— Ты абсолютно прав, — сказал я, вошел в прихожую и закрыл за собой дверь. Потом повернул ручку, задвинув ригель в запорную коробку.

В квартире ничего не изменилось. Если допустить причастность к этому делу Майкла Дебю, то сюда он прислал гораздо более деликатную публику, нежели команда громил, орудовавшая у меня. Посещение квартиры Флэксфорда было санкционировано и отражено в официальных документах, тогда как налет на мое жилище был частной и никому не ведомой инициативой. В результате книги, принадлежавшие Флэксфорду, по-прежнему стояли на полках, а его одежда висела и лежала в шкафах. Никто не вспарывал мягкую мебель, не отворачивал ковры, не сбрасывал картины со стен.

Какая чудовищная несправедливость! Флэксфорд, отправившийся в те места, что уготованы шантажистам и мошенникам, теперь уже никогда не раскроет эти книги, не наденет эти пиджаки, вообще не войдет в эти комнаты, где все в ажуре и словно бы ждет его прихода. Со мной же обращаются, как с последним преступником. Даже вход в собственный дом мне заказан.

Я попытался отделаться от неприятных мыслей и сосредоточиться на поисках. Начал я со спальни. Линии, прочерченные на ковре (каком, я так и не понял), указывали на положение тела. Флэксфорд лежал слева у изножья кровати; его раскинутые ноги почти доставали до двери. Там, где была голова, виднелись темно-багровые пятна. Такие же пятна были и на разобранной постели.

— Это кровь? — спросил я. Рэй кивнул. — Но кровь вроде бы красная.

— Темнеет, когда подсохнет.

— Да-да. Когда его ударили, он, наверное, упал на постель, а потом сполз на пол.

— Похоже на то.

— В газетах писали, его убили тяжелой пепельницей. Интересно, где она?

— А разве не лампой? Ты уверен насчет пепельницы?

— Так в газетах было.

— Много они знают, которые в газетах. В любом разе ее уже арестовали. Орудие убийства просто так не должно валяться. Орудие убийства — его в лаборатории вдоль и поперек прощупывают, сотню раз фотографируют, а после — под замок. — Рэй откашлялся. — Ежели оно и было бы тут, это орудие, я бы не дал тебе даже притронуться к нему. Вещественные доказательства, Берни, должны быть в целости и сохранности.

— Да нет, я просто поинтересовался, куда она делась, эта пепельница?

— И я просто так, для твоего сведения.

Обойдя кровать, я подошел к тому месту на стене, где в тяжелой золоченой раме висела писанная маслом картина, изображающая полуразрушенный амбар. Я понимал, что если за картиной есть тайник, то с момента убийства его обшарила по меньше мере добрая дюжина гавриков. И тем не менее я легонько ее сдвинул. Под картиной была голая стена.

— Странно! — сказал я. — По-моему, у него должен быть сейф. Такие люди, как он, часто держат деньги дома. Или просто они валяются где попало.

— Какие деньги, Берни? Все, что имел, он вкладывал в театральные дела. А с театров какой навар? Единственный доход — с продажи билетов. Но кто же кассу ночью домой тащит? Ее прямехонько в банк, в ночной депозитарий. Кроме того, он все больше с мелкими труппами имел дело. От них вообще одни убытки.

«Стоит ли заводить об этом речь!» — подумал я и тут же сказал:

— Он с разным народом сталкивался. Якшался и с уголовным элементом, и с большими политиками знакомство водил. Он был чем-то вроде посредника между махинаторами, вдобавок не брезгал вымогательством и шантажом.

— Я думал, ты не был с ним знаком.

— Я и не был знаком.

— Тогда откуда тебе все это известно?

— Оттуда. А разве в вашем Управлении нет на него досье? На человека, ведущего двойную жизнь, всегда есть досье. Ничего об этом не слышал?

— Нет, не слышал. Да вряд ли кто и заглядывал в картотеки. Убийца нам известен, на кой хрен забивать себе голову? И без того дело верняк.

— Угу, верняк, — тупо повторил я.

— Послушай, Берни, если бы ты сказал, что мы ищем?..

— Мы ничего не ищем. Это я ищу.

— Что?

— Сам узнаю, когда найду.

— А вдруг я найду?

