Особого удовольствия от душа я не получил, так как милые гости выдернули из гнезд прут, на котором висела занавеска для ванной, а также выломали перекладины для полотенец. Иногда такие перекладины делают из металлических трубок, и находятся умники, которые прячут туда всякую всячину. Никогда не мог их понять. Намаешься, пока достанешь припрятанное, а ворюге или «фараону» достаточно вышибить их у стены.

Итак, занавески не было, я стоял под душем, вода лилась на пол, и намокал ворох белья на полу, но мне было до лампочки. Пропади оно все пропадом — и испачканное белье, и залитый пол, и разгромленная квартира! Я не мог здесь больше жить, даже если бы и хотел. Но теперь я уже не хотел. К чертям собачьим!

Выйдя из ванной, я раскидал ногой кучу вываленных из шкафа тряпок и нашел пару полотенец, натянул приготовленную заранее чистую одежду и с удовольствием сунул ноги в плетеные мокасины. Потом открыл чемодан и положил в него бритву, зубную щетку, пузырек с таблетками от сенной лихорадки (хотя эта вещь явно не по сезону) и брелок из заячьей лапы, который я давно считал потерянным. Заячья лапа, должно быть, завалялась в тумбочке, и мои визитеры выгребли ее из ящика вместе с другим хламом. От этих подонков одни неприятности, сказал я себе, но, подумав, переложил заячью лапу в карман, затем снова подумал и прикрепил ее к связке отмычек. Не знаю, как на взгляд охотника, добывшего этого зайца, но мне лично лапа всегда приносила удачу. Видит Бог, в эти черные дни мне нужна подмога, ох, как нужна!

Кажется, все. Я оглядел напоследок комнату, оглядел машинально, не рассчитывая увидеть что-либо полезное. Поднял телефонную трубку. Интересно, телефон прослушивается? Вряд ли. Но кому звонить? Я разыскал телефонную книгу, она тоже была растерзана, как и все остальные книги, и раскрыл ее на "К": «Кристофер, Элейн» в книге не значилась. Было правда, несколько строчек «Кристофер, Э.», но никто из них не жил на Бэнк-стрит. Почему женщина дает или не дает свой номер в справочник — это одна из мировых загадок, незачем ломать над ней голову. С этой мыслью я подхватил чемодан, вырубил в квартире электричество, вышел на площадку и... нос к носу столкнулся с миссис Хеш.

На ней была надета какая-то хламида с поблекшими цветами. На ногах парусиновые тапочки; седые волосы зачесаны кверху и собраны в пучок, а изо рта торчала сигарета без фильтра, но с сантиметровым пеплом на конце. Я видел миссис Хеш в этом или подобном затрапезном виде, я видел ее разодетой в пух и прах, но я не видел ее без замусоленной сигареты в правом углу большого рта. Даже разговаривала она, не вынимая сигарету изо рта, и я не убежден, что она вынимала ее, когда ела.

— Мистер Роденбарр, мне показалось, что вы в квартире ходите. То есть я хочу сказать, что слышала чьи-то шаги. Я не думала, что это именно вы.

— Угу, это я.

— Вижу. — Ее маленькие быстрые глазки скользнули по чемодану. — Уезжаете? Нет, я вас не осуждаю. Слышала, вы попали в неприятности, да? Сколько лет мы прожили дверь в дверь, и кто бы мог подумать, что такой приятный молодой человек — и вдруг вор-взломщик. Но вы ведь никого из соседей... м-м... не тронули, да?

— Конечно, нет.

— Вот и я говорю. Но вы же знаете, какой народ в этом доме. Особенно женщины, есть просто ненормальные. Послушали бы, что они говорят внизу, в так называемой прачечной. Вот одна, язык без костей, болтает и болтает, как заезженная пластинка. «Мне, — говорит, — теперь в собственной постели страшно!» А я ей: "Герта, — говорю, — напрасно пугаешься. Ты в любой постели можешь спать спокойно. Разве мистер Роденбарр кого-нибудь обидел, — говорю, — кого-нибудь в этом доме ограбил? А что он делает на Восточной стороне, у этих богатых момзеров, — тебе-то что? Но вы знаете, какой народ в этом доме. Ему как об стенку горох! — С ее сигареты упал пепел. — Ой, чего это мы стоим здесь? — сказала она, понизив голос. — Зайдите ко мне. У меня как раз кофе на плите.

— Я, собственно говоря, спешу, миссис Хеш.

