— Ложь! Эти варвары льют лучшие пушки по приказу для империи Цин! — гневно возразил военачальник.

— А еще говорят, что чужеземцы делают вам плохие аркебузы, а для Сокола мы делаем аркебузы, которые их бесконечно превосходят! А речные корабли, которым не нужен парус и гребцы? Делают ли их для империи Цин?

— Император прикажет, и они сделают их! — обернувшись, воскликнул чиновник.

После чего маньчжуры, словно по команде, принялись разворачивать коней.

— Если вы сейчас уйдете в свой стан, не договорившись о мире между нами, мы атакуем ваш незаконный городок и ваш отряд, что прячется в зарослях орешника близ той гряды! — повысил голос Ли Хо, повторяя слова Мирослава, и указал обернувшимся на возвышающийся вдалеке каменный гребень.

Его словам не вняли, что было неудивительно. Маньчжуры, брезгливо поморщившись, отвернулись и продолжали неспешное движение к городку. Едва ли они подумали, что предостерегающие слова варварского военачальника стоят больше усилий, потраченных на сотрясание воздуха. А вот наличие иезуитов среди людей князя Сокола их даже обрадовало — теперь к этим чужеземцам при дворе не будут относиться с тем беспечным уважением, как это происходит сейчас. Но откуда у ближних варварских племен появилась нужда в заморских дальних варварах? Неужели теперь погрязшим в дикости речным князцам понадобились знания о будущих солнечных и лунных затмениях? Зачем им угадывать погоду, ведь ранее им достаточно было обратиться к духам? Неужели им составляют календари-летосчислители?! Но как варвар будет им пользоваться? А если им и правда отливают пушки, которые имеются у армий Цин, воюющих с минскими мятежниками? Что задумали северные племена? Откуда у них взялась наглость уповать на свои угрозы великой империи, сокрушившей Минское царство? Эти вопросы, приносящие лишь смущение духа, роились в головах обоих чиновных маньчжуров. Ответов на них не было. Нужно ждать приказа великого князя Доргоня.

Начальник войсковой операции Гусак тяжелым взглядом провожал удаляющихся всадников противника. Выдержав паузу, он, выговаривая каждое слово, произнес:

— Разговор, стало быть, окончен… — и, повернувшись, окликнул трубача: — Юнпе! Труби атаку!

Гусак заранее обговорил действия отряда Волкова и минометной батареи при полном провале переговоров. Один из корейцев, приложив к губам трубу, вместо более привычных военных медных гонгов, принялся наигрывать нехитрую мелодию. Услышав ее, маньчжуры, что были чином попроще, стали то и дело оборачиваться на остававшихся до сих пор на месте переговорщиков. Что они еще хотели, эти недалекие варвары?

— Если они атакуют войско Саньта, то очень скоро об этом пожалеют, — нехотя проговорил Айжиндай, помощник гиринского фудутуна. — Там больше воинов, чем есть у этих глупцов.

— Стоит предупредить Саньту, — степенно кивнул даотай Дачэнь, совсем недавно назначенный на эту должность — советника цзянцзюня Гирина. — Отправь к нему гонца с сообщением о моем разрешении атаковать варваров, если они посмеют напасть.

Вскоре двое всадников отделились от группы и на рысях двинулись в сторону засевшего в орешнике тысячного полка селина Саньты.

— А гонцов они все же послали! — торжествующе воскликнул принц. — Видали?!

— Я не пойму, почему бы им не замириться? — проговорил Мирослав, когда с опушки леса также донеслись звуки трубы, сообщающие о том, что приказ принят. — Ведь так будет проще им самим!

— Учти, они еще до конца не приняли китайские ценности, — усмехнулся Ким. — Через пару десятков лет они вообще не стали бы с нами встречаться. Для них мы просто доставляющие всякие неприятности варвары, не стоящие лишнего слова. Я думаю, что майор Матусевич не совсем прав, желая достичь заключения договоров с маньчжурами.

