Поначалу полиция, заранее принявшая меры, обеспечила сопровождение и безопасность этого, с виду, вполне мирного шествия. Но хватило их ненадолго – стычки возобновились, в ход снова пошли камни, пролилась первая кровь.
В последующие несколько дней беспорядки вспыхнули и в других палестинских городах. Мало того – аккурат к пятничной молитве среди арабов разнёсся слух, что в Еврейском квартале зарезали двух их соплеменников. Неистовый муфтий Амин аль-Хусейни не преминул выступить с новой проповедью, призвав правоверных на защиту святыни, и толпа, вооружённая камнями, палками и ножами, выхлестнулась из Шхемских ворот Старого Города и устремилась в населенные евреями кварталы.
И началось…
В течение двух дней по всей Палестине погибло около полутора сотен евреев и ещё больше арабов. На улицах раздавались выстрелы, отчаянныхпризывов мэра Иерусалима «избегать кровопролития» и вооружиться «милосердием, мудростью и терпением» уже никто не слушал. Уцелевшие евреи скрывались в отделениях британской полиции, запирались группами в домах и пытались, как могли отбиваться - но что они могли сделать, если улицы заполнены беснующимися, доведёнными до последнего градуса священной ярости, арабами? Жителю Цфата Давиду Хакоэну повезло, во время погрома отсутствовал в городе; вернувшись через два дня, когда англичане объявили о восстановлении порядка, он своими глазами увидел и подробно описал чудовищные подробности резни.
«Внутри домов я увидел изувеченные и сожженные тела жертв расправы, обгорелое тело женщины, привязанное к решетке окна… - свидетельствует Хакоэн. - Арабы зверски расправились со школьным учителем, егоженой и матерью. Ворвавшись в приют для сирот, они разбивали детям головы и обрубали им руки. Одной пожилой женщине вспороли живот и засунули туда кошку. Ребенка и молодую женщину, которая должна была на следующий день выйти замуж, хладнокровно пристрелил констебль-араб, когда она с криком стучалась в двери полицейского участка - по иронии судьбы, этот констебль вместе с прочими своими земляками, служившими в британской полиции, обязан был обеспечивать безопасность местных евреев…»
Именно в эпицентре этой кровавой заварухи и оказался Яша Блюмкин, так не вовремя приехавший в Иерусалим для того, чтобы забрать то, что он год назад оставил на попечение злосчастного раввина Шломо Бен-Циона.
Лев Штивельман, проходивший по секретным ведомостям ИНО ОГПУ как агент-нелегал с кличкой «Прыгун», обитал вместе с женой (агент «Двойка») в самом безопасном районе Старого города, Христианском квартале. Они снимали довольно просторную квартиру на втором этаже приличного дома – и именно сюда пробрался Яша Блюмкин, уворачиваясь от шныряющих по улицам группок агрессивно настроенных арабов. От «маузера» он избавился при пересечении границы христианского квартала. Концентрация полицейских нарядов и английских армейских патрулей превышала здесь всякие разумные нормы, и вряд ли стражи порядка лояльно отнеслись бы к персидскому еврею (в Яшиных документах по-прежнему значились имя и фамилия торговца старинными книгами и предметами культа Якуба Султан-заде), который прячет под своим драным лапсердаком огромный пистолет, свежо воняющий сгоревшим порохом.
«Прыгун» принял своего шефа на террасе, расположенной прямо на крыше дома. Отсюда открывался отличный обзор на внутренний дворик лютеранской церкви Христа Искупителя –из-за угла храма высовывался угловатый радиатор британского броневика «Роллс-Ройс», обрамлённый изящно изогнутыми крыльями.
Хозяин дома пододвинул своему боссу кресло, плетёное из камыша, и поставил на столик поднос с крошечными кружками дымящегося, пахнущего пряностями кофе. Кроме кофе на столе имел место запотевший мельхиоровый графин – солидный торговец автозапчастями мог, среди прочего, позволить себе и американскую новинку «электрический ледник».
- Прошу вас, уважаемый, попробуйте. Это настоящий персидский шербет - из сока кислой алычи, лимона и граната, настоянный на травах и семенах базилика. Готов поклясться, больше нигде в этом городе вы такого не попробуете!
Говорил он по-немецки.
