Но Гавриил Абрамович идет дальше. Многим медикам приходилось сталкиваться на практике с тяжкими последствиями заболеваний. Например, горб…

А Гавриил Абрамович начал лечить горбы бескровно, без операций.

Нет, я не могу, пока что не имею права об этом рассказывать — пусть прежде сам доктор Илизаров расскажет о своем новаторстве в специальных изданиях, пусть еще одна его победа будет вначале «закреплена» официально. Но я видел его пациентов до и после лечения. Это были разные люди. Гавриил Абрамович положил конец горьким, пришедшим из давних веков поговоркам, когда медицина была бессильна помочь человеку в несчастье.

…В апреле 1941 года ученые вскрыли гробницу Тамерлана в Самарканде. Останки грозного повелителя лежали в деревянном гробу из арчи. Каждому бросилось в глаза: одна нога была короче. Так подтвердились многочисленные легенды и исторические свидетельства о хромоте Тамерлана. Недаром современники называли его «железным хромцом».

Когда об этой истории знакомый журналист поведал Гавриилу Абрамовичу Илизарову, он, улыбаясь, сказал:

— Знаете, мой аппарат вылечил бы его.

Тимур в свое время собрал в Самарканде лекарей со всего света. Но те не смогли ему помочь, он так и умер хромым.

…Шесть лет назад, когда я поставил последнюю точку под очерком, мы расстались с Гавриилом Абрамовичем в двухэтажном здании Курганского госпиталя инвалидов Отечественной войны. Представляете, мы отпраздновали 25-летие победы над фашистской Германией, двадцать пять лет над страной чистое небо, а война все еще сурово напоминает о себе существованием хотя бы вот таких специализированных медицинских учреждений. Не только напоминает, но и властно требует от медиков их гуманной помощи. Ее оказывают ветеранам в разных уголках страны. И здесь, повторяю, неоценимое значение имеют новые методы лечения, предложенные Гавриилом Абрамовичем. Это легко представить хотя бы только потому, что сейчас травматологи-ортопеды составляют у нас в стране примерно половину врачей хирургических специальностей.

Шесть лет. И мало. И много. Мало в абсолютном временном измерении, много — по делам, которые отмечают этот короткий отрезок времени. Помните, заседание коллегии Министерства здравоохранения РСФСР в 1965 году? Тогда было сказано первое решительное «да». Тогда, на коллегии недаром ссылались на мировую статистику. А она — мрачнее темной ночи. Подумать только: каждый больной с несрастающимся переломом конечности переносит по три-четыре операции. Приходится прибегать к пересадке здоровой кости или (для дополнительной фиксации отломков) загонять в мозговой канал кости металлический стержень. А результат незначительный — всего лишь 40 процентов удачных исходов. Вот почему так много и горячо тогда на коллегии говорилось о том, чтобы метод Илизарова взять на вооружение хирургов. Тогда же Ученый совет Министерства здравоохранения республики поставил вопрос о том, чтобы присвоить хирургу кандидатскую степень без защиты диссертации, по совокупности опубликованных работ.

Но пройдет еще немало времени, прежде чем Г. А. Илизаров «остепенится». И вовсе не потому, что на сей раз ему кто-то препятствовал. Нет! Как всегда, его захлестнула работа. Из госпиталя он перешел в новое здание городской больницы. Но и там, учитывая масштабы его работ, Илизарову оказалось тесно. Не только потому, что поток (именно поток!) больных и писем очень возрос. Ведь больные-то поступают разные! Каждый требует пристального изучения истории болезни и еще более точного метода или способа лечения.

Вот больная Завадская. Ей всего двадцать шесть лет, но ее уже дважды оперировали в другом лечебном учреждении. Попытались удлинить ногу, но в процессе лечения образовался ложный сустав бедра — нога совсем вышла из строя. Теперь больная, и страшась и надеясь, ждет, что скажет ей курганский хирург. А он, скрывая сомнения, убежденно говорит:

— Вылечим. Будете скоро вовсю отплясывать…

На глазах Завадской слезы, она благодарно шепчет: «спасибо». А Гавриил Абрамович и дома, и в клинике думает над тем, как безболезненнее и лучше провести лечение. Конечно, он «поставил на ноги» Завадскую. Через восемьдесят дней она вышла из больницы: не стало ложного сустава и нога, удлиненная на пятнадцать сантиметров, сравнялась с другой.

