– Вниз? – спросила я, стараясь не показывать испуга. Если Ник не нашел моей записки, подняться по этой лестнице мне уже не придется.

Пожарная дверь тихо закрылась за нами, и я почувствовала, что давление воздуха изменилось. Восходящий поток ничем не пах, почти пустота как таковая.

– Давай лучше на лифте поедем, – сказал Кист неожиданно спокойным голосом. Вся его осанка изменилась – он сосредоточился на какой-то неизвестной мне мысли.

И часть моих амулетов мне оставил…

Дверцы лифта немедленно открылись в ответ на нажатие кнопки, и я вошла. Кист встал вплотную ко мне, дверцы закрылись и у меня неприятно приподнялся желудок, когда лифт медленно поехал вниз. Я тут же перебросила сумку наперед и открыла ее.

– Идиотка! – прошипел Кист.

Я тихо взвизгнула, когда он всем телом прижал меня в угол. Пол подо мной вздрогнул, я застыла, готовая действовать. Зубы Киста были в дюйме от моей кожи, демонский шрам пульсировал – я задержала дыхание. Феромонов здесь было меньше, но легче мне не стало. Играй тут еще «музыка для лифтов», я бы завопила.

– Не будь дурой. Ты что, думаешь, здесь камер наблюдения нет?

Мне стало трудно дышать.

– Отпусти меня.

– Что-то не хочется, любимая, – шепнул он, и от его дыхания жгучее покалывание побежало импульсами от шрама и пульс забился молотом. – Я сейчас проверю, насколько тебя может завести вот этот шрам у тебя на шее… а когда проверю, у тебя в сумочке будет лежать флакон.

Я сжалась, когда он прижался теснее. Запах кожаной одежды и шелка был настойчив и восхитителен. У меня перехватило дыхание, когда Кист носом отодвинул мне волосы, чтобы не мешали.

– Это египетская жидкость для бальзамирования, – сказал он, и я напряглась от его губ, скользящих у меня на шее при произнесении этих слов. Я не смела шевельнуться, и будь я честной, я бы призналась, что и не хотела – щекочущие ниточки предвкушения расходились по телу от шрама. – Брызни ему в глаза, и на время ты его отключишь.

Я не могла с собой справиться, тело требовало, чтобы я что-нибудь сделала. Расслабив плечи, я закрыла глаза и руками стала гладить гладкую спину Киста. Он замер от неожиданности, потом его руки скользнули ниже, по бокам, взяли меня за талию. Мышцы под шелковой рубашкой напряглись от моих прикосновений. А я подняла руки, ногтями играла с завитком в ямке на шее сзади. Мягкие пряди имели такой ровный цвет, который можно найти только в коробке – он красил волосы.

– Почему ты мне помогаешь? – шепнула я, играя черной цепью у него на шее. Нагретые телом звенья сплетены были так же, как и на ножных браслетах Айви.

Я ощутила игру его мускулов, сведенных не желанием, а мукой.

– Он сказал, что я – его наследник, – произнес он, пряча в моих волосах губы от невидимой камеры – по крайней мере, я себе говорила, что для этого. – Он сказал, что я с ним буду вечно, а потом променял меня на Айви. Она его не заслуживает. – Голос был искажен страданием. – Она его даже не любит.

Я закрыла глаза. Никогда мне не понять вампиров.

Не зная сама зачем, я погладила его по голове, перебирая пряди, успокаивая его, а его дыхание превращало демонский шрам у меня на шее в растущие импульсы желания, требующего, чтобы его удовлетворили. Здравый смысл приказывал остановиться, но Киста предали, и я тоже чувствовала, что меня предали.

У него пресеклось дыхание, когда я провела ногтями под ухом. Издавая низкие тихие звуки, он прижался сильнее. Жар его тела ощущался через мою тонкую рубашку, и его напряжение становилось глубже, опаснее.

– Бог ты мой! – прошептал он хриплым сорванным голосом. – Айви права. Оставить тебя несвязанной и свободной от принуждения – это как тигрицу трахать.

– Придержи язык, – сказала я с придыханием, ощущая ласку его волос на лице. – Мне такие выражения не нравятся.

Я уже мертва. Почему бы не насладиться последними минутами?

– Да, мэм, – ответил он послушно, и голос его потряс меня готовностью к подчинению, хотя он с силой прижался губами к моим губам. От этого давления голова у меня отклонилась в угол лифта. Я прижалась в ответ, не испытывая страха.