- В Иерусалиме, как известно, можно найти что угодно. – Яша взял высокий стеклянный стакан, плеснул в него напитка – стакан мгновенно покрылся туманными капельками росы. – Например, один предмет, который был похищен сегодня из дома ребе Бен–Циона, да будет Бог Израиля милостив к его душе…
- В прошлый свой визит в Иерусалим вы попросили меня приглядывать за домом ребе. - медленно произнёс «Прыгун». - Думаю, вам будет интересно узнать, что убили его вовсе не погромщики.
Яша слегка вздёрнул бровь, изображая недоумение.
- Какие-то арабы, числом пять человек, проникли к нему в дом за три примерно часа часов до того, как в Старом городе начались убийства. – продолжал агент. - Они пробыли там около часа, а когда вышли, то сразу отправились сюда, в Христианский квартал. Мой человек, следивший за домом – кстати, тоже араб – видел, как они встречались с неким джентльменом возле католического монастыря Нотр Дам де Франс.
- Кто это был – ваш человек знает?
- Нет, он видел его в первый раз и уверяет, что раньше в городе он не появлялся. Запомнил, что одет он был в английское полувоенное платье и пробковый тропический шлем.
- Они ему что-нибудь передавали?
- Да, довольно увесистый свёрток. В ответ тот вручил им мешочек с монетами – мой человек говорил, что увесистый.
- Яша повертел в руках стакан.
- А где теперь этот англичанин? Удалось за ним проследить?
- Неизвестно. Знаю только, что когда начались беспорядки, он выехал из города через Новые ворота - на автомобиле, в компании двух британских офицеров. Вроде бы, направлялись по шоссе в сторону Яффо.
- А там можно сесть на пароход… - задумчиво сказал Яша.
«Бегун» согласно кивнул.
- Да. Или на английский эсминец – их сейчас в порту два, и ещё крейсер «Эмеральд».
Яша взглянул на собеседника с весёлым недоумением.
- Откуда такие подробности? Если мне не изменяет память, наблюдение за перемещением военных кораблей в ваши обязанности не входит…
- Я два дня назад был в Яффо, забирал партию автомобильных аккумуляторов. Через два дня собираюсь туда снова и попробую навести справки о вашем англичанине. Хотя, конечно, обещать ничего не буду. Но если вы скажете, что было в том свёртке, мне будет гораздо легче искать.
Яша ответил не сразу – сначала он пригубил чашечку с уже остывшим кофе и в три глотка осушил её. Поставил на поднос, вытер губы салфеткой.
- Книга, Лев. Очень старая и очень редкая книга, и она… - он на мгновение замялся, - она нужна лично мне, а не нашим... хм… московским друзьям. Если вы и в самом деле сумеете её разыскать – поверьте, я не останусь в долгу.
Полоса грязной воды между бортом парохода и дощатой стенкой стала шириться. Яша лениво посмотрел в сторону кормы – там из под крутых свесов бил бурун пены. «Умбрия», итальянский грузопассажирский пароход, сменивший мундир военного транспорта на промасленный бушлат средиземноморского трудяги, отходил от пирса порта Яффо. Судно уже несколько лет с регулярностью маятника моталось по маршруту Яффо-Пирей-Стамбул, и Яша не в первый раз пользовался его гостеприимством – слегка, подпорченным всепроникающей угольной пылью, вонью машинного масла и скверной кухней, которой потчевали здесь немногочисленных пассажиров, пожалевших денег на лайнер посолиднее.
Впрочем, кофе здесь варили вполне приличный. Конечно, ему далеко до того, которым угощал своего шефа агент «Прыгун», он же Лев Моисеевич Штивельман – но способно скрасить недолгое путешествие. Погоды стоят августовские, жаркие; лёгкий бриз неспособен вызвать приступ морской болезни у самых изнеженных пассажирок – так стоит ли жаловаться на всякие пустяки?
«Умбрия» отвалила от причала, окатив его нечистой пеной из-под гребного винта, и неторопливо зашлёпала к выходу из гавани. Справа медленно проплывал высокий борт крейсера Его Величества «Эмеральд» в серой шаровой окраске мирного времени. Над полубаком, над плоскими двухорудийными башнями был растянут огромный солнечный тент, и в его тени «лайми» играли на широкой палубе в футбол, оглашая внутренний рейд азартными криками.
