В течение XVIII века в Пекине сменилось восемь составов Российской духовной миссии общей численностью до ста человек[222]. Многие члены русской миссии служили в китайских учреждениях, работали переводчиками в Палате внешних сношений (Лифаньюане) и преподавателями в школе русского языка при Дворцовой канцелярии.

Миссионерская деятельность для православных священников в Пекине не являлась основной обязанностью. Миссия была предназначена для обеспечения потребностей албазинцев и русских, приезжавших в Китай. Кроме того, Российская духовная миссия в Пекине выполняла функции дипломатического представительства. Однако в документах можно встретить указания на собственно миссионерскую деятельность. Постановлением Синода от 13 октября 1742 г. 4–й миссии было вменено в обязанность, чтобы «члены ее в Пекине обучались неотменно в разглагольствии с тамошними народы для лучшего в проповеди способа».

Членам 5–й миссии указом Синода также предписывалось изучать китайский язык для миссионерской работы. Однако предписание изучать китайский язык в XVIII веке, за редким исключением, не выполнялось. Общая оценка деятельности миссионеров в Пекине противоречива. Характеризуя русских миссионеров, и современники и исследователи нередко отмечали пьянство, буйность и леность православных священников[223]. Исследователи писали, что в 1736 г. «вследствие непотребных поступков обретающегося в Китае Российского духовенства, с немалым для тамошних жителей соблазном, бесчинного и пьянственного житья не только их, но и посланных… учеников…, драк, непослушания начальнику и наконец чинимых от китайских министров этому духовенству озлобления и уничижения, — указано: взять оттуда в Россию архимандрита Антония Платковского с причтом и привезти его в св. синод под стражей…»[224]. Подобные обвинения звучали и в адрес членов последующих миссий. Миссионеров укоряли в том, что они не выполняли своих прямых обязанностей, не занимались активной проповедью христианства среди китайского населения. Численность православных албазинцев и китайцев обычно не превышала несколько десятков человек. Отказ же от активного миссионерства обеспечивал возможность стабильной работы в Китае, осуществление дипломатических функций. Пьянство во многом было вызвано физическими и моральными тяготами, которые испытывали русские люди в чуждой во всех отношениях стране. Миссионеры на долгие годы теряли связь с родиной, значительное их число в Пекине и умерло. Во время русско–китайских осложнений православные священники фактически становили заложниками, они находились под жесткой опекой со стороны китайских властей, а иногда оказывались под домашним арестом.

Духовная миссия в первой половине XIX века

В начале XIX века произошли значительные изменения в развитии Российской духовной миссии в Пекине. Это был период расцвета российского китаеведения, вышедшего из стен Пекинской миссии. На протяжении полувека в Пекине сменилось пять миссий: 9–я миссия во главе с Иакинфом (Бичуриным) (1807–1821); 10–я миссия во главе с Петром (Каменским) (1821–1830); 11–я миссия во главе с Вениамином (Морачевичем) (1830–1840); 12–я миссия во главе с Поликарпом (Тугариновым) (1840–1849); 13–я миссия во главе с Палладием (Кафаровым) (1850–1858).

Архимандрит Иакинф во главе 9–й миссии прибыл в Пекин в январе 1808 года и основное внимание уделил научной деятельности[225]. После окончания 10–летнего пребывания глава миссии попросил оставить его в Китае еще на такой же срок с целью продолжения изучения китайского языка. Эта просьба не была удовлетворена, однако он вместе со своей миссией оставался и работал в Пекине еще несколько лет. После возвращения в Петербург в 1822 г. почти все члены 9–й миссии были осуждены, сам Бичурин был взят под домашний арест и затем приговорен судом к ссылке на вечное поселение в Валаамский монастырь. Несмотря на подобные перипетии, Иакинф (Бичурин) имел много сторонников и почитателей в российском обществе. В ноябре 1826 г. он был освобожден из монастырской тюрьмы и принят на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. После возвращения из Пекина Иакинф стал признанным лидером и непререкаемым авторитетом российского китаеведения, вошел в число самых известных китаеведов мира. В 1828 г. Н. Я. Бичурина избрали членом–корреспондентом Российской Академии наук по разряду литературы и древностей Востока.

Во главе следующей миссии был поставлен чиновник МИД П. И. Каменский[226], срочно постриженный в монахи и рукоположенный в звание архимандрита. Правительство России не случайно остановило свой выбор на бывшем ученике 8–й миссии, назначенном переводчиком Азиатского департамента. П. И. Каменский стал в начале XIX века ведущим китаеведом в России, в 1819 г. он был избран членом–корреспондентом Академии наук по разряду литературы и древностей Востока, членом Парижского Азиатского общества и других европейских научных организаций. В 1818 г. император Александр I утвердил инструкцию для 10–й миссии, сохранившей силу и для последующих миссий в Пекине. Всем священнослужителям предписывалось изучать какой‑либо язык и делать переводы. Именно с 10–й миссии начинается собственно миссионерская работа в Китае. Кроме того, из числа ее учеников вышло больше всего китаеведов, способных к дальнейшей практической и научной работе[227]. Как отмечают исследователи, за всей научной деятельностью Петра (Каменского) или стоит неблагоприятное стечение обстоятельств, или кроется какая‑то тайна. Тем не менее, он сумел сделать достаточно много, был избран членом не только Петербургской академии наук, но и других научных обществ в разных странах Европы, единственный из архимандритов награжден орденом Св. Анны 1–й степени.

11–ю Духовную миссию возглавил уже бывавший в Пекине и владевший китайским языком Вениамин (Морачевич). Фактическое руководство делами миссии было поручено Д. С. Честному, в монашестве о. Аввакуму (1801–1866). Он, будучи сыном сельского священника, воспитанником Тверской духовной семинарии и Петербургской духовной академии, достиг больших успехов в изучении китайского, маньчжурского, монгольского и тибетского языков.

В 1840 г. в Китай была отправлена 12–я Духовная миссия, на которую возлагались важные научные и политические задачи, поэтому в качестве пристава в нее был назначен вице–директор Азиатского департамента МИД Н. И. Любимов[228]. В составе 12–й миссии в Пекин впервые приехало несколько известных в будущем синологов[229]. Однако эта миссия не оставила значительного следа в истории миссионерства, русские священнослужители со своими китайскими помощниками лишь обеспечивали духовные потребности албазинской общины[230].

Для подготовки следующей, 13–й миссии, из Пекина в Петербург был отозван Палладий (Кафаров). Миссия выехала в Китай в начале 1850 года. Все члены миссии занимались изучением в Пекине языков, многие из них стали известными учеными, дипломатами, переводчиками, но никто -известным миссионером. К середине XIX века явно обозначилась необходимость перевода православной богослужебной литературы на китайский язык, распоряжения об этом последовали из Петербурга, а албазинцы ходатайствовали о том же в своих прошениях[231].

Таким образом, с начала XVIII века в Пекине утвердилось православие, пришедшее в столицу Китая вместе с казаками еще в предыдущем столетии. Институты православной церкви было созданы на основе официальных соглашений между Российской и Китайской империями, их не коснулись антихристианские акции со стороны китайских властей. Православные священнослужители выполняли разнообразные функции, но практически не занимались миссионерской деятельностью в Китае, окормляя лишь албазинцев и приезжавших в Пекин русских.