Предчувствие оказалось верным. Подойдя вплотную, Барракуда подпрыгнул мячиком и с вертушки врезал ногой по этюднику. Удар оказался такой силы, что потертый деревянный ящичек с грохотом разлетелся на куски, усеявшие арбатскую мостовую в радиусе нескольких метров. Раздолбай завис во времени, стремительно перебирая варианты: звать милицию, бежать, пытаться сохранить достоинство и разговаривать? Постовые, услышав удар и треск дерева, повернулись в их сторону, но тут же нашли какие-то важные дела в противоположном направлении.
«Лещи позорные», — подумал про них Раздолбай.
Бежать было еще возможно, но на лицах Барракуд читалось, что они сделали предупреждение и бить пока не хотят. Выбрав третий вариант поведения, Раздолбай придумал фразу, которую посчитал достойной, и сказал с таким безучастием, словно разлетелась не его вещь, а бесхозная деревяшка:
— Хороший удар, но Чак Норрис бы так не сделал.
— Чего, бля? — набычился каратист-Барракуда.
— Чак Норрис сначала спросил бы что-нибудь.
— Чего у тебя спрашивать? Тебя здесь уже нет.
— Ладно, ребят, я понимаю, что надо, наверное, платить за место. Я в принципе готов…
— Не надо тебе ничего платить, чучело, просто пиздуй быстро. Увижу здесь опять, следующий удар будет в голову.
По глазам Барракуд было ясно, что еще одна ответная реплика сделает сохранение достоинства невозможным. Раздолбай сложил стульчик, подхватил пакет с ветровкой и, стараясь не сутулить спину, пошел в сторону метро. Подбирать с мостовой рассыпавшиеся карандаши, бумагу и темперу он не стал, чтобы не выглядеть жалким.
«Деньги! Где же брать деньги?!» — думал он, истратив возле метро заработанные пятьдесят рублей на хот-дог и стаканчик кофе.
Крах единственной надежды на заработок оглушил его, и, кроме денег, он не мог думать ни о чем — ни о «конях», ни о споре с Мартином, ни о нанесенной Барракудами обиде. Путь на Арбат был закрыт. Наверное, можно было все же договориться и стать своим среди местных художников, но, поняв, что никаких десяти тысяч уличным рисованием не заработать, Раздолбай поставил на этой идее крест. Дома в ящике стола у него оставались семьсот рублей, да еще Белочка-металлистка должна была заплатить тысячу восемьсот за последние записи. На три-четыре недели денег должно было хватить, а потом наступало абсолютное безденежье, и пришлось бы возвращаться к родителям. Об этом Раздолбай не хотел даже думать. Он не представлял, как, познав свободу курить на балконе, ни перед кем не отчитываться и «пробуждать сексуальность», открыто листая на диване «Пентхаус», он опять всего этого лишится и будет заедать курево зубной пастой, а с журнальчиком запираться в ванной, когда дома никого нет. К тому же он надеялся, что рано или поздно у него появится девушка хотя бы вроде Киси, и отсутствие свободы стало бы тогда еще в сто раз тягостнее.
«Деньги! Мне нужны деньги!»
От отчаяния Раздолбай стал присматриваться к столбу, который был так плотно обклеен различными объявлениями, что напоминал майский шест. Среди заголовков «сдаю», «продаю», «меняю» встречались и заголовки «работа».
«Требуется няня, 3000 в месяц… Сварщик в бригаду для сезонных работ… Рабочий на шиномонтаж, оплата сдельная… Маляр-штукатур, хм — тоже в принципе художник», — заинтересовался он, приглядываясь к объявлению. Маляр-штукатур требовался для ремонта военного городка в Бурятии, и платили за это четыре тысячи.
«Дворник в ЖСК… Водитель-профессионал на фуру… — читал Раздолбай дальше. — Бухгалтер на фирму, двадцать тысяч в месяц — ого! Требуется компьютерная грамотность, большой опыт работы — черт, не подходит… Вязчик породистых собак — не хочу даже узнавать, сколько платят! А вот — обучим за месяц востребованной профессии. Курсы массажистов, ознакомительный урок бесплатно. По крайней мере хоть что-то, можно съездить — разведать».