Я ничего не ответил и осторожно переступил через линии на ковре, словно там еще лежало мертвое тело или по крайней мере витал дух погибшего. Выйдя из спальни, я прошел по коридору и заглянул в ванную комнату. Она была непомерно велика для сравнительно небольшой квартиры. Это позволило предположить, что с течением времени просторные помещения каждого этажа были поделены на маленькие для удобства сдачи жильцам. Сама ванна была как реликт минувшей эпохи — массивная, на четырех гнутых ножках, она представляла собой разительный контраст с модерновыми умывальником и туалетом. Я включил кран над раковиной, спустил воду из бачка и огляделся. Подняв брови, Рэй таращил на меня глаза.

— Просто вспоминаю, как это было, — пояснил я. — Если б Лорен не повернул не в ту сторону после того, как спустил за собой, мы бы все трое благополучно смылись.

— Факт. И неизвестно, сколько времени покойник тут пролежал бы до того, как его хватились.

— Да уж несколько дней точно.

— И ты бы сухим из воды вышел... Чего смотришь?

Я постоял на пороге ванной еще с полминуты, еще раз посмотрел в сторону спальни и пошел в гостиную. Может, заглянуть в платяной шкаф? Нет, не в его духе мастерить там тайник.

Оставалось бюро.

Я подошел к нему и начал обстукивать со всех сторон. Дарла Сандоваль видела, что Флэксфорд вытащил шкатулку из ящика и положил ее туда обратно после того, как продемонстрировал содержимое. Между моментом убийства и моим приходом бюро, видимо, не отпирали. Да, я уже обыскивал его, но в старой мебели полным-полно секретных ящичков, отделений, полочек. Мне с самого начала было сказано искать в бюро, этим я и занимался, когда нагрянули Рэй и Лорен, этим я собирался заняться еще раз сейчас.

Достав отмычки, я сказал Рэю:

— Присядь, мне тут потребуется некоторое время.

Мне потребовался почти час. Я поочередно выдвигал ящик за ящиком, осматривал со всех сторон, перевертывал вверх дном и чуть ли не выворачивал наизнанку. Потом я поднял крышку и, покопавшись внутри, нашел больше секретных отделений, чем рекламных надписей на коробке с «корнфлексом». Все они были пусты за исключением одного. В этом отделении я наткнулся на стопку сохранившихся с викторианских времен порнографических брошюр, в свое время, очевидно, припрятанных каким-нибудь любителем викторианской клубнички. Несколько брошюрок я отдал Рэю, который уже жаловался, что на книжных полках у Флэксфорда нет ничего более занимательного, чем «Становление Голландской республики» Джона Л. Мотли в двух томах.

— Это уже кое-что! — сказал он. — Но могли бы человеческим языком написать, что он делает с этой бабой. А то пока разберешься, всякий интерес пропадает.

Что до меня, то я приступил к хирургическому вскрытию бюро — начал вынимать из тумб внутренние панели. Мне было жаль портить вещь, я знал, что ни за что не поставлю панели назад как следует, но не настолько, чтобы проливать слезы. Наконец я понял, что дальнейшие поиски не имеют смысла. Может быть, в бюро и остались не исследованные мной уголки, но класть туда что-либо — дело хлопотное до невозможности.

Я с ненавистью смотрел на старую развалюху, и мне хотелось вымыть руки. Я представил себе текущую воду, и меня сразу же потянуло в туалет. Изображая там Ниагарский водопад, я разглядывал выложенный плитками пол в ванной. Плитка была старинная, кафельная, размером дюйм на дюйм, в основном белая, но кое-где и бледно-голубая, образующая некий геометрический узор. Внезапно я поймал себя на том, что у меня вот-вот поедет крыша. Я спустил воду, сполоснул руки и за неимением полотенца вытер их о синие форменные штаны. Потом я вытащил дубинку и энергично хлопнул ею по ладони.

Выйдя из ванной, я повернул не направо, а, следуя маршруту Лорена, налево, в спальню. Там я быстро обыскал платяной шкаф. Как и следовало ожидать, там ничего не было, кроме одежды. Я уже собирался уйти, как вдруг краешком глаза заметил какой-то клочок, застрявший между спинкой кровати и стеной. Опустившись на одно колено, я внимательно осмотрел находку, поразмышлял, и то, к каким выводам я пришел, совпадало с некоторыми моими догадками. Не притронувшись к клочку, я пошел в гостиную.