Ох уж эти бочки! Весь вчерашний вечер Иван после работы выкапывал ямы, чертыхаясь и проклиная день и час рождения первого бондаря (ведь родился же он когда-то!). Зато теперь все было готово, и даже кое-где отсыпаны мелким гравием «берега».

Ольга отерла пот со лба и присела под яблоней.

Дни в Родниках неслись один за другим с какой-то просто фантастической скоростью и были заполнены трудами от зари до зари. Ольга как с цепи сорвалась — словно наверстывала то, что упускала годы и годы.

Она любила цветы. Не букеты к праздникам или дням рождения. Душа ее пела, когда она сажала семечко в землю. Вот первый росточек ткнется вверх, еще такой крошечный, но такой плотный сильный крепыш — он раздвигает черноту земли, наращивая бока. Затем стрелка новой жизни поднимается над краем горшка, еще неделя — и все, только следи, чтобы кошка не изгрызла…

Но то горшок. А тут — сад! И нужно успеть подсадить все, что еще успеет обернуться кустом и выбросить роскошный цветок!

— Тебе бы в Мичурины… — непонятно говаривала бабка, когда маленькая Оля приезжала погостить к ней в деревню и целыми днями возилась в одуванчиках и на грядках, вместо того чтобы бегать с соседскими девчонками или загорать на пруду.

В Мичурины Оля не пошла, но даже в тесной квартирке в Ясеневе умудрялась выращивать не меньше десятка сортов узумбарских фиалок, а на балконе — огурцы. Они цвели красивыми желтыми цветками, и соседки все удивлялись. Сначала они пытались угадать, что за растение, да все мимо попадали, а потом не могли понять: как так — у них не цветет, а у Ольги цветет.

И вот теперь, в Родниках, все ее время было заполнено обустройством сада, хлопотами по хозяйству ну и, конечно, керамикой.

Ольга Рукавишникова окликнула Наташу и Милу, возившихся в цветнике, — они обсаживали анютиными глазками земляной домик крота.

— Девочки, ау! Бочка готова! Ната, что делаем дальше?

Вопросы, вопросы… И все безотлагательные. Когда они жили в Ясеневе, таких вопросов было куда меньше. Вот кран потек: «Вань, посмотришь?» Или посерьезнее: «Сходишь на родительское собрание?», «Грачи прилетели — наверное, пора мыть окна?»…

— Мам, все ведь написано. Черным по белому. Мила, дай маме журнал!

Девчонки плюхнулись рядом с матерью на траву.

— Я знаю, что черным по белому. У меня руки грязнее. Ты уж прочти, дочь, сделай милость.

Она хотела еще прибавить «сделай такое одолжение», но вовремя остановилась. Ее раздражение и так несколько раз прорывалось наружу, и дети его чувствовали — Ольга уже ловила на себе их удивленные взгляды.

Наверное, она просто-напросто устала. Да и было от чего.

Сегодня с утра она успела закрыть четырнадцать банок варенья из садовой земляники. Ягода небольшими вкраплениями усеяла весь участок, словно это был лес, а не обжитое людьми пространство. Еще она успела замочить глину для дымковской игрушки, а после обеда обработать кусты смородины и высадить в цветнике рассаду.

Вчера она с дочерьми устраивала садик приправ и лекарственных трав на солнечной лужайке возле колодца. Ей ужасно не хотелось, чтобы их огород вытянулся вдоль забора привычными унылыми грядками. Ведь и овощи, и петрушка с укропом необычайно красивы — а вглядеться, так и просто волшебно красивы. Надо только правильно все обустроить.

Поэтому и нарядные листья салата, и кудрявую петрушку, и базилик, и шалфей, и тимьян, лаванду и фенхель они посадили не просто так, а чередуя в шахматном порядке с обыкновенной тротуарной плиткой.

А к вечеру у Ольги едва достало сил добрести до кровати. Уж на что старательно кряхтел вчера Иван, показывая, как он устал после рытья прудиков, но Ольга его не пожалела. Вполуха послушала виртуозные стоны и сетования и провалилась в сон, а с утра — снова за труды.

Наташа внимательно посмотрела на мать и, угадав ее настроение, попыталась развлечь.

— Ладно, — торжественно сказала она. — Так и быть, прочту еще раз. Слушайте же все. И не говорите, что не слышали!