– Не называй меня так, – произнесла я прямо ему в рот, вспомнив, что говорила Айви про то, как он любит играть подчиненного. Может быть, встречу с субмиссивным вампиром я переживу.

Он прижался ко мне сильнее, а голову отвел. Я увидела его глаза – голубые, без малейшей черноты, – всмотрелась в них с захватывающим дух осознанием: я не знаю, что сейчас случится, но молюсь, чтобы оно случилось, что бы оно ни было.

– Дай я это сделаю, – сказал он рокочущим голосом, почти-почти рычанием. Руки у него были свободны, он взял меня за подбородок, не давая двинуть головой. Мелькнули зубы, потом он оказался слишком близко, чтобы что-нибудь можно было разглядеть. И даже капельки страха не было во мне, когда он снова меня поцеловал, потому что до меня вдруг дошло.

Он не хотел крови. Крови хотела Айви, Кист хотел секса. И риск, что его желание может обратиться в жажду крови, уступило чувственности, переходящей в бесшабашную смелость.

Губы у него были мягкие, влажно-теплые, и светлая щетина резко контрастировала с этой мягкостью, усиливая ощущение. С бьющимся сердцем я зацепила его ногой под колени и притянула ближе. Он задышал тяжело и часто, и у меня вырвался тихий стон наслаждения. Язык нашел гладкость его зубов, его мышцы напряглись под моими ладонями. Я убрала язык, дразня, заманивая.

Мы отодвинулись губами друг от друга. В глазах Киста, черных и полных лихорадочного, бесстыдного желания, пылал жар. И все равно страха не было.

– Дай мне это… – выдохнул он. – Я не прокушу твою кожу, если… – он перевел дыхание, – если ты мне это дашь.

– Молчи, Кистен, – шепнула я, закрывая глаза, чтобы отделить себя, насколько возможно, от этой неразличимой смеси двух разных желаний.

– Да, миз Морган.

Это был едва слышный шепот, я даже не знаю, услышала я его или нет. Во мне росло желание, непобедимое, одолевающее рассудок. Я знала, что не надо, но сердце билось птицей, и я погладила его по шее ногтями, оставив красные следы. Кистен вздрогнул, его руки опустились к моей пояснице, твердые, ищущие. Жидкий огонь хлынул у меня из шеи, когда он наклонил голову и нашел мой шрам. Резко и сильно звучало его дыхание, волнами наслаждения обдавало меня из его губ.

– Я не буду… не буду… – тяжело дышал он, и я поняла, что он балансирует на грани чего-то большего. Меня пробрала дрожь, когда он ласковыми зубами провел по моей шее. Неразличимый шепот струился в мои мысли, обращаясь к чувствам. – Скажи «да», любимая, – просил он, и настойчивое обещание слышалось в этом низком, чарующем голосе. – Скажи, любимая, скажи… дай мне и это тоже.

У меня подкашивались ноги, прохладные зубы перебирали мою кожу снова и снова, пробуя, маня. А руки твердо держали меня за плечи. Хотела ли я этого? С горячими от навернувшихся слез глазами я созналась себе, что уже не знаю. Куда меня не могла заманить Айви, заманил Кистен. Я только молилась, чтобы Кистен не ощутил этого в моих пальцах, вцепившихся в его руки, будто в последнюю соломинку, удерживающую меня в здравом уме на краю времен.

– Тебе надо услышать «да»? – шепнула я и сама услышала в своем голосе страсть.

Лучше мне умереть здесь с Кистеном, чем в страхе с Пискари.

Прозвенел звонок лифта, и двери открылись. По лодыжкам повеял холодный воздух, с болезненной резкостью я вернулась к реальности. Слишком поздно, я слишком долго мешкала.

– Флакон у меня? – спросила я одними губами, еще играя короткими волосами над ямочкой у него на шее.

Я чувствовала на себе его тяжесть, а запах кожи и шелка теперь будет для меня всегда означать Кистена. Мне не хотелось шевелиться. Не хотелось выходить из лифта.

У Киста билось сердце, я услышала, как он сглотнул.

– У тебя в сумочке, – выдохнул он.

– Вот и хорошо.

Я сжала зубы, крепче ухватила его за волосы, отдернула его голову назад и ударила вверх коленом.