- А как она называется? – осведомился Марк. - Лаборатории бывают разные – механические, оптические, электромагнитные. А эта какая?

- Вы разве не в курсе? – удивился Блюмкин. – Хотя, неважно. Мы с вами в нейроэнергетической лаборатории при Специальном отделе ОГПУ, которым руководит товарищ Бокий.

Не то, чтобы я не был готов услышать что-нибудь подобное. Но, лишь когда прозвучало имя Глеба Бокия, соратника Менжинского и Ягоды, один из основателей ГУЛАГа, куратор Соловецкого лагеря особого назначения СЛОН, покровителя таинственных «красных магов» – только в этот самый момент я до конца осознал, в какую мутную, смертельно опасную и безнадёжную историю вляпались мы с Марком.

Я пришёл в себя от пронзительного аммиачного запаха, ударившего в нос. Я открыл глаза – вонь исходила от ватки, которую заботливо подсунули мне чуть ли не в самые ноздри.

- Очнулся!

Это Марк. Голос радостный, звонкий, слегка дрожащий – так бывает после сильного испуга, когда понимаешь, что опасность отступила. А то и вовсе оказалась мнимой.

Ватка с нашатырём исчезла, а вместе с ней и запах. Чья-то твёрдая, как доска, ладонь, приподняла мне затылок.

- Очнулся? Вот и хорошо!

Я повернул голову. Голос, как и ладонь, поддерживавшая мою голову, принадлежали тощему, как вобла, человеку в синем лабораторном халате и пенсне с позолоченной дужкой на шнурке - точно такие носил Папанов в роли Кисы Воробьянинова. Халат был заляпан вперемешку пятнами машинного масла и меловыми следами.

- Да, брат, здорово ты нас напугал!

Этот голос я узнал без труда. «Дядя Яша», он же Яков Гершевич Блюмкин, человек, сначала спасший нас в переулке от гопников, а затем зачем-то притащивший сюда.

Я попытался встать.

- Нет-нет, юноша, пока вам лучше полежать. – засуетился незнакомец в пенсне. – Вы уже второй раз теряете сознание в моих, так сказать, пенатах, и не хотелось бы третьего!

«Второй? Это вы о чём?» – едва не спросил я, и тут же понял, что он имеет в виду. Конечно же, тот, первый раз, когда тело Лёшки Давыдова, неправедное захваченное моим сознанием, выволакивали из того самого кресла с проводами и дурацкой алюминиевой шапочкой.

- Дайте ему горячего чаю, и сахара побольше. – распорядился «дядя Яша». - И ещё бутербродов каких-нибудь, или баранок, что ли… Вы есть хотите, молодые люди?

_Да! Хором ответили мы с Марком, и я вдруг осознал что голоден буквально, как волк. Да что там, сейчас я, кажется, и волка бы съел и не поморщился – ведь у нас со вчерашнего утра, с завтрака в коммуне, почитай, маковой росины во рту не было!

…вот что значит адреналин и тяга к приключениям…

Незнакомец засуетился, погнал какого-то молодого парня (судя по синему халату, лаборанта) в столовую, за бутербродами с колбасой. «Дядя Яша» вызвался его сопроводить, а я повернулся к Марку и шёпотом спросил:

- Этот тип – он кто?

- Который в пенсне? Помнишь, ты расспрашивал меня об «особом корпусе»?

- Ну, было дело. Но это тут при чем?..

- А при том, что это именно он провожал тогда того, пропавшего парня! Он ещё его называл Евгений Евгеньевич, я тебе говорил. Он самый и есть – Гопиус Евгений Евгеньевич, он тут главный, как я понял.

Вернулись посланцы со свёртком из промасленной бумаги, от которого пахло так одуряюще-аппетитно, что я два снова не грохнулся в обморок. В свёртке кроме бутербродов оказались свежевыпеченные, ещё горячие беляши, и я тут же вцепился в один не хуже пираньи, которая вгрызается в бок телёнка, неосторожно зашедшего в воду Амазонки.

…Еда! Пища! Пассивная протоплазма!

Вот оно, счастье…»

Пока лаборант колдовал с медным чайником и электрической плиткой (в лабораторном хозяйстве нашлась и она), «дядя Яша» устроил Гоппиусу форменный допрос. Его интересовали успехи Марка по части открытия «особых способностей» - оказывается это он «сосватал» парня для исследований. Из беседы, в которую я вслушивался, несмотря на набитый битком рот и характерный треск за ушами, стало ясно, что коммуна действительно с двойным дном и создана, похоже, для размещения подростков, вызвавших интерес Гоппиуса и других учёных, работающих под крышей Спецотдела. А значит, в том, что там творится, заинтересован как минимум, сам Глеб Бокий, а то и фигуры покрупнее. К примеру, Яков Агранов, по слухам, тоже не брезговавший оккультными игрищами.

