Суматошный денек, ничего не скажешь. Обступающие вокруг заросли оказались на удивление мягкими и охотно приняли меня в свои зеленовато-фиолетовые объятия. Как же хорошо, где-то там суматоха, беготня, стоит гвалт и оживление, и все это мимо меня, оставляя в стороне, с краю, именно то, чего и не хватало. Так, что же все-таки случилось, провал в памяти не переставал беспокоить ни на минуту. Как научиться это не только контролировать, но и вызывать при желании - вот что волновало больше всего. Мои сознание и тело подкинули просто умопомрачительную загадку, буквально полностью завладевшую моими мыслями, и я хотел ее разгадать, во что бы то ни стало. Вот черт, кто-то шарится буквально метрах в двух от меня. Открыл глаза, шевелиться совсем не хотелось, ну вот, я обнаружен, рядом опустилась Ринам.

- Ты прятался? - губы шепнули прямо в ухо, а руки и ноги уже обвивали меня, словно лианы.

- Хотел выкроить часик тишины, да, видно, не судьба, - делано вздохнул, - отец тебя так и не нашел?

- Нет, но ему не впервой.

- Не жалеешь ты родителя.

- Я слышала, вы завтра уходите?

- Ты хотела сказать, подслушала? - она заливисто рассмеялась, прикрыв рот ладошкой.

- Вечером будет застолье, потом все разойдутся по домам, а ты...

- А я...

- Не наедайся сильно, хочу голодного и ненасытного, хорошо?

- Да, я помню, - и мягкие нежные девичьи губы накрыли мой рот, а потом так же быстро отстранились, и их хозяйка скрылась в зарослях, оставив после себя лишь легкое колыхание зарослей и приятное послевкусие.

Мда, похоже, сконцентрироваться теперь не удастся, организм хоть и подчинялся мне теперь более полно, но протест в паху был сродни бунту - надо, и все тут. Ладно. Пять минут расслабленности вернули меня в норму, но вкус женских губ все еще манил и периодически сбивал с мысли, печально, столько сделано, столько достигнуто, а не могу справиться с банальной похотью.

На заднем фоне постепенно начало прибавляться чужих голосов, стали слышны мужские низкие баритоны, сплетающиеся с женским говорком и детскими криками, народ постепенно подтягивался, стало быть, скоро начнется празднество. Я улыбнулся, никогда не любил подобные вечеринки, всегда старался их избегать, чувствуя себя на них чужим среди впустую растрачиваемых свое время заблудших душ. И вот оно, мое первое в этом мире застолье, заслуженное и абсолютно нежеланное, буду сидеть под перекрестным прицелом местных наседок, втихаря поливаемый пересудами и здешними помоями. Но вся фишка в том, что мне абсолютно побоку, кто обо мне что думает, для меня не имели значения ни эти люди, ни их мысли - завтра мы покинем это богом забытое место и больше я о них никогда не услышу. Циник? Да. Причем холодно-отрешенный циник, наблюдающий за всем словно со стороны, как за игрой актеров на сцене, чье выступление ни капли не цепляет за душу.

Уже перепрыгивая невысокую ограду, понял, начало я пропустил, внутри уже вовсю отмечают, слышны тосты, перестук ложек, кружек, кто-то что-то вещал, воздавая храбрости и отваге даггурской армии, а запахи стояли просто невероятные. Деревенские благодарили от души.

Когда вошел в ворота, голоса стихли, народ замер и уставился в мою сторону, словно предвкушая. Из-за стола поднялся и подошел Астар, обнял меня за плечи и, повернувшись к пирующим, поднял кружку:

- Вот тот, о ком я говорил, кто почти в одиночку перебил отряд каттонисийцев, благодаря кому мы не понесли ни одной потери и смогли с честью выполнить свой долг, так выпьем же за него! - и лихо припал к уже явно даже не ополовиненной кружке.

Стою и смотрю, как люди поднимали свои бокалы и, салютуя, впивались в них губами, старики, мужчины, женщины, был здесь и народ помоложе, все они пили, воздавая мне должное. А я стоял и смотрел, безразлично наблюдая за бегающими кадыками, тряской щек и подбородков, слушал одобрительное кряхтенье, пожелания успешной службы, и понимал, я не здесь, это не мое, мне все равно, выжили бы эти люди, нет, я убивал не за них, я убивал каттонисийцев точно так же, как если бы просто встретил их где-нибудь на дороге, и не нужны были никакие другие причины, хватало только одного - их национальности.

