Адвик нетерпеливо сбросил куртку и деловито потянулся к ремню брюк. А Белка вскинула залитое слезами лицо к равнодушным небесам. Пару раз глубоко вздохнула. Затем легонько повела плечами, позволяя остаткам чешуйчатой брони с тихим шелестом соскользнуть на траву, и осталась перед мужчинами полностью обнаженной. После чего открыла ядовито-зеленые глаза и медленно повернулась к ним спиной.

— Я готова…

Таррэн внутренне сжался, стараясь не думать о рассеченной скуле, сломанной челюсти и о том, что проклятая роза почти добралась до его горла. Он крепко зажмурился, отвернулся, насколько позволяла удавка, и заметно напрягся, потому что не был уверен, что понял ее правильно.

Он ждал чего угодно: грома и молний, дрожи земли, обвалов, землетрясений, проливных дождей и даже того, что ясень за его спиной вдруг рухнет ему на голову. Ждал криков, горестного воя, болезненного стона, от которого заранее сжалось сердце, и чего-то совсем страшного, но… все оказалось совсем не так.

Он не увидел, как вспыхнули неестественной зеленью ее глаза словно перед началом нового единения. Как мгновенно выцвели причудливые линии на ее безупречном теле. Как вскоре они загорелись сочным изумрудным пламенем, на мгновение превратив ее в полупрозрачную статую грозной красавицы Линнет — в ожившую богиню, от гнева которой содрогалась сама земная твердь.

Это длилось короткое мгновение, в течение которого Белка стояла к несостоявшимся насильникам спиной. Один-единственный миг, когда ее кожа вспыхнула светом древних рун, ловко вплетенных в узор на ее нежной коже. Тот самый, что чередой крохотных рун пролег от затылка до манящей ямки над ягодицами. Тайное оружие погибшего эльфа, его законная гордость и главная загадка, которой наследник рода Л’аэртэ мог бы по праву гордиться.

Вот загорелась лаконичная «арда» — руна, повелевающая телом. Следом за ней «аттава» — изящное полукружие, отвечающее за чувства. Потом пришел черед «уррды» — руны-ключа для духа, способной убить даже самую сильную волю. А под конец вспыхнула «иллара» — руна души, что с легкостью стирала старые привязанности и одним махом перечеркивала прошлую жизнь.

Полное подчинение…

Отголоски эльфийской магии зеленой волной пробежали вдоль позвоночника Гончей. Рисунок слегка мигнул, коротко высветив четыре страшные руны. А потом так же быстро погас. После чего в «месте мира» воцарилась неестественная, гнетущая, почти мертвая тишина, в которой гулко бились четыре сердца.

— Развяжите меня, — тихо уронила Белка. До Таррэна донесся двойной вздох, шорох неуверенных шагов и оглушительно громкий звук рвущихся веревок.

— На колени, — так же ровно велела она, освободившись, и до эльфа донесся тихий шелест одежд, красноречиво возвестивший, что приказ был выполнен без промедления.

Впрочем, Таррэн не стал рисковать и открывать глаза, чтобы в этом убедиться. Он даже не шевельнулся, но не оттого, что боялся ее силы, а потому, что в голове до сих пор звучал голос старой Греты: «Не смотри!» — и он понимал, что мгновение назад чудом избежал смерти.

— Раздевайтесь. И молчите, пока я не велю.

Эльф мудро ждал, чувствуя, что еще не время. Только слышал, как шуршит торопливо скидываемая одежда. Всем нутром ощущал, что разумного в двух стоящих на коленях мужчинах осталось мало: теперь они принадлежали ей телом и душой. У них больше не было мыслей, желаний, стремлений, памяти. Для них потеряли значение прежние привязанности, планы, цели. Не существовали друзья и любимые женщины. Ничего больше не было важным, кроме ее глаз, голоса и огнем горящих рун, которые всего за мгновение превратили молодых, полных сил и отчаянной дерзости наглецов в безвольных кукол, не способных самостоятельно мыслить.

— Дай мне нож, — сухо велела Гончая, и один из мужчин протянул ей зажатую в ладони рукоять. — Благодарю. Свободен.

Таррэн поежился от раздавшегося чавкающего звука. А Белка что-то шепнула на ухо второму, удовлетворенно выслушала такой же тихий, но сбивчивый шепот. Упруго поднялась и, отойдя в сторонку, холодно бросила:

— Умри.

О том, что случилось дальше, Таррэн догадался по легкому вздоху и шуму медленно оседающего тела. Но глаз мудро не открыл.

Белка пару раз глубоко вздохнула. Сноровисто натянула загодя сброшенную мертвецами одежду, неловко подвернув длинные рукава и закатав штанины, и только после этого неслышным шагом приблизилась к распятому, истощенному, задыхающемуся под тяжестью разросшейся розы эльфу.

Ну вот и пришла пора для выяснения отношений. Именно сейчас настало время для правды, потому что добыть ее хладнокровной и безжалостной Гончей не составит груда. Интересно, что она решит? Что из сказанных ею слов было правдой? Там, в Лабиринте, на заставе, пару минут назад? Изучая и присматриваясь к Белке целый месяц, Таррэн и сейчас затруднился бы с ответом. Кажется, Адвик был прав: она слишком изменчива и абсолютно непредсказуема. А еще она, кажется, не умеет прощать.

— Живой, ушастый? — тихонько шмыгнула носом Гончая, присев рядом с эльфом на корточки, и Таррэн неожиданно осознал, что некоторое время не дышал.

— Не очень.

— Хорошо, — облегченно вздохнула она. — Можешь открывать глаза, я одета. Повезло тебе, что вспомнил про руны, не то здесь было бы три свежих трупа, а не два. Правда, еще не вечер и все может измениться… но я пока не решила, что с тобой делать.

— Это радует. — Эльф осторожно приоткрыл одно веко, но быстро убедился, что опасность действительно миновала. Затем открыл уже оба глаза — распухшие от недавнего удара, и выжидательно уставился на Гончую.

— Вот ты и попался, — с невеселой улыбкой сообщила она, качая в ладони нож Адвика. Тот самый, из гномьего аконита, который так легко мог разрезать даже чешую питона. — Беспомощный. Обездвиженный. Израненный и полностью в моей власти… Что-нибудь скажешь?

— Зачем? — невесело улыбнулся эльф, хорошо понимая, что суровая Гончая слишком долго ждала этого момента. Теперь все позади, больше нет необходимости скрывать свои чувства и можно сделать все, чего ей так долго хотелось.

Белка странно хмыкнула.

— Ну сделай мне приятное.

— А ты попроси, — неожиданно даже для себя прохрипел эльф, глядя на ее безупречное лицо снизу вверх.

— Хам. Лабиринт плохо на тебя подействовал, — задумчиво протянула Гончая, рассеянно изучая шевелящийся зеленый ковер на его истерзанном теле. — Слушай, может, тебя прибить от греха подальше и избавить от дальнейших мучений?

— Ты же раздумала меня убивать.

— Вдруг я солгала?

— А ты солгала? — устало переспросил эльф, стараясь дышать пореже, чтобы колючки меньше врезались в кожу.

Белка тяжело вздохнула.

— Если я тебя попрошу, ты завопишь как резаный?

— Нет.

— А если ударю?

— Нет.

— Врешь, — не поверила она, осторожно касаясь одной из веток у его изуродованного бедра. Затем ее пальцы скользнули к его груди и животу, породив в теле мага мучительную судорогу, но Белка этого словно не заметила. Лишь задумчиво гладила острые шипы и никак не могла прийти к какому-то решению.

— Нет, — твердо повторил Таррэн, даже не собираясь гадать о причине, по которой она не захотела ему помочь.

Это было ее право. Решит помочь, он будет только за. Если же нет, то и это — благо. По крайней мере, больше не будет ни боли, ни сомнений, ни ненужных переживаний. Она избавит его и от того и от другого всего одним взмахом острого клинка.

— Действительно не врешь, — со вздохом осознала Гончая и передвинулась ближе. — А почему, интересно?

«Потому что я люблю тебя, малыш. Но никогда не скажу об этом вслух. Незачем тебе знать такую правду и незачем проблемы с еще одним дураком, которых и так вокруг пруд пруди».

— Не скажешь? — нахмурилась она.

— Нет.

— Плохо. Значит, мне придется тебя заставить. Ты готов?

Таррэн сглотнул, когда заметил, куда направлено острие клинка. Мысленно похвалил ее за правильный выбор, который позволит ему не ломать голову над целой кучей разных проблем, но все равно не проронил ни звука. Пускай… наверное, так будет лучше для всех. Не зря же говорят, что она никогда не ошибается.