Дорогой братья Хабаровы вели нескончаемые разговоры, обсуждали планы на будущее. Ерофей Павлович в который раз пересказывал брату слова и напутствия Андрея Фёдоровича Палицына.

   — Он бывалый человек. Зряшные советы давать не станет, — говорил брату Ерофей Павлович, — подайтесь, говорит, на великую реку Лену. Край покуда не обжит. И неописуемо богат.

   — Предлагаешь последовать его совету?

   — А почему бы не податься на Лену? И ты со мной. Попробуем ещё сговориться с племянником Артюшкой. Чем не ватага?

   — Но ты, Ерофей, семейный человек. О жене Василисе, о детках подумал?

   — Василисушка видела, за кого шла. Я человек непоседливый. И не век же будет продолжаться наше житие на Лене. Думаю, года два-три, не более. А коли приживусь на Ленских берегах, возьму жёнку с малыми детьми к себе.

   — Согласится ли она в такую даль отправиться?

   — Почему бы не согласиться? Муж я ейный аль не муж?

Подобные разговоры продолжались до самого Великого Устюга. К концу пути Ерофей Павлович убедил себя, что должен отправиться на Лену. Смог убедить он и брата Никифора.

В Великом Устюге братья первым делом нанесли визит родителям. Одарили их подарками. Детворе привезли кулёк медовых пряников московской выпечки, матери узорчатый шерстяной платок, а Павлу Хабарову Библию, не рукописную, а печатную в кожаном переплёте с медными застёжками. Отец принял подарок, но восторга не выразил, а буркнул желчно:

   — Ну, вот... Поп я, что ли.

Из разговоров с родителями Ерофей Павлович понял, что отношения старых Хабаровых с невесткой не заладились. Василиса почти обособилась от мужниной родни и после какого-то недружелюбного разговора перестала посещать дом свёкра.

   — Гордячка твоя баба, — неодобрительно отозвался о ней старый Хабаров. — Не приемлю такое. Ну дай Бог с ней. Что далее намерен делать?

   — Решили с братом податься в Сибирь, на Лену-реку.

   — Где ж такая река протекает?

   — А считай, что на самом краю света.

   — И что тебе она втемяшилась в башку?

   — Ленский край богат пушным зверем и ещё плохо освоен. А пригодна ли тамошняя земля для выращивания хлебов, овощей — это ещё надо проверить.

   — Ну, ну... — неопределённо проговорил Павел Хабаров.

Ерофей Павлович отправился к жене в пригородную слободу. Дочь Наталья узнала отца и бросилась ему навстречу с радостными возгласами. Маленький Андрей нахмурился, смутился и никак не решался подойти к отцу.

Хабаров осторожно обнял жену, из-за беременности она заметно располнела.

   — Молодец ты, Василисушка, — сказал поощрительно Ерофей Павлович и ласково похлопал её по вздувшемуся животу. — Кого бы хотела, жёнушка, на этот раз?

   — Кого Бог пошлёт... — уклончиво ответила жена.

Василиса принялась накрывать на стол, не прерывая беседы с мужем.

   — Что надумал, Ерофеюшка? Снова хочешь в дальние земли податься?

   — Долго думал, да вот и надумал... На промысел хочу отправиться.

   — Опять на край земли?

   — Можно и так сказать. На великую реку Лену.

   — Не слышала о такой. И надолго?

   — Это уж как Бог позволит. Думаю, годика на три.

   — Опять разлука долгая.

   — Знала, за кого выходила. За промысловика и непоседу.

   — Ей-богу, не знала. Теперь послушай, что я тебе скажу.

   — Говори, слушаю.

   — Как ни тяжело об этом говорить, но не сложились мои отношения с твоей роднёй. Сожалею, отец твой ни разу не соизволил наведаться. Не то что меня — а я ведь невесткой ему прихожусь, всё-таки, женой его старшего сына, — но даже внучат проведать. Раза два пыталась навестить его сама. Встретил меня твой батюшка неприветливо, как нахохлившийся сыч, вот я и перестала бывать у твоих.

   — Не обижайся на старика. У него свои причуды, но и ты баба с норовом. Видишь, обиделся, что не поселилась у него в доме.

   — Когда собираешься в путь, Ерофеюшка?

   — Когда вскроются реки и закончится ледоход.