- Давай, присоединяйся, место тебе придержали, вон, видишь, - и уже тише добавил, - и постарайся держать себя в руках.

Ничего не ответив, просто прошел и сел рядом с Уннаром, как раз на край скамьи, а слева, как специально, сидела Ринам, увлеченно кивая что-то рассказывающему ей бойцу Астара. Как только сел, удача воина сразу же перешла ко мне и, лучезарно улыбнувшись, стала накладывать мне всего понемногу, нисколько не утруждая себя узнать, а хочу ли я это. В итоге, передо мной выросла неплохая такая горка солений, копченостей, разных салатов и прочего не пойми чего. Народ здесь любил поесть, и тарелки были под стать, прям подносы какие-то.

- Это что бы не скучал, но помни, ты мне нужен работоспособным, - девушка шептала, продолжая мило улыбаться и подкладывать мне самые лакомые, с ее точки зрения, кусочки.

- Если я все это съем, я не то, что не буду работоспособным, я передвигаться не смогу.

- А ты пробуй, а не ешь, здесь много вкусного, как раз и наешься, и сил останется на кое-что еще.

- Тактика, проверенная временем?

- А то, - она подмигнула.

- Уннар, какие планы на завтра? - я повернулся к седому.

- Астар хочет выйти с рассветом, кто и что будет делать до этого, ему все равно, сказал лишь не портить отношения с деревенскими.

- Ясно, - меня это устраивало, и я принялся дегустировать заботливо подкладываемое девушкой.

Пили здесь какую-то свою бражку, довольно крепкую, судя по постоянно прикладывающимся к кружкам и раскрасневшимся мужикам, женщины же предпочитали разбавлять ее водой, но все же общее предпочтение было отдано настойке на меду, уж не знаю, что там и как готовилось, но у Ринам уже во всю порозовели щечки, а в глазах появился блеск веселья.

Под столом, как бы случайно, ее ножка наступила на мою, а правая рука вольготно расположилась у меня в паху, явно получив вольную. Она что, совсем окосела? Столы хоть и покрыты скатертями, но не заметить ее потуги со стороны было бы тяжело. Да нет, улыбается, успевает болтать и слева, и через меня, то наклоняясь вперед, то ко мне, якобы, что бы лучше слышать собеседника, и тогда атака на мой пах становилась еще более интенсивной.

- У тебя потрясающая выдержка, - она невинно улыбнулась, - даже не скривился.

- А должен?

- Ну, я же вижу, что тебе не все равно, - она стрельнула глазами вниз.

- И как мне прикажешь потом вставать?

- Успеешь еще, не переживай, что хотела, я проверила.

А застолье продолжалось, вокруг ели, пили, открывались новые бочонки и наполняли кружки, на стол выставлялись все новые и новые блюда, народ гулял, как в последний раз. Некоторые бойцы, с непривычки, уже почти не вязали лыка, лишь сонно моргая веками и пытаясь удержаться на скамье. А кто-то уже сдался и, облюбовав пустующее в тарелке место, свободное от мяса и салатов, придавил его щекой, забывшись пьяным сном. Как же у них на утро будут головы болеть, бедолаги. Постепенно новшеств на столе становилось все меньше и меньше, скамьи стали потихоньку редеть, отпуская менее упорных гуляк с детьми и женщинами по домам, снаружи опускались сумерки. Половина бойцов уже спала, не таясь, уткнувшись в плечи товарищей или просто в тарелки, иногда выдавая невиданные рулады храпа, что интересно, мой отряд оказался самым стойким и продолжал набивать желудки, подчистую выедая местные запасы.

- Уннар, им хреново не будет?

- Командир, знаешь, как в армии, когда можно - ешь, когда можно - спишь, ни того, ни другого много не бывает, не беспокойтесь, лишнего не съедят.

А деревенских становилось все меньше и меньше, они расходились по двое, по трое, вытекая из амбара шатающимися ручейками и нередко что-то горланя, гулянка удалась на славу. Слева поднялась Ринам, шепнув:

- На берегу, - и вышла из-за стола.

Подхватив пытающегося встать отца, кое-как поставила его на ноги и повела из амбара.