— Нет, — неохотно отозвался эльф. — Я вообще ничего не чувствую, кроме амулета. Он как маяк, по которому мы найдем дорогу в залы забвения.

— А сколько идти?

— Не знаю. Могу определить только примерное направление. Если хроники не врут, Лабиринт похож на гигантскую спираль, уходящую на огромную глубину. Как винтовая лестница в Нижний мир, где нас ждут девять витков — по числу ветвей древнего рода Изиара…

— Любите вы девятку!

— Да. Это хорошее число, — согласился эльф. — Девять родов правящего дома — основной и второстепенные. Девять ступеней познания для хранителей. Девять кругов жизни, после прохождения которых можно возродиться в том же теле, в каком умер… Легенда, конечно, но все остальное — чистая правда. Вот и здесь — девять витков, на каждом из которых нас ждет испытание.

— Какое еще испытание? — насторожилась Белка. — И что за витки?

— Первый — смирение: готовность отдать свою жизнь за жизнь нашего мира. Второй — решимость. Желание идти до конца, чем бы ни грозил тебе выбранный путь. Третий — стойкость, особенно если ты остался без воды и пищи, оружия и защиты, надежного плеча… Кстати, мы их почти прошли.

— Как это?! — Гончая аж подпрыгнула на месте и, забывшись, загородила ему дорогу. — А ну, стоять! Что еще за фокусы? С чего ты решил, что мы их прошли?! Что-то я ничего такого не помню…

Таррэн неловко отвел взгляд.

— Смирение проверяется у входа в Лабиринт. Ключом, если ты понимаешь, о чем я. Нужно быть готовым ранить себя и самому шагнуть на верную гибель. Ты не знала, что в обычных условиях соединенная кровь магов трех разумных рас приводит к возмущению магического поля?

Белка непонимающе вскинула голову, заставив его снова вздрогнуть.

— Так ты что… мог помереть еще на входе?!

— Мог, — тихо признался эльф. — Если бы рядом не было смертных, чья кровь, по иронии судьбы, сдерживает нашу объединенную мощь. Забавно, что вам дана такая сила. Не гномам, не троллям, не гоблинам, а именно людям. Рыжий зря ворчал и дулся на моих предков: вы — четвертая раса, которая по праву пришла в этот мир на исходе эпохи расовых войн. И вы — тот сдерживающий камешек, что удерживает Лиару от новой катастрофы. Ключ с кровью эльфов и гномов был нестабильным, я придал ему такую силу, что с ней можно было бы уничтожить половину мира. Но смертные уравновесили ее, их кровь забрала часть этой мощи, поэтому все так, как должно быть.

— И ты все время это знал?!

— Догадывался, — кротко произнес Таррэн. — Меня хорошо обучали. В том числе и тому, как усмирить магию ожившего ключа.

— То есть если бы ты захотел… — дрогнувшим голосом уточнила Белка, — если бы попытался использовать его…

— Меня разорвало бы на месте, — так же спокойно закончил эльф. — В свое время Изиару потребовалось два десятка могущественнейших магов, чтобы управиться с амулетом, да и то пришлось разделить артефакт на три части, чтобы хоть как-то усмирить эту мощь. А я не настолько силен, чтобы справиться в одиночку. И не настолько горд, чтобы не понимать разницы в классе. В этом и есть урок смирения.

— Ладно. А второй круг?

— Со вторым оказалось сложнее, — неожиданно признался он. — Не знаю, почему тебя приняли за эльфа, а частичку нашей крови в твоем теле посчитали достаточной… но нас с тобой выбросило по разные стороны от врат. Ты потеряла сознание. Я тоже, но пришел в себя чуть раньше в темном склепе без единой двери. Я проверил не раз — выхода не было, попробовал магией, обращался к Лабиринту, требуя открыть дверь… короче, наделал глупостей.

— Ты?! — удивилась Гончая, внимательно изучая его смущенное лицо.

Эльф только кивнул, но в глаза ей смотреть поостерегся.

— Я же не идеален.

— Гм, — странно кашлянула она. — И как же ты выбрался?

— Просто разозлился. И обратился к силе Изиара, которая и оказалась тем ключом, что открывает здесь любые дороги.

— Значит, из-за его силы меня и притащили в этот клоповник?

— Верно.

— А ты, значит, отыскал?

