Оглянувшись, он увидел Элизабет, стоявшую в нескольких футах от него, у экипажа. Она смотрела в его сторону холодным и отрешенным взглядом. Она не считала себя побежденной. Как, впрочем, и он. Но Эш понимал, – из случившегося прошлой ночью он вышел и не победителем. Те несколько часов, в течение которых он успел забыться сном, были наполнены образами Бет. Он видел ее с разметавшимися по белым простыням роскошными волосами под ласковым теплым светом лампы, нежную и зовущую. Когда забрезжил рассвет, ему до смерти захотелось прижаться к Бет, погрузиться в пламя ее жарких объятий.

Но он подавил в себе желание, которое росло так быстро, как ручей после сильного дождя. Эш давно уяснил, что полагаться во всем можно только на себя. И доверять – только себе. Он не собирался избавляться от мысли об этой женщине, и, что больнее, изгонять из сердца.

Эш поднялся вслед за Хейвордом по широким ступенькам, ведущим к крепким дубовым дверям под каменной аркой. Краем уха слушал рассказ герцога о древней и знатной фамилии Марлоу, история которой начинается с 1654 года. Подходя к массивным дверям Четсвик Холла, Эш представил себе, как переворачиваются в гробах предки герцога при одной мысли, что членом их семьи станет самозванец без роду и племени.

Дверь открыл высокий худощавый человек, приветствуя их со сдержанностью владельца похоронного бюро и улыбкой старого друга.

– С возвращением, Ваша Светлость, – любезно произнес он. – Рад снова видеть вас.

Хейворд коротко кивнул.

– Энджелстоун, это Хедли, – представил он Эшу дворецкого. – Ты сводил его с ума своими детскими проказами. Помню, как однажды наполнил его ботинки мелассой*.

* Меласса – черная патока. – (Прим. перевод.)

– Рад вас видеть, – приветствовал Эш, протягивая руку. – Прошу простить меня за тот случай с мелассой.

Растерявшись, Хедли уставился на протянутую руку, словно это была гремучая змея, готовая наброситься на него в любую минуту.

– Ну, что вы, милорд, – запинаясь, пробормотал дворецкий и, едва прикоснувшись к ладони Эша, резко отдернул руку. – Не стоит об этом вспоминать.

Эш отступил назад. Он чувствовал себя школьником, стоящим перед классом в слишком коротких штанишках. Повернув голову, он посмотрел на Элизабет, которая стояла возле белого мраморного бюста на черном пьедестале. Нахмурившись, она смотрела на него, и по выражению ее глаз он понял, что только что выставил себя на посмешище. Он отвернулся, чувствуя, как его охватывает горячая волна стыда. Разве можно за несколько недель усвоить все тонкости? Черт побери! Да этих правил – добрая тысяча, и каждое из них готовит ему ловушку. А ему не хотелось производить впечатление круглого дурака.

Хотя на улице было свежо, ему стало жарко. Красивая рубашка из белого шелка, выглядывавшая из-под черного сюртука, намокла от пота. Но он старался ничем не выдавать своего конфуза. И уж тем более не хотел, чтобы о его нервном напряжении догадалась Элизабет.

Переступив порог дома, Эш обвел глазами огромный холл. На стенах, обитых темными деревянными панелями, висели полотна в золоченых рамах. Под потолком красовалась стенная роспись с мифическими богами и богинями.

– С возвращением домой, Энджелстоун. – Крепко сжав руку Эша, Хейворд грустно улыбнулся. – Как давно мне хотелось произнести эти слова.

Никогда в голову Эшу не приходила мысль, что дом может заставить человека ощущать себя будто придавленным. Но именно таким он и казался себе сейчас – маленьким, жалким, затравленным, словно волк на псарне.

Безмолвие огромного холла нарушил женский вскрик. Повернувшись, Эш посмотрел в сторону белой мраморной лестницы в дальнем конце. На нижней ступеньке стояла женщина, тяжело опираясь на позолоченные перила балюстрады, готовая в любую минуту упасть. Губы были приоткрыты, словно она видела призрак, вставший из могилы.

– Леона, дорогая, ты только посмотри, кого я привез!

Хейворд, не отпуская руки Эша, повел знакомить его с герцогиней.

