Секундой позже явился массивный лохматый Крок, а за ним – перепуганная медицинская служба. Элибер с негодованием посмотрела на охрану – проклятые, мерзкие, кровожадные жуки! – потом обвела взглядом помещение.

Все вокруг было забрызгано кровью. Боже мой, сколько её здесь было! Казалось, что воздух пропитался насквозь её тяжелым соленым запахом. Элибер наклонилась к Джеку. Его руки были скользкими от крови и абсолютно холодными, он был в сознании – веки то и дело подрагивали, и глаза блестели сквозь ресницы естественным и болезненным блеском.

Видеть Джека в кровати для тяжелобольных было ничуть не лучше, чем стоять у наглухо закрытых дверей операционной. Элибер тяжело вздохнула. Только горячее, воспаленное лицо Шторма было свободно от бинтов. Лихорадка красно-синими пятнами горячила щеки. Тело Джека было похоже на кокон шелковичного червя, лежащий среди паутины проводов медицинского оборудования. Он лежал совершенно неподвижно, даже грудь не поднималась от дыхания... хотя в холодном сне этого и не должно было быть. Вандовер Баластер следовал за Элибер молчаливой тенью, но она решила не обращать никакого внимания на его присутствие.

– Еще чуть-чуть, и Джек был бы мертв, а этот кретин радуется, видя, как я мучаюсь, – с горечью подумала она.

Вандовер подошел ближе и положил руку ей на плечо. Элибер непроизвольно дернулась.

– Из-за полученных повреждений, – вкрадчиво сказал министр, – Шторму придется побыть под наблюдением в течение двух недель. Доктора попросили меня сообщить вам об этом.

Кажется, Баластер давно привык быть плохим вестником, и это совсем не печалило его.

– Сколько это нужно будет для сохранения здоровья, – бесстрастным голосом ответила Элибер. Баластер постоял рядом с ней еще какое-то время и, не найдя, что сказать, повернулся и вышел. На глаза Элибер накатились слезы и мелким осенним дождичком закапали на лицо. Шторму все-таки имплантировали его память, и сейчас Элибер очень хотела разделить с ним щемящую радость этой долгожданной победы, но слезы капали и капали, и какие-то странные мысли мелькали в голове: а что, если человек, которого она так любит, проснется совершенно другим?

К тому же, её очень беспокоило то, что лента с записью памяти Джека осталась в руках их сомнительных союзников, – да какое союзников! – попросту заклятых врагов. Вроде бы, император выполнил свое обещание и вернул Шторму все его воспоминания, но кто знает, что будет дальше?

Он опять был молодым, веселым и жаждущим жизни, хотя внутри него все заледенело. Создавалось впечатление, что его охладили всего целиком. Впрочем, это было почти невероятно – вряд ли армия пойдет на риск и погрузит в холодный сон молодого, совсем ещё необстрелянного рекрута... это слишком дорогое удовольствие.

Да, он попался на удочку, и теперь над ним нависал, как какое-то огромное веретено, неопознанный космический объект.

– Без бронекостюма нет солдата. А если кто-то из вас сейчас не расслышал этих слов, так мы повторим их вам еще две тысячи раз! Все вы прошли курс начальной военной подготовки, но это еще далеко не все. Только лучшим позволено носить боевое оружие, а вы... вы совсем не кажетесь мне лучшими. Не так ли?

– Нет, сэр.

– Погодите! Я выжму из вас все, что возможно, и те, кто пройдет мою науку, окажутся действительно лучшими! Конечно, я делаю это совсем не потому, что лично вы мне нравитесь, просто – это моя работа – отбирать в рыцари самых лучших. А когда вы станете достойны носить оружие, вы не найдете на этих лужайках никого, кто лучше меня сможет объяснить вам, что вы достигли своей цели, и научить вас не зависеть от собственного скафандра, а управляться с ним, дружить со своим костюмом, как с человеком, есть и спать в нем, чинить все возникающие поломки. Вы меня поняли, парни?

– Да, сэр!

А еще... Наконец-таки Джек мог вспомнить это отчетливо и ясно... еще у него была мать. Каштановые волосы, бледно-рыжие, почти незаметные веснушки, синие глаза, смотрящие через залитое солнечным светом поле.