Курсы массажистов находились на Киевской в десяти минутах езды на метро, и ознакомительный урок начинался через час. Раздолбай решил не откладывать разведку и прямо со своим складным стульчиком поехал по указанному в объявлении адресу.
Поплутав по дворам, он нашел курсы в подвале панельной пятиэтажки. «Хорошая работа для вас» было написано на синих картонных стрелочках, развешанных вдоль стены бесконечно длинного коридора, под низким потолком которого тянулись отопительные трубы. Напротив стрелочек висели старые плакаты по гражданской обороне. «Зарин, зоман, фосген… поражающие факторы ядерного взрыва», — читал Раздолбай узнаваемые со школы слова. Знакомые картинки, на которых люди в противогазах и защитных костюмах восстанавливали разрушенные дома, казались ему воплощением оптимизма.
«Было время — верили, что сможем противостоять зарину и ядерному взрыву, а теперь непонятно, от чего все рушится», — подумал он.
В конце коридора оказалось небольшое помещение, где стояли несколько старых парт. На стене висела меловая доска, и помещение походило бы на класс какой-нибудь захудалой школы, если бы не массажный стол, стоявший посередине. За партами сидели чуть больше десяти человек разного пола и возраста. Объединяло всех одно — въевшееся в лицо выражение безнадежности.
«Неужели у меня такой же вид?» — испугался Раздолбай.
— На ознакомительное? — сразу понял преподаватель, одетый в синий спортивный костюм с надписью «Буревестник» во всю спину.
— Да.
— Садитесь к окну.
Раздолбай сел на одинокий стул возле подоконника и опустил глаза. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь прочел в них: «Я студент Суриковского института, планировал стать художником в крупном издательстве, но не смог устроиться даже рисовальщиком на Арбате, и вот я здесь».
— Итак, кто напомнит тему прошлого занятия? — бодро обратился преподаватель-«Буревестник» ко всему классу.
— Поглаживания, — подала голос полная пожилая женщина с пухлыми водянистыми пальцами.
— Правильно, поглаживания. Быстро повторим усвоенный материал и перейдем к следующему разделу — похлопывания.
«Похлопывания-поглаживания, неужели я в самом деле буду все это делать?! Я же блевану, если мне придется поглаживать такую вот тетку с первой парты! — ужаснулся Раздолбай, но тут уже образумил себя: — Если я через четыре недели не начну зарабатывать, то придется вернуться к родителям, или даже блевануть нечем будет».
Ученики курсов погладили столешницы парт, показав «Буревестнику», какие бывают поглаживания, открыли тетради и стали записывать перечень похлопываний. Из-за ближней к Раздолбаю парты послышалось перешептывание двух мужчин лет сорока:
— Слушай, а ты в курсе, сколько вообще массажист в месяц поднимать может?
— Если в медцентр устроиться, то немного, и вакансий там сейчас почти нет. Если при сауне, то можно хорошо поднимать. Сейчас пацаны конкретные, когда парятся, могут и десять баксов кинуть.
Больше Раздолбай ничего не слышал и остаток занятия провел в прострации, представляя, как ему придется массировать Барракуд с Арбата, которые, расколошматив его этюдник, кинут ему за хорошие поглаживания десять баксов. С другой стороны, десять баксов — это тысяча двести рублей, и в месяц получится… Нет! Пусть будет меньше денег, но лучше найти работу в медцентре!
Когда полуторачасовая лекция закончилась, «Буревестник» дал Раздолбаю заполнить анкету и записал его в новую группу, начинавшую занятия со следующего понедельника.
Стоило обучение шесть тысяч рублей, и хотя таких денег у Раздолбая не было, он рассчитывал занять их у родителей. По словам «Буревестника», найти работу в медцентре было не так уж и сложно, платили там от восьми тысяч, и, значит, вложение в учебу полностью окупалось. Заниматься нужно было три раза в неделю, и в конце июня Раздолбай мог получить сертификат массажиста.
«Надо будет не шесть, а восемь тысяч занять у родителей, — размышлял он по дороге домой. — До июня учиться, потом недели две на поиск работы, к тому же платить сразу не будут… Придется даже десять тысяч занять, иначе не продержаться. Надеюсь, мама выделит из заначки, я ведь отдам потом».