Леона ничего не ответила. Она смотрела на Эша глазами, полными слез. Он весь напрягся и с трудом сдерживался, чтобы не убежать. Ему хотелось в этот миг вернуться в неизвестность и никогда не видеть счастье и радость, которыми светились глаза старой женщины.

Очень захотелось закричать этим людям, что все это – не более чем игра, представление. А он – обыкновенный мошенник.

Когда Эш подошел поближе, Леона подняла руки. Даже стоя на ступеньке лестницы, она едва доходила ему до подбородка. Он взял худенькие ладони герцогини и посмотрел в темные, полные слез глаза. Вина тугой петлей сдавила горло. Вина за то, что эта бедная женщина принимала его за другого. Вина за то, что у него не хватало смелости сказать правду.

– Ты дома, – прошептала Леона.

От волнения у Эша пересохло во рту. Он тщетно искал слова, чтобы рассеять иллюзию, в которую она уверовала. Но ослепительное счастье в ее глазах делало его немым. Он успокоил себя тем, что еще будет время рассказать герцогине правду, которая, к сожалению, разрушит все надежды.

– Эмори! Это ты?

Эш повернул голову в сторону, откуда раздался мягкий женский голос. Яркий солнечный свет, падавший в высокие окна, освещал лестницу. На верхней площадке стояла стройная женщина. Теплые золотистые лучи подчеркивали красоту белокурых волос, спадавших на плечи блестящими волнами. Прищурившись, Эш тщетно пытался ее разглядеть.

– Да, это ты, – снова заговорила незнакомка. В голосе звучало волнение. Легкой походкой она сходила по лестнице, и каждый шаг сопровождало мягкое шуршание бледно-розового шелкового платья.

Леона стиснула руки Эша в своих ладонях. Он почувствовал, как внезапно напряглась герцогиня, глядя на спускающуюся к ним блондинку. Она вышла из полосы солнечного света, и теперь Эш мог ее разглядеть. Такое спокойное и безмятежное выражение лица он видел впервые. Казалось, душа женщины была свободна от земных переживаний и забот.

– Эмори, – тихо произнесла она и так осторожно, легко дотронулась до плеча Эша, что тот едва ощутил прикосновение сквозь ткань рубашки и сюртука. – Тебя так долго не было.

Она казалась только что спустившейся с небес, – такая хрупкая и беззащитная. Эш уже догадался, кто это.

Переведя взгляд со спокойного и красивого лица, он взглянул на Элизабет. Она молча наблюдала за происходящим и была так тиха и неподвижна, как полотна на стенах, обшитых деревянными панелями. В огромных серых глазах сквозила глубокая печаль. Эшу до боли в сердце захотелось обнять ее и крепко прижать к себе.

– Джулиана, дорогая, – голос Леоны заставил Эша вновь обратить внимание на белокурую женщину. – Это сын Эмори, Пейтон.

Джулиана удивленно посмотрела на герцогиню.

– Его сын? – переспросила она. – А разве у Эмори есть сын?

На лице Леоны была такая нежная улыбка, словно она разговаривала с ребенком.

– Да, дорогая, – ответила та. – Это Пейтон, сын Эмори.

– Но я не знала, что у Эмори есть сын, – растерянно произнесла Джулиана, и озабоченное выражение на лице сменилось испуганным. – А почему я этого не знала?

Леона ласково прикоснулась к ее щеке.

– Ты просто забыла об этом, моя дорогая. Вот и все. И незачем так волноваться, – старалась она успокоить Джулиану.

– О, – зябко повела та плечами. – Ради Бога, простите. Порой меня подводит память.

– Ничего, – ободряюще улыбнулся Эш. – Память всех нас порой подводит.

– Вы очень добры, – прошептала Джулиана. Она казалась Эшу ребенком. Глядя в большие светло-голубые глаза, он представлял невинную маленькую девочку, которую необходимо защитить от суровой реальности жизни. Впечатление это только усилилось, когда он увидел, как Элизабет встречает мать. По сравнению с этим хрупким и неземным существом, дочь казалась старше матери на целую жизнь.

Когда Элизабет снова посмотрела на Эша, взгляд ее был совершенно, отрешенным, но в фигуре угадывался вызов: скованные плечи, холод в глазах, высоко поднятый подбородок.