Полтора десятка двоедушников разместились на небольшом, относительно сухом куске земли. Здесь уже встречались камни, но почва все еще оставалась топкой. Никто не разговаривал, не шумел. Только изредка взрыкивали стреноженные василиски.

Мы ждали. И это ожидание тянулось невыносимо долго. Я держал в руке кусок вяленого мяса и время от времени отрезал от него небольшие куски, отправлял их в рот. Делал это совершенно неосознанно. Сам же старался ни о чем не думать. Превратиться в один слух. Нельзя нагнетать обстановку, нельзя показывать собственной нервозности. Двоедушники вряд ли обрадуются слабости того, кого назвали главой, князем. Надо держать марку.

На еле слышный хруст единственной ветки обернулись все разом. В круг вывалился Аеш. Замер, осмотрелся, сел прямо на землю.

— Ну? — громко шепнул я. Признаться, с куда большим нетерпением ожидал возвращения Найдены. Эта парочка — единственные из всей нашей группы, кому темнота не была помехой. А потому именно они отправились в разведку. Но вот ендарь вернулся, а Найдены все нет.

— Мерзость собачья, — наконец выдавил Аеш. — Мыслю я — есть там человеки, но нам до них не дотянуться.

— Почему?

— Злоба черная в охранении стоит. Не видел их, но почуял от самых стен.

— Что за стены? Ты не страх нагоняй, а толком говори, что видел.

— Аха… ну да — толком, — ендарь запустил палец в нос, некоторое время что-то там усердно вылавливал. — Видал я место, где человеков держат. Сначала яма большая, до дна глаз не достанет. От той ямы проход в долину, каменной стеной обложенной. Стена дюже неровная, есть за что уцепиться да подняться, но поверху неустанно ходят, смотрят. Меня не видели, но так я и не высовывался. Сдается мне — видят они в темноте черной, аки светлым днем. И глаз такой… — он помедлил, — недобрый. Врата есть — деревянные, железом обитые. Затворены плотно.

— Что за яма?

— Не ведаю. Книзу, кажись, сужается. А по стенкам не то борозды какие.

— Сужается? Что-то вроде карьера? А борозды на тропу похожи? Чтобы от низа кверху поднималась?

— Да! — оживился ендарь. — Так и есть.

— Значит, оттуда породу и выносят. Камень, песок, уголь?

Аеш пожал плечами.

— Что-то еще?

— Нет, — потупился Аеш. — Спужался я, на стену не полез.

Негусто, но уже что-то. Людей можно из самого карьера вытаскивать, предварительно перебив охрану, которая там наверняка будет. Веревок должно хватить, если что — связать в одну. Но процесс долгий, да и открыто все. Можно попытаться вломиться через ворота, в долину. Знать бы, сколько там этих, охранников глазастых. Глазастых…

— Охрана — не люди?

Ендарь поднял на меня взгляд. Рассмотреть выражение его лица не удалось, но почему-то казалось, что оно очень несчастное.

— Нет… — проговорил он нехотя.

— Порченые?

— Не ведаю.

Скорее да, чем нет. А это осложняет дело. Если каждый из них стоит сил ворожеи — соваться к лагерю чистое самоубийство. Но пока рано делать выводы.

Найдена появилась совершенно бесшумно. Разве что василиски среагировали на появление порченого создания встревоженным шипением.

У меня от сердца отлегло.

Девушка подтвердила слова ендаря, но добавила к ним много нового.

— Я была за стеной, — сказала так легко, будто сходила искупаться. — Людей держат в трех низких длинных домах. Старых, гнилых, но все еще крепких. Слышала звук цепей. Думаю, невольники в домах не свободны. Вокруг охрана: у домов, на стенах, в яме. В ней уголь добывают. В яме же кирки, заступы и корзины для породы. От ямы до домов шагов триста.

— Значит, если что случится, оружия у людей нет? — спросил я.

Найдена покачала головой.

— Думаю, все, что можно использовать в качестве оружия, сложено в яме.

— Сколько охранников?

— Десятка… — девушка задумалась, будто снова вернулась в лагерь. — Десятка четыре. Может, пять. Я не нашла домов для них. Или куда-то уходят — за стену.

— Или отдых им просто не нужен, — продолжил я.

— Да.

— Теперь твое мнение: охранники — люди?

— Нет, — Найдена не сомневалась. — Порченые.

— Знаешь о них?

