При внимательном рассмотрении вышеперечисленных факторов видно, что они не могли оказать серьезного благоприятного влияния на процесс создания православной китайской общины. Российская духовная миссия в Пекине собственно миссионерской деятельностью практически не занималась, контактов с русскими католики во Внешнем Китае практически не имели, российские власти и общество не приветствовали принятие китайцами российского подданства. Что касается менталитета, то китайцы принимали православие, как и прочие ценности и атрибуты другого мира, когда считали, что в том мире им живется лучше, чем дома, и их там принимают. Но в России, в силу экономических, политических и природно–климатических условий, китайцы редко видели преимущества перед своей родиной.
После некоторых робких попыток, предпринятых по организации миссионерской и культурно–просветительной работы среди «зазейских маньчжур» в 60–х годах XIX века, церковь не предпринимала попыток целенаправленной работы среди китайского населения в России. Этим не занимались миссионерские общества, не было организовано специальных миссий или миссионерских станов для работы среди китайцев. Главным препятствием для массового (хотя бы и формального) принятия китайцами православия в России являлись требования отказа не только от традиционных ценностей, но и внешних китайских атрибутов. Например, когда прошение о принятии в русское подданство в 1902 г. подал женатый на своей соплеменнице китаец, генералгубернатор отклонил прошение, ответив, что по закону принять можно лишь тех китайцев, кто примет православие и «русские обычаи». Показательным является пример известного предпринимателя Тифонтая. Он не принимал первоначально православие потому, что в 1888 г. генерал–губернатор А. Н. Корф обусловил принятие христианства обрезанием косы. Тифонтай боялся понести большие убытки в торговле в Китае и просил разрешить креститься без обрезания косы, что ему не разрешили. Детей же своих он крестил, а за свои труды был награжден медалью «по ведомству православного вероисповедания».
На Дальнем Востоке во второй половине XIX века были случаи принятия китайцами православия, но это делали лишь те, кто принимал русский образ жизни и вступал в браки с русскими женщинами [489]. В XIX веке православные китайцы в основном принимали фамилию крестного, в ХХ веке обычно оставляли свою фамилию. Что касается вопроса о подданстве, то китайцы, как правило, при крещении не преследовали цели принятия российского подданства. Например, Н. П. Сунфу принял православие в середине 80–х годов, а российское подданство он получил лишь в марте 1900 года, когда вопрос о подданстве возник при устройстве сына в гимназию. Китайский подданный Г. П. Подобин крестился в Хабаровске еще в 1890 году, но приглашение на клятву по принятии в подданство получил лишь в 1899 году. Об общей численности крещеных китайцев в Приамурье говорить сложно. Н. Е. Нестерова насчитала 46 православных китайцев в Приморской области из числа подавших прошение о принятии в русское подданство. В исследовании А. А. Ипатьевой отмечено 17 случаев крещения китайцев приамурскими миссионерами с 1864 по 1897 год, при этом девять человек было крещено в 1872 году, а с 1883 г. случаи крещения не отмечены. В обобщающей работе «Азиатская Россия» отмечалось, что «кроме коренных инородцев Сибири исповедуют православие и многие инородцы, более сотни китайцев и маньчжур.». В Амурской области переписью 1897 г. зафиксировано 8 душ (в том числе 5 мужчин) православных маньчжуров, проживавших в русских деревнях. До Октябрьской революции 1917 г. принципиально ситуация так и не изменилась [490].
Несколько иная картина распространения православия среди китайцев наблюдалась в Сибири, в районах удаленных от китайских границ. В XIX веке в документах почти не отмечалось случаев принятия китайцами православия в Сибири или проживания православных китайцев [491]. Основная масса выходцев из Китая была временными рабочими и не отказывалась от своих традиционных ценностей и образа жизни. Первые православные китайцы фиксируются в регионе с конца XIX века. Среди них были как крещенные до приезда в Сибирь, так и принявшие православие на месте. После окончания русско–японской войны в Россию прибыли многие китайцы, служившие в русских войсках в Маньчжурии [492]. Оседали в Сибири и принимали православие представители китайской интеллигенции, по разным причинам не желавшие возвращаться на родину [493]. В Сибири, как и в целом по стране (за исключением пограничных селений), крестились те китайцы, которые долгое время прожили среди русских и планировали связать свою дальнейшую жизнь с Россией. Часто это было связано с женитьбой на русских женщинах. Данная тенденция сохранилась и в годы Гражданской войны [494]. Больше всего православных китайцев, очевидно, проживало в Иркутске, что обусловливалось спецификой состава населения и культуры в этом городе [495]. Встречались православные китайцы и в Западной Сибири. В Томской губернии уже по переписи 1897 г. из семи человек, указавших в качестве родного китайский язык, двое мужчин и женщина были указаны как православные.
Российское общество в целом равнодушно относилось к фактам принятия китайцами православия. Имели место представления, что китайцы крестились из корыстных интересов, в первую очередь для получения согласия на брак с русской женщиной. Современники писали: «… в приаргунских поселках не редкость увидеть казачек замужем за деревенским купезой–китайцем, зачастую принявшим православие, наружно, конечно, по настоянию невесты. Такие браки по большей части оканчиваются печально для прекрасной половины: расторговавшись, купеза уезжает к себе на родину в Чифу, оставляя в утешение своей временной подруге прижитых с нею детей» [496]. Наличие значительного числа крещеных китайцев в приграничной полосе, к тому же поддерживавших тесные контакты с китайскими пограничными чиновниками, периодически вызывало тревогу у русских властей. Весной 1908 г. начальник Нерчинско–Заводского уезда докладывал военному губернатору Забайкальской области: «Со своей стороны докладываю, что большой вред нам и большую пользу китайцам принесут те крещенные китайцы, которые живут в наших приаргунских поселках и некоторые даже женаты на казачках». В отдаленных от границы районах такие настроения высказывались реже. Крещение не несло видимых политических выгод, чаще всего китайцы даже через несколько лет после принятия православия не могли или не собирались принимать российского подданства. В Сибири не редки были случаи принятия православия китайцами–чернорабочими, остававшимися в дальнейшем холостыми. Не только население, но и власти не видели никакого различия между православными и прочими китайцами. Например, китаец Василий Иванов во время войны с Японией (1904–1905) «был выселен из города Иркутска в пределы Европейской России по распоряжению Главного Начальника Края, как желтолицый» [497]. В документах отмечены случаи, когда крещеные китайцы работали секретными агентами русской полиции, например, в Сибири работал секретный агент жандармского ротмистра Попова Хо–тянь–цзя, крещенный Михаилом.
Таким образом, рассматривая проблему принятия православия китайцами в Российской империи, можно сделать некоторые выводы. Случаи крещения китайцев не были так редки, как это обычно представляется. Чаще всего принимали православие китайцы, предполагавшие вступить в брак с русской женщиной и надолго остаться в России, но немало среди них было и холостых, сохранявших связи с родиной. Среди православных китайцев встречались представители самых разных слоев китайской общины: подрядчики, чернорабочие, торговцы, представители интеллигенции. Китайцы при принятии православия руководствовались самыми разными побудительными мотивами. Причинами относительно слабого распространения православия среди китайцев в Российской империи были почти полное отсутствие поддержки этому со стороны Православной церкви и государства, сохранение прочных связей китайских отходников со своей родиной и китайской культурой, а также нежелание русского общества принятия китайцев в свою среду и интеграции с китайской культурой.
