— Насколько я понимаю, вам все-таки не нужно было так срочно возвращаться к работе.

— О, а я уже вернулся к работе. — Фелл миновал открытые ворота сада и прошел под триумфальной аркой, которая отмечала единственный вход в ботанический сад и выход из него. В тени арки было удивительно прохладно после теплого солнца, однако мимолетный холодок рассеялся, как только они оказались в саду. — Мы оба работаем.

— Правда?

Лэмберт прошел с Феллом по первому саду — сложным зарослям лаванды, розмарина и еще примерно пятидесяти незнакомых ему растений, — а потом по центральной дорожке второго сада, оси, прорезавшей солнечную аллею среди жестоко обрезанных роз. Даже в конце лета их аромат кружил голову.

— Неплохая работа.

Фелл ни разу не приостановился, чтобы полюбоваться каким-нибудь цветком. Он прошел через вторые ворота, на этот раз в стене и почти скрытые плющом. Вдоль внутренней стены выстроились отягощенные плодами грушевые деревья, притиснутые к стене словно для наказания. В центре внутреннего сада находился лабиринт из самшита, который садоводы неукоснительно подрезали, так что стенки запутанных ходов не поднимались выше пояса. Терпеливо поворачивая снова и снова по тропинке, которая загибалась в разные стороны под прямыми углами, Фелл вел Лэмберта в центр зеленого лабиринта.

Лэмберт уже бывал в ботаническом саду. На этот раз, памятуя об архитектурной лекции Джейн, он всматривался во все внимательнее. И точно: сумма длин аптекарского огорода и розария относилась к внутреннему лабиринту, окруженному стенами, как длина лабиринта ко всему саду. Золотое сечение соблюдалось и здесь.

В дальних углах сада росли вишни и сливы, и их меньшая высота служила контрастом к строгой геометрии самшитовых изгородей, но они были слишком низкими, чтобы давать много тени. Ничто не нарушало солнечного света, заливавшего все вокруг, ни одно дуновение не шевелило листвы, и в дремотном тепле дня самым громким звуком было жужжание пчел. Лэмберт осмотрелся, но не увидел пчел — равно как и цветов, которые могли бы приманить этих насекомых к изгородям. Здесь все было наполнено светом и теплом, запахом нагретой солнцем зелени и неизменным пчелиным жужжанием. И солнечный свет был таким ярким, что Лэмберту показалось, будто он может видеть серо-голубую тень каждого отдельного листочка самшита, каждый камешек на усыпанной гравием дорожке. Хотя лабиринт располагался на плоской лужайке, Лэмберт почувствовал, будто находится в центре кратера света.

Лэмберт попытался вспомнить, случалось ли ему столкнуться с тем, чтобы пчелы жужжали всего на одной ноте и оставались на одном месте. Тихий звук не усиливался и не стихал, а оставался совершенно постоянным. Это неизменное жужжание, слишком монотонное, чтобы быть естественным звуком, заставило его застыть на месте. Несмотря на солнце, согревавшее ему плечи, затылок у него похолодел.

Словно почувствовав дискомфорт Лэмберта, Фелл оглянулся.

— Не тревожьтесь. Мы здесь в безопасности.

— Вы слышите? — Лэмберт наклонил голову. — Вы слышите это?

— Конечно. Вам слышен сам Гласкасл. Мы находимся здесь совсем близко от охраны, в самом сердце его защиты. Надеюсь, что и нас она защитит.

— От чего?

Лэмберт почувствовал, что у него по коже побежали мурашки.

— Пока не знаю. Но в такой близости от защиты можно не опасаться, что нас подслушают. — Фелл остановился в центре шестисторонней, вымощенной плитками площадки, чтобы отметить центр лабиринта. Он повернулся к Лэмберту и пристально посмотрел на него. — Опишите человека, которого вы заметили выходящим из архива.

Лэмберт постарался как можно точнее повторить отчет, который уже дал Феллу, пока они ехали в «Минотавре». Ему трудно было сосредоточиться. Теплый воздух, яркий свет солнца и непрерывный звук теперь действовали на него успокаивающе, даже слишком. Его охватило беспочвенное ощущение благополучия, и ощущение холода было почти забыто.

Фелл нахмурился.