— Нет. Но они странные. Нет… не странные — молодые. Будто обратились не годы назад, а месяцы.

В памяти тут же возник черный нож, с помощью которого Вургл-Курум пытался превратиться… черт знает в кого. Неужели и здесь нечто подобное?

— В домах людей ужас и смерть, — продолжала Найдена. — Их агония настолько сильна, что сводит с ума. Они еще живы, но многие из них блуждают в темноте даже днем. Солнечный свет не проникает в их души. Даже мне… — она сбилась, но все равно продолжила. — Даже ворожея не тронула бы такие души. Они склизкие и переполнены горечью, которую не избыть.

— Думаешь, им не нужна свобода?

— Нужна. Я говорила с ними.

— Говорила? — всплеснул руками Аеш. — Матушки мои древесницы.

— Да. Они готовы умереть, чтобы обрести свободу. На работу их выгонят рано утром и до самой ночи, с коротким перерывом на обед.

— Сколько их? — спросил я.

— Около трех сотен.

Кто-то из двоедушников присвистнул. Действительно, немало. Если хотя бы половина из них получит в руки заступ или кирку — снесут порченых напрочь. Наверное. Но триста метров до карьера и еще бог знает сколько по спиральной тропе до дна. Плохо, что охрана рассеяна по лагерю. У меня в седельных мешках ждали своего времени шесть бомб, каждая из которых завернута в плотную, промазанную смолой тряпицу. На Изимом они отлично себя показали. Надеялся, что помогут и в этот раз. Пока не выходило. Вот если бы они кучковались, а еще лучше — скопом засели в какой ни на есть сторожке. Но мечтать можно сколько угодно.

— Воорушение охраны? — спросил Кугун-Онор. В отсутствие все еще не оклемавшегося Гуран-Абура именно этот двоедушник взял на себя управление боевой группой. Я был ему очень благодарен за это. В конце концов, какой из меня стратег? Тем более, не знаю всех возможностей своих новых подчиненных.

— Самострелы, — сказала Найдена. — Больше ничего не видела. Они все одеты в какие-то рваные свободные тряпки. Под ними можно и доспехи спрятать, и оружие.

— Как думаешь, насколько они опасны? — спросил я.

Найдена повела плечами.

— Слабее ворожеи, но сильнее человека. Думаю, им нипочем боль и опасные раны. Но точнее не скажу, прости. Только… — девушка подняла руку, будто призывала всех к вниманию. — Мне думается, что за стены они редко смотрят. Все внимание на происходящее внутри стен.

— Возможно, на них никогда не нападали, — предположил я.

— Нет в округе таких пней стоеросовых, — согласился со мной Аеш.

— Шмотрят внутрь… — задумчиво повторил Кугун-Онор. — А ешли выманить их ша штены? Подобратьшя к воротам, пошуметь и шкорее пятки шмызывать. Шлядишь — клюнут да в погоню и брошятшя.

— Все не бросятся, — сказал я. — Хотя даже часть вытянуть — уже большое дело.

— В лоб бить глупо. Ешли у них шамоштрелы — наш шнимут у штен.

— Можно попробовать отвлечь, — идея только-только зарождалась в голове, и я боялся ее потерять. — У нас есть бомбы — это много шума и много паники. Только надо суметь незаметно заложить и поджечь заряды. В двух местах — у ворот и у стены, ближе к карьеру. Сначала рвануть ворота… хорошо пошуметь. В идеале — часть охраны увести в горы или болота. Как только большая часть порченых соберется к месту первого взрыва — рвануть стену. Надеюсь, четырех зарядов хватит, чтобы проделать в ней большую брешь, в которую проникнт все остальные, с василисками. — Повернулся к Кугун-Онору. — Они не испугаются порченых?

— Пока у вашилишка ешть вшадник — вшадник управляет. Когда гибнет или ишчешает вшадник — шверь мошет убешать, а мошет брошатьшя на вшех, кого увидит.

— Риск, конечно. Но без ящерок нам ничего не светит. Нам придется действовать очень быстро. Ранним утром, когда людей выведут на работы. Тогда исчезнет проблема доступа к оружию. Они уже будут вооружены и смогут постоять за себя сразу, как только мы обеспечим их поддержкой. У нас будет немного времени, пока охрана от ворот переместится обратно к карьеру. Надо успеть снять стрелков и в готовности встретить гадов. Так мы хотя бы сравняем шансы. Нападем в темноте — накажем сами себя.