На большой типографски отпечатанной афише фильма с интригующим названием «В город входить нельзя» был изображён зловещего вида тип с тоненькими усиками и острым носом, хищно изогнувшийся на фоне заполненной автомобилями улице. Судя по всему, детектив, возможно, даже шпионский - довольно редкий жанр в молодом советском кинематографе. Однако, я так и прошёл бы мимо – никогда не разделял модной в моё время и в определённых кругах тяги к старым немым фильмам – но замер на месте, увидав возле билетной кассы знакомую стройную фигурку.

Это же…

- Добрый день, Елена Андреевна!

Женщина обернулась - и удивлённо вздёрнула тонкую, в ниточку, бровь.

- Алёша? Давыдов? Откуда ты… Ах да, вас ведь должны были отпустить в город?

- Так и есть, Елена Андреевна! – она была в лёгком шёлковом платье и шляпке с сетчатой вуалеткой. – Вот, решил сходить в кино. Этот фильм к нам ещё не привозили…

- Я тоже его ещё не видела. – она сменила удивление на милую улыбку. – Но почему ты один? Разве у тебя нет друзей?

- Марк почувствовал себя неважно и вернулся в коммуну. – соврал я. – Удивительно другое: как вышло, что такая очаровательная женщина проводит вечер в одиночестве?

До вечера было ещё далеко, стрелки часов на здании горисполкома, едва подбирались к четырём пополудни, но я решил ковать железо, пока оно горячо.

- И ты собираешься составить мне компанию? – «писхологиня» немедленно включилась в предложенную игру. – Я, честно говоря, ещё не решила, хочу ли я туда…

И кивнула на афишу с усатым типчиком.

Что ж, красивая женщина имеет право на маленькие капризы – хотя бы и в масштабах райцентра. Я заозирался. «Парижская кофейня «Бон», чей уровень сервиса я имел возможность оценить, спасительно маячило на углу улицы.

- До начала сеанса ещё полчаса. Давайте посидим, выпьем кофе, а вы пока определитесь со своими планами. Билеты я всё же возьму - а то вдруг вам всё же захочется?..

- А если не захочется? – в глазах её промелькнули задорные чёртики. – Деньги же пропадут...

- Как-нибудь переживу. Так вы согласны?

Вместо ответа она взяла меня под руку. Я просунул две смятые бумажки в фанерное окошко кассы, получил в обмен два квитка из серой бумаги со слепым текстом и горсть медяков, после чего мы направились к «парижской кофейне». На нас оглядывались, парень в рабочей тужурке и мятом картузе завистливо сказал приятелю: «Во коммунарские гуляют! Какую нэпманскую фифу оторвал! Нам бы с тобой, Петро, такую…» Я сделал вид, что ничего не слышал, за что был вознаграждён лёгким пожатием ладони, продетой под мой локоть.

…А жизнь-то, похоже, налаживается!..

В кино мы всё-таки попали – правда, пробыли там недолго. Первую, осторожную, разведку боем я провёл ещё в кофейне, нежно сдав ручку моей спутницы. Ответом было лёгкое движение тонких пальцев – идёт дело, идёт!

В здешних кинотеатрах, оказывается, не было пронумерованных мест, и я решительно увлёк «психологиню» на последний ряд – в иные времена там располагались «места для поцелуев». И не ошибся, как выяснилось – рабочая молодёжь и прочая малокультурная публика оккупировала передние ряды, лузгала семечки, дымила вонючими папиросками и громко комментировала происходящее на экране к возмущению прочих зрителей.

Нас, впрочем, всё это мало интересовало, как и происходящее на экране. Не успели промелькнуть титры (фильм ожидаемо оказался немым),как мы от пожатий пальцев перешли к поцелуям – лёгким, а потом и самым откровенным, взасос, «с язычком». Дальше – больше: моя ладонь легла на обтянутое тонким шёлком колено и, не встретив противодействия, медленно поползла вверх. Выше, выше… женщина коротко вздохнула, и слегка раздвинула ножки, позволяя мне перенести боевые действия на внутреннюю часть бедра. А когда пальцы ощутили женский жар, она чуть отстранилась, прервав поцелуй, и хрипло прошептала:

- Я снимаю комнату тут, неподалёку. Хозяйка уехала к родне в деревню, и если ты не горишь желанием досмотреть это до конца…

Ещё один плюс заднего ряда – он был заполнен хорошо, если на треть, потому обошлось без злобного шипения и ругани зрителей, которым я отдавил в темноте ноги. Мы выбрались из зала – подростковые гормоны Лёхи Давыдова бушевали, отчего в галифе у меня сделалось тесно, а руки дрожали – и вышли на улицу. Несмотря на охватившее меня нетерпение, я всё же сообразил сделать крюк и навестить расположенный в соседнем здании коммерческий магазинчик.