— Да, — неожиданно стал немногословным Таррэн, но, к его облегчению, Гончая больше не стала выпытывать подробности. — Решимость идти до конца позволила мне найти выход из первой ловушки, а потом позволила найти тебя. Третий круг — стойкость, и она началась…

— Не продолжай, — странно покосилась Белка. — Кажется, теперь я начинаю понимать, каким образом оказалась здесь. Думается, тот оживший дракон мне вовсе не приснился, а шагающее на корнях дерево не плод больного воображения, перегруженного впечатлениями от перехода. Я права? Чего глаза опускаешь? Ты меня оттуда вытащил?

Темный эльф заметно напрягся: ну вот, кажется, сейчас что-то будет.

— Да брось, — небрежно отмахнулась она. Вот только глаза оставались колючими, злыми. — Будем считать, что ты вернул мне долг, я тебе за это по гроб жизни благодарна и все такое прочее. В конце концов, сколько можно твою шкуру из дерьма вытаскивать? Надо же и тебе малость поработать на благо общества? Так сказать, ответный благородный жест, хоть ваше племя на них не слишком-то гораздо. Ладно, расслабься, морду бить не буду за те лапанья, без которых наверняка не обошлось, пока я была в отключке. Спасибо, что под доспех не полез, а то от вашего брата всякого можно ожидать. Что уставился? Одна кровь, одна натура. Да и момент был отличный! И местечко подходящее — тепло, сухо, тихо, как в могиле, а жертва даже не сопротивляется…

Таррэн внутренне сжался. На душе внезапно стало холодно, пусто и на редкость мерзко, словно его только что помоями облили. Белка не только сравнила его с наследником трона, от которого в свое время досыта настрадалась, не только напомнила про ту пытку, но еще и нисколько не усомнилась, что он, Таррэн, сможет превзойти брата в умении презирать смертных. Почти впрямую подлецом назвала, похотливым чудовищем, который не погнушался бы воспользоваться ее слабостью. Решила, что от него можно всякого ждать. В том числе и того, что он набросится на беззащитную и ослабленную девушку, у которой просто не было возможности сопротивляться.

— Пожалуйста, — непривычно сухо отозвался Таррэн и, обогнув насмешливо хмыкнувшую Гончую, пошел вперед.

— Да ради бога, — донеслось ехидное в спину. — Эй, а ты, случаем, не евнух?

Он помрачнел еще больше и ускорил шаг.

Некоторое время шли в тишине. Таррэн старательно давил обиду, мысленно спорил и непроизвольно сжимал челюсти, откуда-то зная, что никогда не ответит тем же. Белка же едва не насвистывала под нос, словно не замечая напряженной спины своего спутника.

Ну что с ней сделаешь? Что скажешь, если она упорно не желает понимать очевидного? Если до сих пор сравнивает его с братом и не хочет видеть ничего, кроме плохого? Вот и сейчас задела. Снова. Да так больно, что хотелось волком выть и царапать когтями землю.

— Слышь, ушастый, ты ничего не чуешь?

— Нет, — устало отозвался Таррэн.

— А тебе не кажется, что воняет горелым?

— Нет.

— Странно. Мне Показалось, у тебя уши уже дымятся.

«Боги, это выше моих сил — без конца разрываться между ней и родом! — Таррэн еще плотнее сомкнул челюсти и лишь огромным усилием сдержался, чтобы не нагрубить в ответ. — Слишком трудно оставаться в стороне, молчать и на что-то надеяться, но и приблизиться тоже невозможно. Белка не подпускает к себе ни на шаг! Больно бьет по еще кровоточащей ране. Да, она прекрасна. Я бы никого не пожелал видеть рядом и, несмотря ни на что, поклялся, что никогда не причиню ей боли. Но иногда… в редкие моменты, когда Гончая все-таки выводит из себя, готов задушить ее голыми руками».

И она прекрасно об этом знает! Играет на нервах, заставляя то успокоиться, то снова рычать от гнева. То идет на компромиссы, а то становится непримиримой, как свирепая хмера. Но никогда не бывает по-настоящему откровенной. Наверное, она уже никогда не изменится, не забудет прошлого. И каждый раз, каждый миг будет напоминать ему о сходстве с палачом, одновременно заставляя прятать боль. А потом отгораживаться и старательно делать вид, что все это не имеет никакого значения.