— Это нечестно, — последнее было уж слишком. Слезы высохли, Елена развернулась к собеседнице, руки за спиной, ноги вместе, носки развернуты. — Нечестно обвинять меня в неблагодарности.
— Тогда в чем дело?
— Ты… — Елена сглотнула. — Ты испортила. Все испортила.
— Я тебя не понимаю, — Флесса встала, подошла ближе, изучающе глядя на спутницу. — Ты не хотела брать мои деньги, подарки. Хорошо, не бери. Теперь ты свободна от тюрьмы. Твое будущее обеспечено.
— Я хотела… сама хотела… наверное, — Елена сбивалась, путалась в словах, пытаясь побороть жгучую обиду и злость. Объяснить высокомерной аристократке, в чем она ошибается.
— Ты неблагодарная… — Флесса оборвала фразу, поджав губы.
— Неблагодарная кто? — Елена почувствовала, как волоски на шее встают дыбом. Ей больше не хотелось закрывать рот герцогине. Наоборот.
На мгновение в глазах Флессы промелькнули неуверенность, колебание, сомнение. Но почти сразу их смыли обида и высокомерное превосходство.
— Неблагодарная шлюха, — отчеканила дворянка.
— Что? — тупо переспросила Елена, глядя сквозь Флессу, пытаясь осознать услышанное.
— Ты. Неблагодарная, — герцогиня подошла еще на шаг, остановилась почти вплотную, глядя с холодным презрением. — Шлюха.
— Нет… — прошептала Елена, не столько возражая, сколько в отрицании всего, что сейчас произошло. Это было просто невозможно. То, что девушка чувствовала, не получалось даже назвать обидой, это было просто безграничное, абсолютное неверие в происходящее.
— Ты принимаешь меня за дуру? — холодно бросила ей в лицо герцогиня. — Решила, у меня нет глаз?
— О чем ты, — глухо спросила Елена.
— Ты умеешь читать и писать. Свободно пользуешься столовыми приборами. Не каждый дворянин умеет держать вилку и нож, а ты будто с детства ела за господским столом.
«Промашка» — отстраненно подумала Елена. — «А вот это моя большая промашка»
— Ты привычна к роскоши, — перечисляла дальше Флесса. — И главное, принимаешь ее как само собой разумеющееся. Как должное! Да любая простолюдинка, любая дочь ремесленника сидела бы на краешке постели, боясь испачкать, смять простыню. Она трогала бы графин двумя пальцами через платок, не дай бог разбить дорогое стекло. А сколько женщин умеет плавать? Да еще с такой ловкостью? Где ты могла этому научиться?
Елена вдохнула и выдохнула. Из глубин души поднималась, разгораясь, лютая злоба. Голос Флессы отдалился, звучал как через ватную стену.
«Значит, шлюха, вот я кто для тебя…»
— Твоя речь, она безликая, лишена примет. По ней нельзя определить, откуда ты родом. Это правильный, классический язык Старой Империи, его ставят лучшие риторы!
Флесса скрестила руки на груди.
— Поначалу я думала, ты бежала из семьи обедневших ишпанов. Может быть дочь кормилицы, которая с младенчества росла бок о бок с дочерью хозяина. Но нет. Ты никогда не жила в благородной семье, это слишком заметно.
Елена молчала, лишь глаза ее наливались темнотой, и лицо каменело, ожесточаясь с каждой фразой.
— А затем все стало на свои места, — с презрительным торжеством сообщила Флесса. — Твое отношение к наготе, отсутствие стыда низших сословий. И мастерство в постели, удивительное, изысканное. Такие навыки нельзя получить в кроватях мещанок!
Елена вздрогнула, как от удара.
— Тайное стало явным, — подчеркнула герцогиня, как будто давно ждала возможность ударить глубже и провернуть клинок в ране.
— Тебя натаскивали на проститутку, очень дорогую. Прививали искусство поддерживать беседу, участвовать в банкетах, даже красиво плавать. При Дворе ценят оргии в бассейнах.
Флесса фыркнула с видом полного превосходства. Она не заметила, как изменилось лицо лекарки, застывая холодной маской.
— Но ты пустилась в бега. Вот откуда такое мастерство и в то же время беспомощность. Тебя просто не доучили. Не показали, как надо вести себя в обществе благородных людей!
