— До свидания.

— Я ищу! — громко сообщила Малышка.

Елена затаила дыхание. Как обычно случается, когда играешь в прятки, укрытие вдруг показалось не таким уж и хорошим. Причем именно в то мгновение когда менять его уже поздно. Легкие ножки девчонки пробежались за стеной. Скрипели доски, а затем жалоба старой древесины вдруг оборвалась, словно Малышка взлетела, обратившись бесплотным духом. Злым призраком, возможно еще и людоедом — немедленно подсказало разыгравшееся воображение. Очень уже внезапно и зловеще наступила тишина.

За кирпичными стенами дома начинался очередной день, разгорался привычный городской шум, но здесь, на втором этаже, было тихо и пыльно. Хотелось чихнуть, зуд в носу потихоньку становился нестерпимым. Елена с силой прижала пальцем верхнюю губу под носом, гася чих. Помогло. Она притаилась за полуоткрытой дверцей незаконченного шкафа, чувствуя плечом холодок стены. Судя по тому, как менялась погода, сегодня последний день, когда дом останется не топленым. Уже завтра большая печь, похожая на яйцеобразный тандыр с дверцей и трубой, заполыхает огнем жаркого сланца, наполняя особнячок теплом и вездесущим запахом гари.

Скрип. Тихий-тихий, едва заметный и неопределимый. Настолько, что Елена сразу засомневалась, не чудится ли ей.

Вроде нет. Не почудилось. А может и наоборот. Уличный шум пробивался сквозь кирпичи, создавал назойливый фон, который мешал вслушиваться. Вроде и тишина, но в то же время…

Скрип.

Кажется, на сей раз поближе. Нет, точно ближе.

Играть с Малышкой в прятки было забавно и весело, однако весьма утомительно. Девчонка, похоже, обладала каким-то сверхъестественным чутьем и всегда находила взрослую соперницу. Однако кроха так искренне радовалась победам, что Елена опять и опять соглашалась повторить. Все-таки у Малышки в жизни было мало радостного. В Ойкумене дети взрослели рано.

Скрип.

Неправильный скрип.

Елена тихо положила руку на деревянную рукоять ножа. Ни с того, ни с сего припомнила, что Флесса так и не отдала меч из своего арсенала. Бесшумно подцепила средним и безымянным пальцами шнурок, в точности как показывал Чертежник, и подумала, что у нее вошло в привычку сначала хвататься за нож, а затем обдумывать ситуацию.

Скрип.

Что-то в нем было неестественное. Нечто такое от чего волоски по всему телу привстали, как наэлектризованные. Словно не легкие девичьи ножки ступали по деревянным половицам. А если вслушаться, то и вообще не ножки. Елена вытянула нож из кожаного чехла, плотнее обхватила рукоять. Сознание плыло, ежесекундно сбиваясь на смутные видения, образы. У женщины давно не случалось приступов с глюками, и сейчас это было бы крайне…

Шорох, словно провели щеткой с длинными жесткими волосками по шерсти. Звук шел низко, где-то на уровне колен или ниже.

… несвоевременно. Елена чувствовала себя как Фродо с надетым кольцом. Будто сверхъестественное восприятие уже нащупало контуры чего-то среди пыльной мебели, но сознание еще отказывалось это воспринимать. Нечто абсолютно не человеческое и даже не тварное. Некая сущность, что жила сразу в двух мирах, а может и сразу везде, а также нигде. Что-то…

Елена осознала, что пялится во тьму широко раскрытыми глазами. Что-то пребывало в безостановочном движении, искало. Не живое создание, которому свойственно отвлекаться, делать перерывы. А скорее подобие механизма, который, будучи заведенным, продолжает одно и то же действие, пока не кончится запас пружины. Елена чувствовала расфокусированное внимание чуждой сущности, которое жгло случайными касаниями, будто прикосновение льда к оголенным нервам. Внимание такое же искусственное, как луч радара, что бежит по кругу, лишенный собственной воли и мысли, реагируя на четко заданные условия.