...Шампанское «Абрау-Дюрсо», коробка шоколадных конфет московского «Красного Октября» (бывшее товарищество «Эйнемъ»), жестянка с консервированными персиками – гуляем!..

- От тебя пахнет вином. – сонным голосом сообщил Марк. – И духами. Женскими. Ты бы пошёл, умылся, что ли…

- Не завидуй так громко. – буркнул я. - И вообще, кому тут охота ко мне принюхиваться?

От города пришлось добираться пешком, так что в коммуну я попал только к трём часам ночи. К счастью, полог палатки оказался не зашнурован (уж не Марк ли позаботился?), и внутрь я проник, не издав ни единого шороха.

- Татьяне, например. – ответил Марк. – Завтра, с утра, как возле умывальника встретитесь. Она, кстати, после ужина тебя искала, меня расспрашивала…

Я сел на койку, нащупал подушку – в палатке было хоть глаз выколи, - и стал стаскивать башмаки.

- А ты?..

- А что я? Сказал, как есть, что задержался в городе и будешь к отбою. Или немного позже.

- Ну, спасибо тебе, добрый фей! – я едва сдержался, чтобы не выругаться во весь голос. - Вот уж не думал, что лучший друг меня заложит!

- Это я-то? – возмутился он. – А кто Олейнику наплёл, что тебя срочно, без промедления, вызвали в «Особый корпус»? Кто про учителя Лао ему втирал?

…Что ж, если Олейник поверил этой сказочке - рапорта на СК по поводу опоздания, как и нарядов вне очереди, не будет. А куда он денется, если подумать? Поверит, как миленький – проверить-то невозможно, разве что, поднимать шум на всю коммуну и запрашивать через Погожаева, на самом ли деле «спецкурсант» Давыдов привлекался для внеурочных ночных занятий?

- Ну-ну, я ж не всерьёз. – сбавил я обороты. - Спасибо, конечно, а сейчас давай спать, а? Вставать ни свет ни заря...

За последующие за вылазкой в город две с половиной недели я встречался с Еленой Андреевной всего дважды. Оба раза это происходило в привычной обстановке отдельного класса, где она вела со мной обычные душеспасительные беседы. И оба раза мне до боли сами-знаете-где хотелось подхватить её на руки, усадить на стол, задрать к поясу элегантную узкую юбку, раздвинуть ножки, обтянутые заграничным шёлком – грубо, решительно, - и…

Увы, пришлось сдерживаться – во-первых, она с самого начала обозначила дистанцию, умело уклонившись от поцелуя а во вторых… Ну, не сочеталась эта великолепная, немного в стиле «нуар» женщина с пошлейшим офисным перепихоном. Так что мы ограничились многозначительными взглядами, лёгкими прикосновениями ножки к моему бедру под столом и невысказанным вслух предложением немного потерпеть.

Был ещё и третий момент, способный при иных обстоятельствах поумерить мой эротический пыл – я никак не мог решить, делает ли она это по собственному желанию, или, так сказать, «по долгу службы»? По всему выходило, что второе, и это, конечно, могло бы послужить ледяным душем для романтически настроенного юноши, вроде моего реципиента. Но я-то давно не юноша, и уж точно не романтически настроен, во всяком случае, в душе – а, следовательно, подобными комплексами не страдаю. Случилось такое вот внезапное и, безусловно, приятное приключение – вот и хорошо, надо брать от жизни всё, потому как завтра может быть поздно…

А в середине третьей недели нас вызвал Гоппиус. Зашёл прямо на занятия по топографии, коротко переговорил с преподавателем и предложил следовать за ним. И не сказал ни слова, пока мы не покинули территорию, прилегающую к «»особому корпусу» и не углубились достаточно в лес по узкой тропинке. И только тогда остановился и обернулся к нам.