…Да уж, попали, так попали! Теперь бы понять, как выбираться будем…

Я дожевал беляш, принял из рук Марка стакан с чаем и повозился, усаживаясь поудобнее. При этом что-то больно впилось мне сзади в поясницу.

…«Браунинг» Блюмкина? Значит, меня не обыскивали? И, похоже, не собираются…

Беседа Гопиуса» и «дяди Яши» тем временем плавно перетекла с личности Марка (да-да, конечно, Яков Григорьевич, способности у мальчика, несомненно, большие. Но, вы же понимаете: они нуждаются в развитии, так сказать, в шлифовке…) на мою скромную персону. Тут я насторожил уши по-настоящему, даже беляш жевать перестал.

Как выяснилось – напрасно. Ничего конкретного Гопиус собеседнику не сообщил. Сказал только, что прежде, чем «подопытный» (это обо мне-то, любимом! Ну, погоди, курва в пенсне, попомню…) потерял сознание, приборы зафиксировали аномальную нейроэнергетическую активность. И если уважаемый Яков Григорьевич позволит прямо сейчас обследовать мальчика снова…

Услыхав это, я непроизвольно дёрнулся. Ну уж нет, снова в кресло я не сяду и опутывать себя проводами не дам! Соблазнительно, конечно – а вдруг установка сработает в обратную сторону и вернёт меня на законное место - но не зря же мне в самый последний момент показалось, что сердце пронзает раскалённая игла боли? Нехорошо, конечно, по отношению к Алёше Давыдову, оказавшемуся в этой истории безропотной жертвой, но вернуться в своё старое тело только для того, чтобы склеить ласты от инфаркта – нет, так далеко моё человеколюбие не распространяется….

Мои страхи оказались напрасными: Гоппиус сообщил, что сразу после опыта со мной аппаратура вышла из строя, да так основательно, что они до сих пор возятся с её исправлением и настройкой. «Мальчика же, - продолжил он, - решено было отправить пока в ту же коммуну, куда месяцем раньше отправили Марка. Пусть побудет под наблюдением, а там и второй комплект оборудования смонтируют и запустят…

Я подавился беляшом и закашлялся. Марк постучал мне между лопатками ладошкой.

…второй комплект, говорите? Так вот что на самом деле в «особом лабораторном корпусе…

Моя догадка почти сразу подтвердилась. Гопиус стал упрашивать «дядю Яшу», чтобы тот позволил ему поговорить со мной или хотя бы с Марком. Но наш спаситель упёрся: «имей терпение, Евгений Евгеньевич! Видишь, ребята устали, изголодались; переночуют у меня на квартире, а завтра-послезавтра сам же отвезёшь их в Харьков, в коммуну. Тогда и наговоритесь вволю и не только.

«Знаем мы это ваше «не только». - мрачно подумал я, косясь на кресло в центре лаборатории. - Впрочем мне, пожалуй, грех жаловаться – никто, если подумать, не заставлял меня сооружать дубликат этого творения «безумного учёного» у себя на даче?»

С этими мыслями я покончил с беляшом, сжевал на пару с Марком шесть бутербродов с вкуснейшей варёной колбасой, и вслед за «дядей Яшей» покинул логово Гоппиуса. Часы на фасаде здания показывали половину первого пополудни – а значит, этот увлекательный денёк пока далёк до своего завершения.

[1] шестизарядный револьвер M1917 Smith Wesson. калибра .45 ACP

[2] «На берегах Невы» И. Одоевцева.

Гул моторов убаюкивал. На этот раз не было выматывающей тряски, грохота, и ледяных сквозняков, что изводили нас в прошлом рейсе. Большому трёхмоторному самолёту, изначально предназначенному для перевозки пассажиров и почты, предстояло стать настоящей гордостью Страны Советов, и к постройке его подошли со всем тщанием - а первый экземпляр даже выставили для всеобщего обозрения на Красной Площади, н Лобном месте. Так нам, во всяком случае, объяснил улыбчивый бортмеханик, провожая в пассажирский салон. Марк, увидав два ряда пустых кресел – всего я насчитал их девять - немедленно возликовал: путешествовать предстояло с комфортом, да ещё и можно было самим выбрать места у окна-иллюминаторов! Да что там иллюминаторы, в хвосте даже туалет имелся, отделённый от пассажирской кабины гофрированной алюминиевой шторкой! Я не преминул заглянуть туда, даже нажал рычаг слива – в унитазе забулькало, отодвинулась заслонка и внизу, в круглом отверстии появилась жухлая аэродромная травка, в точности, как в сортирах пассажирских вагонов.