твоему сведению я в курсе, что доктор предписал тебе находиться в постели всю неделю, и это то, что ты сделаешь, – пригрозила она.

– Да ладно! – он воздел руки в воздух.

– Ты меня слышал.

– Я не могу оставаться в постели неделю! – сказал Ефраим. Сражение он проиграл и понимал это. И все-таки стоило попробовать.

Она ткнула в него пальцем.

– Ты меня слышал.

– Отлично, тогда убирайтесь отсюда и дайте мне отдохнуть!

Миссис Бакмен еще раз ткнула в его сторону пальцем и затем закрыла за собой дверь. Ее помощники жались в коридоре, как и предполагалось. За последнюю неделю он кричал на всех. Они его боялись и тому была причина.

Целая неделя без крови. Точнее, он целую неделю торчал в больнице с огромным запасом крови и у него не было ни малейшей возможности ее получить. Это был ад чистой воды, в особенности в его состоянии.

Мелкий ублюдок задел ему ножом сердце и легкое. Было бы несложно договориться. Три пакета крови хватило бы.

К сожалению, обвинения в изнасиловании против Майка были довольно-таки шаткими без каких бы то ни было свидетельских показаний, и они не могли выдвинуть эшелон обвинений, потому как Кэрол все еще молчала. Поэтому, упрятать этого мелкого засранца легло на плечи Ефраима.

Покушение на убийство штатного детектива Нового Гемпшира было не шуточным делом. У Майка теперь грозило обвинение в преступлении по федеральному уголовному кодексу.

Самое главное пройдет не мало времени прежде чем он приложит кулак к другой женщине. Это было единственной причиной, по которой Ефраим подыграл.

Ему пришлось притвориться, что медикаменты, которые ввели врачи свалили его с ног, хотя на самом деле лекарство было для него ядом.

Каждую каплю медикаментов нужно было уничтожать изнутри. Чем больше они закачивали, тем медленнее бежала кровь пока его вены не были наполнены не чем иным как ядом. В таком состоянии он прибывал уже четыре дня.

Та операционная была чистым вариантом камеры пыток Николса. Ефраиму приходилось заставлять себя расслабляться, в то время как яд выжигал его кровь, а хирурги резали его.

Он чувствовал каждый надрез, каждое нажатие и толчок. Боль была нереальной. Хотя он не знал, что было хуже медикаменты или операция.

Единственная надежда была на переливание. Новая кровь должна разбавить яд в его организме.

Когда дерзкий доктор заявил, что ему не потребуется переливание, поскольку они остановили кровотечение, Ефраим хотел протянуть руку и залепить ему пощёчину. Но не мог. Пришлось притворяться без сознания. Ему было настолько больно, что он начал потеть.

Доктора приняла это как признак надвигающейся лихорадки и стали закачивать еще больше яда в его тело. От этого его благополучно парализовало. Каждое движение отдавалось огнем во всем теле.

Кровь, он хотел только ее, но никто не давал ему желаемого. Ефраим сказал, что голоден, и ему принесли желе и бульон. Каким, черт возьми, видом еды это было?

После второго подноса с пищей, которую они попытались заставить его съесть, Ефраим начал бросаться подносами в разносчика, пока персонал не перестал их приносить.

Итак, он застрял в больнице на шесть дней без возможности выбраться. Трубки и мониторы облепили его тело. После четвёртой попытки побега, у него забрали чертовы вещи, и люди разбежались. Он чуть не плакал. Ему нужна еда, а шведский стол убежал, и не получилось никого схватить. Это так мучительно.

Спустя первые два дня запустили гостей. Начался бесконечный поток посетителей. Приходили даже те люди, которых он не знал. Все они хотели посмотреть, как себя чувствует "их" герой. После первой минуты каждого визита Ефраим "засыпал".

Или так, или позволить им увидеть, насколько он голоден. Наконец-то, он настоял и потребовал оставить его в покое. Миссис Бакмен была недовольна этим и сказала медсестрам, что проигнорировала его пожелания.

За последние четыре дня ему пришлось смириться с миссис Бакмен и несколькими другими квартиросъемщиками. Пытались приходить дети, но убегали через тридцать секунд, когда он начинал кричать. Крики – это хорошо, они заставили его чувствовать себя лучше.

Крики – также единственное, что спасало детей. Ефраим был такой голодный. Ему просто необходимо несколько пинт, чтобы заставить яд выйти и исцелить раны. Боже, как они чесались. Все его тело чесалось.

Шесть дней обтираний. Дерьмо собачье. Как можно назвать это ванной? Он пах больницей, чесался и чувствовал себя ужасно. Ефраим вновь мог чувствовать грязь на коже.

Кровь.

Нужна кровь. Если он застрянет здесь еще на неделю, тогда ему не повезло. Его не должно быть здесь, чтобы принять поставку крови. Каждые два дня в три утра кровь доставляли в фургоне без опознавательных знаков.

После его второго отсутствия, они прекратят поставки до тех пор, пока Ефраим не свяжется с ними с нового безопасного номера. Он должен позвонить им, чтобы договориться о новых партиях. Поэтому сейчас у него нет надежд на присылаемую кровь.

Придется страдать еще неделю. Но не это для него самый большой страх. Если он не выгонит всех из своей комнаты, то нападет на кого-нибудь. Стремление поесть подавит остальные инстинкты. Его контроль почти испарился.

Последние крохи самообладания уйдут на то, чтоб не накинуться на Медисон. Конечно, она, вероятно, не придет. Даже не пыталась навестить его за всю прошедшую неделю.

Она прислала свои извинения и цветы, но не пришла. Ефраим пытался убедить себя, что это к лучшему. Если она придет, то он станет умолять о небольшом количестве крови либо ее, либо украденной.

Но на данный момент он так страдает, что не станет умолять. Если Медисон придет в его комнату, он схватит ее.

Его взгляд остановился на двери ванной комнаты. Могла же она по крайней мере проведать и посмотреть, как он. Не так уж и о многом Ефраим просит, после того как принял удар на себя ради нее. Вероятно, Медисон это не особо волновало.

Она знала, что он не может умереть, но не понимала, что Ефраиму все еще больно и ничто в этом мире не может её унять, кроме крови?

Он страдал, а Медисон не могла даже побеспокоиться и его навестить. Ефраим стал еще злее, чем был до этого.

– Да пошла она. В любом случае я не хочу ее видеть.

Но он хотел. Действительно хотел. И неважно, что жаждал её кровь и днем, и ночью. Он хотел увидеть Медисон. Увидеть, как ее карие глаза загораются, когда он раздражает ее.