Глядя в упор, Флесса процедила сквозь зубы:
— Поэтому знай свое место, шлюха. Будь мне благодарна. Покажи глубокую признательность, так, чтобы я почувствовала себя настоящей благодетельницей. Целовать руку не обязательно, но можешь опуститься на колено. Если не знаешь как, подскажу, на левое, я не королевского рода…
Звук пощечины ударил резко, громко, словно лопнул в огне высохший стебель тростника. Флесса отступила на шаг, приоткрыв рот. На ее лице Елена читала собственные мысли, какими ни были пару минут назад — бесконечное удивление, чувство, что мир перевернулся вверх тормашками. Сама же она больше ничего не чувствовала. Только холодную пустоту.
— Нет, — очень тихо сказала Елена. — Ты не она. И никогда ей не станешь. Как я только могла подумать…
Флесса приложила ладонь к покрасневшей щеке, глянула на пальцы с недоумением. Елена покачала головой, скорее в такт собственным думам, нежели обращаясь к бывшей подруге.
— Похоже, мы обе ошиблись, — мертвым голосом вымолвила Елена. — Перепутали небо и звезды с их отражениями в море.
И это тоже была цитата, одна из многих, чье происхождение девушка с Земли забыла. Хорошая цитата из какой-то хорошей книги, что пришлась очень к месту. Пергаментный свиток выпал из пальцев, с легким шуршанием прокатился по деревянным половицам. Флесса выпрямилась, кинжал скользнул из рукава платья в ладонь герцогини. Елена пропустила бы это незаметное движение, не знай она о существовании скрытого оружия. Еще один клинок был у бывшей любовницы в потайных ножнах сзади, вдоль пояса.
— Не стоит, — покачала головой она, взявшись за рукоять ножа. — Два из пяти боев мои, не забудь… те, благородная госпожа.
Она поклонилась, не спуская, впрочем, глаз с рук Флессы. Герцогиня сжала крепче стилет без гарды, бешено посмотрела в лицо тюремной лекарки… и вздрогнула, машинально сделала шаг назад. Перед дворянкой стояла не симпатичная и трогательно забавная в своей провинциальности лекарка, а натасканный хорошим фехтмейстером убийца. И этот убийца был в любое мгновение готов начать бой насмерть без оглядки на титулы и последствия, с двумя шансами против трех. Клинок Люнны уже покинул чехол наполовину и достаточно всего лишь слова, одного движения, чтобы пролилась кровь. С нарастающим ужасом Флесса поняла, что не может подавить волю соперницы, взгляд бессильно скользил по стеклянным зрачками Люнны.
— Низкородная проститутка благодарит восхитительную госпожу.
Голос Елены звучал глухо и очень тихо, ровно, как чтение вслух с пергамента.
— Вы были чрезмерно добры ко мне, опустились до равного общения с… презренной шлюхой. Но все хорошее заканчивается. Теперь мне пора вернуться в свой круг. А вы продолжите общение с равными себе.
Елена запнулась, вспомнив, где она видела бледную рожу в капюшоне. Точнее, при каких обстоятельствах это произошло.
— С теми, кто насилует и пытает женщин, вырезая на их телах Pàtrean, изысканные узоры. В их обществе вам самое место.
Так и не повернувшись к Флессе спиной, не отпуская рукоять ножа, Елена отошла к двери, нащупала вслепую ручку в виде лошадиной головы. Мурье ждал снаружи и прежде чем выпустить лекарку, заглянул внутрь, чтобы удостовериться в здравии госпожи. Он замер, непонимающе переводя взгляд с лекарки на герцогиню и обратно. Флесса стояла без движения, молча, прикрыв щеку рукой. Грызун открыл и закрыл рот, словно хотел попросить инструкций, однако опасался привлечь гневное внимание повелительницы. Наконец все же решился.
— Прикажете задержать?
Выдержав кажущуюся бесконечной паузу, Флесса покачала головой, очень слабо, едва заметно. Но Мурье заметил.
— Иди отсюда, — буркнул он гостье.
Елены хватило на то, чтобы выпрямившись до хруста в позвонках спуститься по лестнице. Держа гордую осанку, пройти по улице, свернуть за угол. Отправиться еще куда-то, все равно куда, главное подальше, чудом расходясь с прохожими. Одну улицу или две, она не могла сказать. В глазах темнело, образы города неумолимо расплывались, как в подступающем тумане. Наконец, Елена привалилась к стене за очередным поворотом, где поблизости не было людей. Сняла кепку и горько заплакала, прикрывая лицо дрожащей ладонью.