Работа, работа. Некогда оглянуться на быстротекущее время. Некогда! По-прежнему в служебном кабинете и дома в рабочей комнате хирурга — макеты аппаратов, приспособлений к ним. Изобретатель неистощим в поиске. Вместе с модификациями аппаратов он разрабатывает новые методы лечения, советуется с коллегами, оперирует, консультирует. Он нетерпелив в поисках и нетерпим к малейшим упущениям персонала. Когда все продумано, когда больному наложили аппарат, Гавриил Абрамович, совершая утренние обходы, строжайше требует:

— Аппарат должен работать на стабильном режиме. Не допускайте никаких отклонений.

Илизаров продолжал совершенствовать свои методики, разрабатывал новые, пропагандировал их. Он выступал на съездах и конференциях, на совещаниях и симпозиумах. И все реже можно было дозвониться ему в Курган — он очень занят, его рабочий день загружен до предела.

— Готовлюсь к защите, — пояснил Гавриил Абрамович, показывая на груду различных сборников, в которых опубликованы его работы, на рукопись, еще не законченную.

— Но вам же должны присудить степень по совокупности работ?

— Н-нет, — покачал головой Гавриил Абрамович. — Я еще кое-что хочу систематизировать. Из последних работ.

На защиту он собирался, волнуясь: «Как-то там опять сложится?» И хотя ничего вслух не говорил, жена Валентина Алексеевна понимала его состояние, думала про себя, что, наверное, и на этот раз не обойдется все спокойно. Слово-то какое — защита! Но Гавриил Абрамович не таков, чтобы в случае чего капитулировать перед своими научными оппонентами.

— Все будет хорошо, — напутствовала Валентина Алексеевна, провожая мужа.

— Мне не привыкать волноваться, — как-то неопределенно, погруженный в свои мысли, отозвался Гавриил Абрамович.

В Пермь, где была назначена защита, он приехал ранним сентябрьским утром. С удовольствием прошелся до гостиницы пешком. После душного вокзала свежий воздух взбодрил, и Гавриил Абрамович, уточнив по телефону время предстоящей завтра защиты, решил еще раз просмотреть материалы. Он был бодр, и только сдержанность при встрече с коллегами выдавала его внутреннее волнение. Многих из них Илизаров знал, встречался с ними и в Свердловске, и в Ленинграде, и здесь, в Перми, во время представительных конференций травматологов и ортопедов. Особенно хорошо он знал профессора Свердловского медицинского института А. В. Чиненкова, который, когда Гавриил Абрамович делал только первые шаги, внимательно наблюдал всю эволюцию его метода, а теперь выступал оппонентом на защите диссертации. Впрочем, и другие ученые хорошо знали о достижениях Илизарова. Но одно дело, когда знакомишься с очередной статьей в научном журнале или сборнике, а по прошествии времени — с другой. И совсем иное впечатление, когда накопленный опыт обобщен за многие годы. Тогда он предстает перед изумленным слушателем этакой научной глыбой. И тогда невольно задумываешься: какова, собственно, цена достигнутому, какие новые главы вписал человек в развитие целого направления в хирургии?

Нечто подобное произошло и с членами Ученого совета института. Официальный оппонент А. В. Чиненков так сформулировал свое отношение к тому, чего достиг Илизаров:

— Все новое вызывает первое впечатление: «не может быть». Потом присмотришься, думаешь: «Здорово, удивительно». И третий период: «А так и должно быть». И все-таки привыкнуть к тому, что делает Гавриил Абрамович, пока нельзя. Все было у нас в хирургии. И гайки были, и распорки были. Все было. Не было фиксации. Бывает иной раз такая картина, что не останавливает внимания. А подойдет к ней талантливый мастер, сделает несколько мазков, и картина оживает, от нее не оторвешь взгляда. Понадобился талант Илизарова, чтобы новый метод ожил и стал прогрессировать.