Наташа отвесила поклон, по-балетному отставила ногу и прочла, держа журнал на отлете — так, ей казалось, держали грамоты глашатаи на рыцарских турнирах:

— «Пруд в бочке! Ничто так не оживляет сад, как водоем, даже самый небольшой, например во врытой в землю бочке. На дно бочки кладут два кирпича и ставят емкость, в которую сажают водные растения. Здесь будет расти и каждый год цвести даже нимфея…»

— Нимфея? — удивилась Мила. — Никогда не слышала. Наверное, ее цветки любят нимфы? — Не получив ответа сразу, Мила тут же переключилась на другой, более прозаический предмет: — А как же два кирпича? У нас нет кирпичей! А надо десять!

Мать только плечами пожала. Заменить камнями, и все. Но Мила так не думала. Как оказалось, для нее тоже много значило «черным по белому». Оглянувшись по сторонам, Мила тут же нашла выход:

— Кирпичи можно взять за забором — там целая куча рассыпана!

— Можно взять? — переспросила Наташа.

Ей было уже четырнадцать, и она, в отличие от младшей сестры, не была склонна к импульсивным решениям.

— Целая куча! Сама посмотри!

— То есть можно украсть? Это же чьи-то кирпичи! А что, если соседи заметят? — последовательно развивала мысль Наташа.

— Какая ты, Наташка, вредная!

— Почему я вредная? Я тебе по-человечески подсказываю. Ты же пойдешь днем, и тебя сразу заметят. А надо ночью. И чтобы у соседей ветер выл в трубе. Им неохота будет из постелей вылезать, и ты спокойно все украдешь.

— Что «все»? Я тебя побью сейчас…

— Все, что плохо лежит, конечно. Зачем оно соседям?

Мила набросилась на сестру, и на какое-то время сад Рукавишниковых наполнился топотом и воплями неопределенного содержания. Ольга от души хохотала и тоже бегала, спасая от ног дочерей посадки, а самих дочерей — от падения в зияющие ямы будущих прудиков.

Наконец, когда Ольга устала таким образом развлекаться, она клятвенно заверила, что попросит или купит у соседей эти злосчастные кирпичи. Дети угомонились, и Наташа, еще толком не отдышавшись, дочитала:

— «Прудик-бочка может стать любимым местом птиц, они будут прилетать сюда по вечерам и плескаться в воде, сидя на листьях нимфеи или на жердочке-мостке, если вы не поленитесь ее укрепить. Время от времени бочку придется чистить, а чтобы освободиться от личинок комаров, хорошо посадить в нее парочку золотых рыбок».

— Здорово! Значит, у нас будет своя золотая рыбка! Или десять! Да, мама? — обрадовалась Мила.

— Ну, не знаю… — нерешительно ответила Ольга. — Ведь у нас Липси… Для кошки это будет искушением. И для котов. Думаю, они вот-вот начнут к ней заглядывать — знакомиться. Да и зачем от комаров обязательно золотую рыбку?

— Милка желания хочет загадывать! И чтобы с неводом — как в «Рыбаке и рыбке», — сказала Наташа, смеясь. — Только лучше уж щуку, чтобы все исполнялось по ее велению. Здесь у нас не очень похоже на море… Но лучше ничего такого не заводить! Приедет братец кролик, то есть братец Кириллик, и обязательно потребует от нее чего-то вроде: «И будь у меня на посылках». И тогда все — прости-прощай: и дом наш, и мамина мастерская, и Родники вообще… Все сгинет. И останемся мы у разбитого корыта.

— Почему же у разбитого? — удивилась Ольга. — Мы в Ясеневе окажемся. И забудем все. Как и не было ничего.

— Ни-че-го?! — повторила за матерью шестилетняя Мила. — Ни заповедника, ни деток бизоньих, ни кабанов в дремучем лесу, ни колодца этого?..

Мила призадумалась. Перспектива вот так вот разом взять и потерять столько чудесных вещей ее совсем не радовала. Может, и в самом деле не стоит заводить золотую рыбку?

— Нет, Наташка! Опять воду мутишь! — спохватилась Мила. — Это же будет простая золотая рыбка, не волшебная. И все, что у нас есть, не от нее, а от чудо-дерева, где мы желания загадывали, когда ничего еще не было. Поэтому ничего и не исчезнет. И мы еще много чего назагадываем. Правда, мама?

Ольга нежно погладила младшую дочь по руке.

— Ну-ну, по-моему, наша жизнь и без того заполнена всякими чудесностями. Я бы сказала, даже перезаполнена. Чего доброго, скоро мы и сами начнем потихоньку превращаться в чудищ заморских. Или в кого-нибудь попроще. Представляешь, приходит наш папа с работы, а вместо любимой жены — спящая красавица. А вместо дочерей — царевны-лягушки! Он подумает: та-а-ак, как же их вылечить? Не знаю такой эпидемии. Придется звонить по 03!