   — Вот тогда и меня с детками малыми возьмёшь с собой до Соли Вычегодской. Хочу переехать к моим родным. В случае какой нужды они в беде не оставят.

   — Я же тебе дом в слободе купил. Денег не пожалел. Разве плох дом?

   — Нашла я надёжного человека, он служит приказчиком у одного сольвычегодского купца и согласен обменять свой дом в Соли Вычегодской на наш здешний дом. Видишь ли, тот купец хочет иметь своего человека в Устюге.

   — Твёрдо решилась на переезд, Василиса?

   — А что мне ещё остаётся делать? Другого такого случая не предвидится.

   — Воля твоя. Коли ты так привязана к тамошней родне...

   — Наверное, привязана...

   — А коли я приживусь в Сибири, заведу там хозяйство, освою угодья, поедешь ко мне?

   — Почему бы не поехать? Люди-то ведь и там живут.

   — И ради далёкой Сибири не пожалеешь покинуть родню сольвычегодскую?

   — Не пожалею, только был бы ты рядом, мой суженый. Бог скрепил нас узами священного брака. И Всевышнему угодно, чтобы мы жили вместе. Я бы тебе ещё много-много деток нарожала.

Ерофей Павлович потом сам удивился, как же он так легко согласился с намерениями жены возвратиться в Соль Вычегодскую. Близости Василисы с его роднёй никак не получилось, там же в своё время проживали родители жены, ныне уже покойные, а теперь обитали её многочисленные дядья и тётушки, двоюродные братья и сёстры, племянники. Намереваясь отправиться в дальнюю и, вероятно, многолетнюю поездку в Восточную Сибирь, Ерофей Павлович не стал препятствовать возвращению Василисы в родной город, теперь оно для него значения не имело.

Тем временем Хабаров старался убедить своих соратников пуститься с ним в дальний путь. Брат Никифор, хотя высказывал сомнения, дал своё согласие ещё по дороге из Москвы. Последние его сомнения рассеялись по прибытии в Великий Устюг, когда Никифор испытал на себе властный и крутой характер отца.

   — Еду с тобой, Ерофеюшка, хоть на край света, — сказал он брату, — не хочу быть в доме батюшки мальчиком на побегушках, терпеть его постоянные окрики. А с тобой, брат, у нас самые добрые отношения. Так ведь?

   — Тебе виднее, — сдержанно ответил Ерофей, который всегда щадил самолюбие младшего брата и относился к нему по-товарищески.

Вскоре братья Хабаровы смогли уговорить и племянника Артемия Петриловского. Он приходился семье Хабаровых близким родственником по женской линии.

Северная весна, как обычно, не спешила очистить реки от весеннего паводка. Тёплые солнечные дни сменялись ночными заморозками. Наконец-то послышался зычный треск и грохот ломающихся льдин. Начался весенний ледоход. На извилинах рек образовались ледяные заторы. Льдины громоздились одна на другу. Заторы постепенно разваливались. Крупные льдины превращались в мягкое крошево и исчезали в водоворотах. Наконец ледоход завершился. Последние крупные льдины устремлялись к низовьям Северной Двины, но они не доплывали до двинского устья, крошились и таяли в речной воде.

Ерофей Павлович собрал своих подвижников и сказал решительно:

   — Время. Выходим, други мои, в плавание.

   — Наняли большой и вместительный дощаник. Кроме вещей погрузили на него скарб семейства Ерофея и скотину. Плавание до Соли Вычегодской было непродолжительным и несложным. Стояла высокая весенняя вода, скрывавшая все отмели и перекаты.

Купеческий приказчик, прежний владелец дома, который теперь по обмену поступал в собственность Василисы, торжественно передал ей ключ. Дом был достаточно просторным, состоял из нескольких жилых помещений, имел обширную подклеть и ничем не уступал прежнему дому Хабаровых в Великом Устюге.

   — Владей, матушка, сим жилищем. Желаю тебе, чтоб в нём не переводилось богатство, — высокопарно произнёс приказчик, который, собрав все свои пожитки, в тот же день намеревался отправиться в Великий Устюг.

Василиса задумала справить новоселье и пригласить всю проживающую в городе родню. Таковой набиралось добрых два десятка человек. Ерофей Павлович не стал спорить с женой, хотя, по его мнению, расходы на угощение гостей были слишком велики. Отправляясь в дальний поход, Хабаров нуждался в деньгах, и в больших деньгах.