“До свидания!” – крикнул он ей и скрылся за рощицей шумящих на ветру деревьев.

Да, теперь он помнил все. Он победил свои собственные немощи и обуздал бронескафандр, потом – попал на Милос. Тракианские пески поглотили его . родную планету Дорманд Стэнд и еще – полдюжины планет Доминиона. Останки его матери теперь покрывает сыпучий безжизненный тракианский песок. Кто оплакал её смерть? Никто... даже он, Джек, мог сделать это только сейчас.

Он хотел заплакать, но внутри него было так много холода, что слезы замерзали, так и не дойдя до глаз.

Пепис оторвал взгляд от информационного экрана. Его рыжие волосы плавали в облаке излучаемого его собственным организмом электричества, как яркие солнечные протуберанцы. Он нажал на клавишу и выключил компьютер, увидев, что Вандовер Баластер нервно мнется у дверей.

– В чем дело? – недовольным голосом спросил император.

Вандовер посмотрел на темный, только что отключенный экран:

– Из госпиталя сообщили, что передача записи памяти в мозг Шторма вот-вот закончится.

– Так быстро! – Пепис положил на стол карандаш с золотым набалдашником.

Баластер даже сжал кулаки – он совсем не хотел показывать императору свои эмоции.

– Эта процедура длилась целых двенадцать дней.

Император крутанул вертящееся кресло. И без того худой, за последнее время он здорово состарился и стал как бы усыхать. Жаркое солнце Мальтена никогда не покрывало его кожу загаром, только веснушки – яркие, рыжие, кричащие – усыпали нос и щеки каждую новую весну. Осторожные зеленые глаза остановились на Баластере:

– Ну и что мы будем иметь, когда он очнется? Это будет наш послушный инструмент или опасная бомба замедленного действия?

Министр наклонил голову. Он бы отдал черту свою душу, чтобы хоть краешком глаза заглянуть в те сообщения, которые всего минуту назад мелькали на голубом пространстве экрана, теперь черного и безжизненного. Но Пепис никого не допускал к этой информации. Что же – ведь именно контроль за централизованной информационной системой помогал императору удерживать власть на всех планетах Триадского Трона и держать первенство в мирах Доминиона. Рериг, который сидел на троне до Пеписа, тоже отлично управлялся с этим, но нынешний император был воистину виртуозом. Вандовер подавил клокочущую в сердце злость:

– Я думаю, мой император, что у вас будет отличная машина для войны.

– Так ли это? – Пепис покачал ногой в кожаном

домашнем шлепанце. – Последнее время нам приходится довольствоваться одними надеждами. А где Элибер?

– О, Элибер насторожена. – Лицо Вандовера сделалось озлобленным и ожесточенным, и Его Величество сразу же заметил это:

– Ну, она все-таки женщина! – сказал император негромко и насмешливо, потом замолчал, прислушиваясь к еле слышным шагам в коридоре. Все, что Баластер думал о подруге Шторма, Пепис понимал едва ли не лучше самого министра. – Если наш план сработал, – он потянулся и откинулся на спинку кресла, – значит, мой трон спасен.

– Насколько я понимаю, – кашлянул министр, – леди Элибер потеряла для нас ценность.

– О! – теперь уже довольно громко хихикнул император. – Она будет нам нужна столько же, сколько будет нужен Джек.

Вандовер недовольно поморщился:

– Но вы ведь сможете сказать ему, что выслали Элибер за пределы города в целях её же безопасности. В конце-то концов, Мальтен окружен уокерами, а наши отряды контролируют только небольшие лазейки для доставки продовольствия.

Пепис зажмурился и расхохотался как мальчишка:

– А я бы на месте Джека нам не поверил!

– Но вы же его император!

– У свободного человека не бывает императоров, – махнул рукой Пепис. – А Элибер и есть та единственная заложница, которая может удержать Шторма во дворце. – Пепис ласково погладил провода, соединяющие между собой разные компьютеры коммуникационной сети. – Она ваша, Вандовер, но только тогда, когда Джека не будет на планете. Но что бы вы с ней ни сделали, я не хочу, чтобы при этом оставались следы, ведущие к нам обоим. Ясно?