— Да ладно вам! Для чашечки кофе всегда есть время. С каких это пор вы спешите? — Я плелся за ней в ее квартиру, как загипнотизированный. Она налила мне чашку действительно отличного кофе. Я пил его маленькими глотками, а она, сменив окурок во рту целой сигаретой, принялась рассказывать, какой хай подняли в доме, как приходила и уходила полиция и как в мою квартиру нагрянули еще какие-то люди.

— Сама я их не видела, но что они сделали с вашей квартирой — видела. Дверь-то они открытой оставили. Джордж только вчера днем приделал замок. Нагадили, как звери, только звери так не гадят, да! Это полицейские были?

— Не думаю, что полицейские.

— И вы знаете кто?

— Не знаю, но очень хотел бы узнать. Так вы их не видели?

— Я даже не знаю, когда они были. Вроде бы я должна была услышать — такой кавардак устроили! Но у меня ящик был включен, а он орет как оглашенный... Значит, вы не знаете этих субчиков, да? Может, они связаны с тем человеком, которого вы убили?

— Я никого не убивал, миссис Хеш.

Она задумчиво кивнула. По выражению ее лица нельзя было понять, верит она мне или нет.

— Я могу допустить, что вы взломщик, — сказала она медленно, — но чтобы убить... Как говорится, это две большие разницы. Так я и сказала полицейскому, который меня допрашивал.

— Вас допрашивали?

— Они весь дом допрашивали. Но я им ничего не сказала. Терпеть не могу полицейских! Когда изнасиловали мою племянницу Глорию, единственное, что они сделали, это назадавали ей глупых вопросов. Я сказала, что вы очень приличный молодой человек, что вы и мухи не обидите. С ними вообще нечего разговаривать. Но знаете, что он сказал мне, этот полицейский? Сказал, что когда вы наткнулись на этого Флэксфорда — правильно я говорю, Флэксфорда?

— Да, его зовут Флэксфорд.

— Он сказал, что когда Флэксфорд обнаружил вас, вы запаниковали. Но я подумала и решила, что вы не могли кого-то вот так взять и убить в панике. Вы ведь не убивали, мистер Роденбарр?

— Не убивал, миссис Хеш. Больше того: я сам хочу узнать, кто это сделал.

— Ну, если вы так говорите... — протянула она, по-прежнему не вынося суждения по щекотливому предмету. — Хотя, по правде говоря, мне-то что, вы или не вы. Так им и надо, этим момзерам на Восточной стороне, вот что я вам скажу. Как, хороший кофе?

— Лучше не бывает.

— По кофе я большой спец. Знаете, что главное? Не спешить, когда его готовишь. Поспешишь — пьешь помои. Я не спросила, может быть, вы голодны? Хотите булочку с корицей?

— Спасибо, миссис Хеш, я только что завтракал.

— Все равно присядьте. Куда вам спешить? Я вам налью еще чашечку. От чашечки не умирают. Сядьте!

Я сел.

— Так, значит, вы взломщик... Не обидитесь, если я задам личный вопрос, нет? И это дает приличный заработок?

— Мне хватает.

— Так я и сказала этой, как ее, из 11-Е. Такой приятный молодой мужчина, говорю, всегда чисто выбрит и хорошо одевается; проходит мимо, обязательно улыбнется и скажет доброе слово... Если такой, говорю, не работает, значит, где-то еще деньги добывает. Но вы знаете, какой народ в этом доме. Как об стенку горох! А эта Герта уши прожужжала, как ей страшно в собственной постели. Такой уж народ в этом доме, скажу я вам, мистер Роденбарр...

Всякий, кто останавливается в «Камберленде», тащит с собой либо чемодан, либо девицу. Я выделялся среди прочих лишь тем, что тащил и то, и другое. Правда, чемодан выглядел весьма сомнительно, но ведь и спутница тоже была сомнительная. На ней были джинсы в обтяжку и ярко-зеленый свитер на размер меньше ее собственного, причем надетый на голое тело. Вдобавок Элли взъерошила волосы, густо намазала губы темно-вишневой помадой и наложила полфунта теней на глаза. Словом, заправская дешевка, и только.

Портье окинул ее оценивающим взглядом, а я заполнил регистрационную карточку. Запись «Мистер и миссис Бен Г. Ропер из Канзас-сити» смотрелась бы куда убедительнее, если бы на багаже у меня стояла моя монограмма. Я отдал портье карточку и две десятки, и пока он искал сдачу, Элли незаметно положила на стойку конверт. Он отсчитал мне шесть долларов и сорок четыре цента, потом заметил конверт с напечатанным на нем именем — «В. Брил» и удивился. «Откуда это?» — спросил он.