«А почему бы и нет, в конце концов?»

— Как мне к тебе обращаться?

— Флесса.

— Просто Флесса?

— Да.

— А они?.. — Елена качнула подбородком в сторону телохранителей.

— К ним обращаться не нужно, зачем? — Флесса даже удивилась.

— Они идут с нами?

— Разумеется, — Флесса удивилась еще больше. — Это моя свита.

Елена перевела дух. Все складывалось как-то… странно. Неправильно. Или наоборот, все шло, как и должно, только вот она сама чего-то не понимает. Не отпускало странное ощущение, что вот прямо сейчас был совершен по-настоящему судьбоносный выбор, и что-то стало предопределенным. А что-то наоборот, уже никогда не свершится. Как в тот час, когда она передумала и сняла петлю с шеи.

— Идем.

Шагать бок-о-бок с настоящей графиней было интересно и необычно. Высокая голубоглазая брюнетка ступала точно посередине улицы, ничуть не заботясь о том, кто или что идет впереди и позади. Пятерка телохранителей сдвинулась, образовав компактное построение в виде подковы, ловаг по имени Мурье шел впереди, растопырив локти, словно изображал ледокол или таран. Плащ он перевесил на левое плечо, пропустив двойной шнур под мышкой правой руки. Таким образом, меч оказался скрыт от сторонних глаз, а длинный кинжал, наоборот, на всеобщем обозрении. Встречные раздавались по сторонам, прижимаясь к стенам, также никто не спешил обогнать небольшую процессию.

— А я тебя помню, — и в самом деле неожиданновспомнила Елена. — Год назад ты проезжала здесь на боевом коне.

Флесса задумалась на пару мгновений и улыбнулась со словами:

— Да, в самом деле. Пантократор сводит людей причудливыми путями.

— Что тебе нужно? — повторила вопрос Елена.

— Ты, — бесхитростно ответила графиня.

— Я, — сказала лекарка, потому что… а что здесь еще можно было сказать?

— Видишь ли, — Флесса поправила черный плащ, который, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, был оторочен каким-то гладким глянцевым мехом. Сапожки мягко и легко ступали по камням. Елена чувствовала себя как человек, идущий рука об руку с инопланетянином. У них даже язык отличался, графиня выговаривала «с» с подчеркнутым шипением и регулярно опускала последние согласные. Нечто подобное Елена уже слышала урывками, когда тюрьму посещали бономы высокого полета. Судя по всему, это был не региональный акцент, а некая речевая традиция[34].

— Когда я хочу людей, я их покупаю, — сообщила Флесса с очаровательной и жутковатой непринужденностью. — Я захотела тебя, но ты не взяла деньги.

Тут уже Елена улыбнулась, скупо, одними краешками губ. Красивая была сцена с поклоном, можно было бы в кино вставить.

— Продаются все?

— Разумеется. Каждому человеку что-нибудь нужно. Каждый имеет желания, которые не может удовлетворить. Разные желания имеют разную цену. Деньги, знаки внимания, возможности.

Елена сочла за лучшее промолчать.

— Это было глупо, — продолжила рассказ графиня. — Но ты не казалась глупой. Это необычно. И это меня заинтересовало.

Они неспешно продвигались к реке. Мостовая ступала место более древней кладке, не каменной, но из дерева. Множество толстых спилов крепчайшего дерева уложили на песочно-гравийную подушку, отлакировали, залив промежутки смолой и получился настил, прочный и удобный. Память минувших веков, когда магия была таким же рабочим инструментом, как руки рабочих или чертежи архитекторов. А строительный лес еще не стал таким дефицитом.

Флесса повернула направо, в сторону одного из мостов. По пути встречалось все больше людей, народ покидал дома, чтобы принять участие в Поминовении. Елена примерно знала, как это будет, однако участвовала в подобном первый раз.

— И ты решила меня убить?

— Нет, конечно, — искренне удивилась Флесса. — Зачем? Я узнала, что ты берешь уроки фехтования.

Они ненадолго замолчали. Графиня распустила завязки плаща, скинула на руки одного из охранников, не предупредив и даже не взглянув на него. Тот принял одежду как само собой разумеющееся и в свою очередь передал какой-то личности, вынырнувшей из толпы. Под плащом обнаружилась серая куртка, широкий посеребренный пояс и уже знакомые темные чулки. Только золотой цепи на сей раз не было, и сапоги оказались менее понтовые, более утилитарные. На поясе Флессы висел широкий кинжал, оружие богато украшено — рукоять обвита золотой или позолоченной проволокой, притом кинжал не казался парадной декорацией. Красивая, но практичная вещь. Оценивая боковым зрением стиль спутницы Елена болезненно чувствовала поношенность своей одежды, стоптанность ботинок, кривоватую самодельную стрижку. Тот факт, что лекарка одевалась лучше и дороже доброй половины жителей Мильвесса, в данный момент не приносил утешения. Елена испытывала обыкновенную зависть и, в общем, не стыдилась того.

— И решила посмотреть, чего ты стоишь, — как ни в чем не бывало, продолжила Флесса.

— Зачем? Для развлечения?

— И это тоже. Однако не только.

Мост приближался, толпа была уже достаточно плотной. В отличие от обычного выходного дня, люди казались какими-то необычно тихими. Торжественными. Солнце окончательно скрылось за крышами, о нем напоминала лишь красная полоса вдоль невидимого за черепицей горизонта да еще многоцветное сияние купола Храма Шестидесяти Шести. Он был одним из самых высоких зданий в Городе и ловил призматическими куполами солнечный свет, когда на улицах средь домов уже царили сумерки.

Окна в домах светились огоньками, куда ярче обычного. По традиции в Ночь звезд на воде даже самые бедные зажигали хотя бы плохонькую свечку или несколько пропитанных жиром шнурков. А вообще согласно традициям полагалось освещать каждую комнату «длинной» свечой в виде спирали, которая разматывалась вручную по мере сгорания. Если огонек прогорит, не погаснув, от последнего и до первого луча солнца, это считалось добрым знаком. На заборах, столбах и прямо средь улиц чадили «огневые миски» — глиняные сосуды, в которые укладывались спиралью тряпки, затем все заливалось третьесортным воском и поджигалось. Выходила не столько лампа, сколько дымный костерок. Казалось, Мильвесс был поглощен тем, чтобы осветить себя как можно ярче.

— Я думала, что погляжу на все это с крыши дома. Или палубы, — вымолвила графиня. — Но из дома почти не видно реку, а мне говорили, что самое главное произойдет здесь. На мосту для нас уже приготовили место.

Среди горожан шныряли мальчишки — мелкие торговцы — зазывающие к прилавкам с дешевой снедью. Монахи вещали про богобоязненность, потрясая традиционными косичками-дредами или наоборот, светя лысинами. Музыканты играли, как в последний раз, причем, похоже, совершенно бесплатно. Преобладали дудки и самые простые гусли, также немало было «гудков», похожих на большие ложки с верхней декой из кожи. Играли на них сложно-хитрым образом, водя смычком по двум струнам и перебирая пальцами третью. Некоторые монахи пользовались колесными лирами, извлекая клавишами пронзительные ноты. Кажется, только божьи люди могли собирать пожертвования, остальные публичные развлечения шли бесплатно.

Флесса и Елена прошли мимо особо громкого и выразительного служителя культа. Высокий и тощий, очень смуглый, с густой копной темных косичек он отжигал с лирой как Джимми Хендрикс, выводя могучим гласом стихи покаянные, а также песнопения о расставании души с телом:

Однако полностью исчезли уличные актеры, акробаты, также не видно было и проституток с астрологами. Видимо развлечения в Поминовение строго ранжировались.