Шорох снова повторился, уже совсем близко. Елена тихонько присела на корточки, занося руку с ножом еще выше, готовясь бить обратным хватом, со всей силы. Сразу же заболели натруженные после вчерашней тренировки голеностопы. Услужливое сознание подкинуло образ чего-то прочного, червеобразного, закрытого плоской броней, как…

Елена поплыла окончательно. Она будто глядела на себя со стороны, видела испуганного зверька, забившегося в угол между дверцей шкафа и стеной. С жалким клиночком в руке, который мог повредить Шороху не больше чем сердитый взгляд или бессильное проклятие. Ноги отказывали, она прислонилась к стене, опять же руководствуясь видением со стороны, не чувствуя ни твердость кладки, ни холодок, запасенный ноздреватыми кирпичами холодной ночью. Вообще ничего, кроме…

«Искра»

Слово многократно отражалось само в себе, играло сотнями смыслов и представлений, дробилось как в причудливом калейдоскопе.

«Искра. Тьма. Основание. Ничто»

За каждым понятием вставала целая вселенная, Макрокосм, бесконечная череда великих знаний. Все имело значение и все растворялось, обращалось пылью забвения, стоило лишь сосредоточиться, понять, что же скрыто за…

«Искра. Она уничтожит всех нас»

Разум в поисках чего-то определенного, устойчивого, схватился за некую аналогию, жадно вцепился кончиками невидимых пальцев. Да, голоса, слова. Будто кто-то сотворил нечто важное, сердито разговаривая сам с собой, и гневная беседа с пустотой отразилась в сути Шороха. Как шум на заднем фоне магнитофонной записи.

«Нет, она уничтожит лишь вас. Потому что вы глупы. А я нет»

Елена поняла, что Нечто совсем близко и сейчас нападет. Она не видела агрессора, но понимала его. Понимала как нечто ужасающе сильное, не живое и не мертвое, целеустремленное и опасное. Оно уже совсем рядом, ближе вытянутой руки.

«У меня свой план. И он лучше вашего. Во всяком случае, для меня»

Впереди была дверь. Или не дверь. Скорее идея двери, что-то имеющее отношение к выходу или переходу. То, что можно было использовать, вырваться на другой уровень. Дверь ощущалась как символ, аллегория, завеса незнания. Нужно лишь сосредоточиться, знание было готово пролиться в ее разум полноводной рекой. И Елена сосредоточилась, мысленно протянув руку…

Искра.

Воля.

Раскол.

Собирание.

Страх.

Уничтожение.

«Это мое. Она моя! Только моя. Не ваша!»

Чужой голос ударил, как молотком, разрывая барабанные перепонки изнутри, дробя череп гневом, что казался чистым и беспримесным как лучшая сталь в плавильне. Гнев, ярость и надежда. Болезненная, торопливая, злая надежда разрушителя. И за бешеным кипением чувств Елена увидела тень человека, что оставил печать своего разума на мистической твари в темноте. Посмотрела в красные глаза, лишенные зрачков, полные тщательно контролируемого безумия.

«Искра, я тебя съем»

Она узнала человека.

Она узнала имя.

Она узнала цель.

Она узнала себя, вспомнила свое прошлое, осознала настоящее, увидела будущее в сотнях возможных путей и исходов. И каждый горел пламенем ярости, скользил пролитой кровью, леденел дыханием смерти. Елена, которая больше не была Еленой, увидела все, что имела сейчас, кого обретет — возможно! — в будущем. И как оборотную сторону — все, что ей было суждено потерять. А также забрать.

С безумным хрипом Искра вывалилась из темного и сырого угла, нанося удар за ударом вслепую. Она вырывалась из путаницы собственных «я», но каждое тянуло в свою сторону, разрывая на части, вынуждая идти к тьме и разрушению особенным путем, неповторимой тропой. Она била и била, так, будто судьбу можно заколоть. Чувствовала, как хрустит под клинком старое дерево, как впиваются в кожу щепки, и кровь пузырится горячими капельками на свежих ссадинах.

И с каждым шагом она забывала. Отдалялась от приоткрытой на бесконечно краткое мгновение завесы над прошлым и будущим. Три шага, десять ударов — и Елена все забыла, не в силах обуздать цунами знания, сокрушившего ее разум. Не в силах превозмочь ужас памяти и знания.