Первые три мины прошелестели над головами сунгарийцев и упали за земляным валом, подняв в воздух клубы пыли. Следом за ними последовали еще и еще. С собою отрядом было взято полторы сотни зарядов — этого должно было с лихвой хватить для уничтожения маньчжурского городка. Три десятка мин было с химической начинкой, причем на этот раз концентрация отравляющего вещества была намного увеличена — враг не обойдется слезами, соплями и испорченными портками. Их приберегли для устрашения маньчжуров, если переговоры зайдут в тупик. Но сейчас они и вовсе провалились. Мирослав знал, что цинские чиновники способны «вести переговоры» месяцами, поэтому в определенный момент их стоило подстегнуть. Такой момент настал очень быстро.

Между тем над городком маньчжуров помимо пыльной взвеси появился и сизый хлорный туман. Не успевшая достичь открытого до сих пор прохода в лагерь, группа маньчжурских всадников, еле удерживаясь на гарцующих конях, не смела продолжить свой путь — в городке творилось нечто невообразимое, неописуемое. В нескольких километрах на северо-восток от городка маньчжуров, за земляные стены которого продолжали падать мины, наносившие тяжкий урон метавшимся в панике людям и животным, слышался лишь далекий сухой треск и гулкие хлопки разрывов.

Полк селина Саньты, командира полка знаменного войска, прибыл из чахарских земель в эти дикие земли данников империи — варварских племен солонов по приказу советника принца-регента Доргоня. Полковник знал, что от его солдат ждут того, чего не хватало прежним ополчениям, — стойкости и воинского искусства. Для этого были присланы и иезуиты, обитавшие при дворе столицы, прежде служившие империи Мин, а теперь и свергшей ее Цин. Поначалу Саньта согласился с Гон Салу, заморским военачальником, посоветовавшим советнику Дачэню укрыть свой лучший отряд в густом орешнике. Чужестранец полагал разбить воинство князя Сокола вне его речных крепостиц, где варвары якобы грозны безмерно. Он говорил, что, когда воины Сокола пойдут на приступ и увязнут перед фортецией, земляные стены которой не возьмут ядра варварских пушек, тогда селин и его полк должны будут атаковать врага в спину и уничтожить его, действуя совместно с крепостным гарнизоном. И Дачэнь, и Айджинтай одобрили этот план, поэтому Саньте ничего не оставалось, как также согласиться со словами чужестранца. Сейчас же воины, и несущие караул, и отдыхающие, косились на небо, словно пытаясь найти там источник далекого шума. Солдаты с непониманием и удивлением вслушивались в доносящиеся до них звуки, и в душе их зарождалась гнетущая волю растерянность.

Раскрасневшийся от обильного обеда и гнева, вызванного испорченным сном, селин Саньта появился у палисада из кольев и переплетенных между ними гибких прутьев, за которым располагалась передняя сотня, вскоре после того, как и до его ушей донеслись далекие звуки, похожие на взрывы глиняных сосудов, начиненных порохом. Наорав на развесивших уши офицеров (а те, в свою очередь, на воинов), он велел поднимать всю тысячу и готовиться к вероятной схватке с врагом, засевшим в зарослях напротив.

Между тем один из высших офицеров доложил Саньте о том, что ушедшие ранее воины, что должны были наблюдать за лагерем, не возвратились после того, как их смена ушла вчерашним вечером. Селин тут же отправил два десятка чахарцев разведать обстановку у городка — если это натиск противника, то его отряду нужно немедленно выступать. Возможно, караул пал в схватке с охотниками-лесовиками Сокола, поэтому он лично напутствовал офицера чахарцев.

— Обойди севернее, чтобы не наткнуться на врага, иди от поста к посту, — говорил Саньта, надевая с помощью слуги-китайца жилет с нашитыми на нем железными пластинами. — На выпасе возьмете коней. Вперед!

Приняв обеими руками стальной шлем, селин не успел надеть его на голову, как совсем недалеко разом грохнуло несколько разрывов — снова горшки с порохом! И тут же где-то впереди, в паре сотен шагов, раздался громкий треск, будто десятки пастухов щелкали своими кнутами. Саньта быстро нацепил шлем и вытащил из ножен тяжелую саблю. Издали донеслись вопли ужаса и боли, перемежающиеся с яростными криками сражающихся, — передовые отряды уже бьются с врагом! Саньта зарычал на офицеров: