Говорят, это души умерших людей бродят по скалам.

– Они опасны? – спросили перепугавшиеся лоанцы.

– Говорят, если подойдешь к ним поближе, то исчезнешь навсегда.

Они-то вновь появятся, а ты – нет! – страшным шепотом ответил конюх.

– Витри, нам лучше подождать конца праздника, – твердо сказал Шемма. – Сходим на праздник, выспимся, а с утречка и пойдем.

Это оказался один из тех редких случаев, когда Витри полностью одобрил предложение Шеммы. В самом деле, что значили какие-то сутки ожидания после недель долгого и трудного пути!

– Ладно, Шемма, – согласился он. – Так и сделаем. Сейчас поужинаем – и спать, а завтра – на праздник.

Шемма важно повернулся к конюху, в полной мере ощущая разницу между этим парнем и собой, хозяином такого великолепного коня.

– Ты травой их не корми! – начал он поучения. – Мерку овса и пшеницы пополам, понял!

– Ясное дело, – уважительно ответил парень.

– И воду давай не из колодца, а подогретую. Да почисти их как следует, чтобы шерсть блестела.

Парень принял все к исполнению, и успокоенный Шемма увел Витри из конюшни. Поужинав, лоанцы обсудили слова конюха, поглядели в окно, выходившее прямо на скалы, – нет ли там привидений, и улеглись спать в ожидании завтрашнего праздника.

Витри и Шемма проспали допоздна в мягких удобных постелях. Слуга принес им полотенца, таз и кувшин с водой для умывания, затем подносы со свежеприготовленным, по-деревенски сытным завтраком. На подносах была горячая яичница с ветчиной, свежие круглые хлебцы, масло и плотный мягкий сыр, душистый чай из трав. Шемма блаженствовал, уминая завтрак. Такая жизнь нравилась ему.

– Эй, парень! – обратился он к слуге. – Мы еще не проспали праздник?

– Не волнуйтесь, мы бы подняли вас вовремя, – успокоил его слуга.

– В день праздника не бывает Утренней хвалы богине. Торжественный ритуал начнется в полдень и будет продолжаться до заката солнца. Вам некуда торопиться, господа.

Шемма просиял на слове «господа» и важно кивнул слуге.

Позавтракав, лоанцы вынули из мешков одежду, полученную от союзника из Келанги, чтобы одеться на праздник. Это была обычная одежда человека среднего сословия, но им еще не приходилось носить ничего лучшего. Шемма бережно расправил куртку, огладил штаны, а затем, поразмыслив, пригладил руками свои кудрявые светлые волосы, обычно стоявшие торчком. Одежда оказалась велика Витри, но он вышел из положения, подвернув рукава и штанины. Праздничное настроение постепенно овладевало обоими лоанцами.

В коридоре им встретился изящный господин, которого они хорошо помнили по Цитиону. Скампада был опрятен, как всегда, и одет изысканно и щеголевато. Для праздника он выбрал свой лучший костюм – светло-серый, отделанный серебром, – тот самый, в котором появлялся во дворце правителя Цитиона. Шемма, на этот раз чувствовавший себя в некоторой степени равным Скампаде, все же ощутил в груди что-то вроде восхищенного трепета. Он расцвел и приветствовал Скампаду как старого знакомого.

– Видел? – повернулся табунщик к Витри, когда Скампада ушел в свою комнату. – И он здесь. Идем скорее в храм. Конечно, сегодня там будут благородные господа со всего острова! – Он еще раз пригладил успевшие встать торчком кудри и направился к выходу.

Лоанцы пошли вниз по улице мимо кур, коз и смирных, привычных к посторонним сельских собак. Вскоре они оказались у храма великой Мороб.

Heсмотря на то что праздник еще не начался, за оградой храма было людно, а на площади перед храмом шла оживленная торговля магическими изделиями. Шемма и Витри углубились в беспорядочно двигающуюся толпу и быстро потеряли друг друга из вида.

Шемма, не купивший когда-то сейенову собачку, сегодня был с деньгами и усердно наверстывал упущенное. Его в самое сердце поразило зрелище корзины, наполненной светлячками Саламандры, сияющими подобно осколкам заходящего солнца.

Табунщик купил крупный ярко-оранжевый светлячок, а затем – магическое огниво, вспыхивающее по слову. Затем он набрел на украшения, бывшие одновременно и амулетами, сохраняющими здоровье владельцу. Какая-то мысль, может быть о скором и триумфальном возвращении в село, вызвала многозначительную улыбку на лице табунщика. Он выбрал круглые темно-красные бусы, расплатился и спрятал их за пазуху. Если бы Витри увидел эту покупку, он без труда догадался бы, какой восторг она вызовет у мельниковой дочки.

Но Витри не видел покупательского рвения своего товарища. Он ходил по рядам, рассматривая подделки с любопытством, но без жажды обладания. У стены храма он заметил сидящего на чурбачке жреца в черной накидке. Перед жрецом на крохотном столике лежали три или четыре небольшие вещички. Люди подходили к нему, спрашивали что-то и отходили не задерживаясь. Витри взглянул на столик и увидел черную фигурку саламандры, бронзовый ажурный браслет и небольшой кинжал с розовато-серой эфилемовой рукояткой. Лезвие кинжала скрывалось в серебряных ножнах, на которых была укреплена широкая и плоская цепочка из мелких, причудливо перекрученных звеньев. Вдоль ножен тянулась строчка иероглифов, которые Витри принял за неповторяющийся узор.

– Сколько это стоит? – спросил он жреца, указав на кинжал. Жрец испытующе посмотрел на Витри, затем вынул кинжал из ножен, показывая лезвие.

Оно оказалось серебристо-белым и матовым, от него шло ощущение остроты и легкости. – Возьми его в руки, – сказал жрец.

Витри взял кинжал за рукоятку и подивился ее теплоте и удобству формы.

– Он будет твоим, если ты отдашь за него все деньги, которые у тебя с собой, – сказал жрец, глядя на лезвие. – И помни – им нельзя делать зла. Витри заколебался. Он взял с собой все деньги, кроме отложенных для уплаты за гостиницу. Подумав немного, он отдал кинжал жрецу и пошел дальше, но вскоре чувство потери чего-то важного заставило его вернуться. Витри снова поглядел на кинжал и решился.

– Вот деньги. – Он достал мешочек и подал жрецу. Тот протянул ему кинжал.

– Носи его на шее, на цепочке, – сказал жрец. – Он охраняет от болезней и дурной магии. Возможно, у него есть и другие, скрытые свойства, но нам это неизвестно. Этим кинжалом владел один из нас, но он . умер и унес его тайны в могилу.

Витри надел цепочку на шею и спрятал кинжал под одежду, испытывая легкое недоумение перед собственной причудой. В это время на дальнем конце площади послышалось звонкое, полетное пение рожка и рокот барабанов. Через расступающуюся толпу шли пятеро музыкантов. Первый играл на рожке, за ним следовали двое барабанщиков. Позади шагали флейтисты, выводя тягучую мелодию.

За музыкантами медленным шагом выступали оранжевые жрецы, выстроившиеся цепочкой. Они шли с отрешенными лицами, глядя прямо перед собой.

Процессия дошла до храма и втянулась в распахнувшиеся двери. Витри отыскал в толпе своего товарища и пробрался к нему.

Лоанцы вошли в храм вместе с толпой, хлынувшей вслед за жрецами.

Войдя в центральный зал храма, сверкающий десятками светлячков Саламандры, они на мгновение застыли от восхищения при виде необыкновенного зрелища – статуи великой Мороб, над головой которой шатром сходились нити светящихся гирлянд, жрецов, выстроившихся перед ней полукругом, искусных росписей на стенах и потолке храма. Подступающая толпа чуть не свалила лоанцев с ног, оттеснив их к боковой стене зала. Шемма и Витри оказались у панели, ведущей к дверям с загадочными и привлекательными рисунками. Шемма сжал в кармане светлячок, чтобы убедиться, что это не сон.

Из-за статуи великой Саламандры вышли музыканты и уселись по бокам сцены, извлекая из своих инструментов протяжную, переливчатую музыку. Двое черных жрецов показались из боковых дверей и направились навстречу друг другу, магическими вспышками поджигая содержимое расставленных по сцене курильниц.

Воздух храма наполнился легким и терпким ароматом смолы кинии. Жрецы сошлись у статуи, вслед за ними появились жрицы в длинных черно-оранжевых накидках, символизирующие саламандр.