— Нет, я попросил описать его по-настоящему. Обрисуйте мне все, что вы помните, каждую деталь, пусть даже она кажется совершенно не имеющей значения. Представьте себе, что это одно из испытаний Войси, и ничего не пропустите.

Лэмберт вернулся мыслями обратно.

— Некрупный мужчина, но крепкий. Двигался как хорек. Даже когда он бежал, казалось, что спешки нет, хоть при этом он и покрывал немалое расстояние. Быстро и легко одновременно. Одежда выглядела обычной, ничего, что привлекло бы внимание.

— Вы не самый лучший эксперт в этом смысле, — напомнил Фелл. — Если бы мы находились на улицах Ларедо, я положился бы на ваше мнение, но не здесь.

Лэмберту захотелось напомнить Феллу, что Ларедо находится не в Вайоминге. Или что не все американцы родом из Техаса. Но внезапно ему стало лень говорить лишние слова.

— Мисс Брейлсфорд не заметила ничего необычного, а мне сдается, что она надежный судья в таких вещах. Она сказала что-то насчет его котелка — и все. — Немного подумав, он добавил: — А в Ларедо я никогда не был.

Фелл все еще был сосредоточен на своем кабинете и мужчине, который туда вторгся.

— Вы видели, как он здесь появился. И видели, как он уходил. Так сколько, по-вашему, у него было времени?

— Мы с мисс Брейлсфорд обошли Летний газон, разговаривая. Потом зашли в капеллу Святой Марии. К тому моменту, как мы увидели выходящего из архива мужчину, прошло, наверное, полчаса, не больше.

— Это немного. Совсем немного, если принять во внимание количество материалов у меня в кабинете. А еще где-нибудь в архиве были следы вторжения?

— Мы не имели права заглядывать в закрытые комнаты. Но, насколько мне известно, вторжение произошло только в вашу комнату. Рассел не увидел в происшедшем ничего, что бы его встревожило. Я не говорил ему о чертежах, которые нашел у вас на столе.

У Фелла сверкнули глаза.

— А, да! Те самые чертежи, которых там не было, когда я уезжал. Благодарю вас за осмотрительность. Надо поискать, не принес ли он мне еще чего-то.

— А зачем было ворошить все помещение, если он хотел только что-то там оставить?

— Увлекательный процесс отгадывания, правда? — Фелл с силой потянул свой ус. — Кто бы ни был этот незнакомец, он должен был знать, куда заглянуть. Интересно, кто ему сказал, который кабинет мой?

— А почему ему кто-то должен был это говорить? Может, он просто выбрал наугад. Вы намекнули Джейн, что за вами кто-то следит. Как вы думаете, кто это?

— Не знаю. Если бы знал, то поговорил бы с ним, кто бы он ни был. Но кто-то должен был устроить так, чтобы у этого мужчины в котелке оказались рекомендательные бумаги, которые он предъявил привратнику, не так ли? И тот, кто это сделал, мог дать ему указания. — Фелл хлопнул Лэмберта по плечу: — Это ваше задание на сегодняшний день. Найдите привратника, с которым он разговаривал, и расспросите его.

— О, так это мое задание, да? — Лэмберт не пытался скрыть раздражение. — А вы тем временем будете заниматься бог знает чем, наверное. А что это за глупости насчет того, что вы хранитель запада? — Лэмберт вспомнил шутку Мередита. — Именно это и делает вас древней и славной легендой Гласкасла?

— Только не древней, прошу вас! Поверьте, я изумлен не меньше вашего. — Вид у Фелла был виноватый. — Как-то зимним утром, когда я крепко спал, меня вдруг разбудил какой-то голос. Хотя я был один, кто-то говорил со мной — и этот голос я слышал не ушами, он звучал у меня в голове. Было произнесено всего лишь три слова. Я никогда не забуду это распоряжение, хотя не слышал этого голоса ни до того, ни после. «Позаботься о часах», — сказал мне кто-то.

— Позаботиться о часах? — Лэмберт моргнул. — О каких часах?

— Хотел бы я знать. В приказах есть нечто такое — возможно, в тоне, которым они произносятся, — что внушает человеку нежелание тут же им повиноваться.

Лэмберт попытался представить себе, как Фелл повинуется приказу — любому приказу, — не высказав хотя бы краткого протеста или не потребовав разъяснений. Ничего не получилось.