Стато глянул на него в ужасе.

– Тела членов императорской фамилии сжигают целиком, пусть удостоюсь я хоть раз в жизни созерцать красоту их лиц. В Столице есть императорский крематорий. Все чиновники в чине императорского советника и выше, а также члены их семей кремируются.

– А тебя съедят? – поддел стража Платон. Но тот не обиделся. Во всяком случае, не подал виду.

– И меня. Я завещал десять кредитов за мое тело архонту. Но Крто тоже съедят. Если он не пойдет на повышение в Столицу. Но он не пойдет.

– Ты не веришь в своего начальника?

Стато смутился – принял насмешку археолога за чистую монету.

– Мне бы хотелось. Но Слокс не любит Крто. И потому для архонта прибой разбивается на Северном архипелаге.

– А кто такой Слокс? – вступил в разговор Дерпфельд, до этого делавший вид, что дремлет в кресле глайдера. Даже подробности погребального культа его не пробудили.

– Слокс? Веселист…

Внутри глайдера Стато сидел без маски. Нос у него побелел. Нос у эгейца – все. Бледнеет, когда эгеец пугается, дергается – когда смущен. И очень болезненный. Если бить, то непременно в нос. Сейчас Стато испугался. Причем сильно.

– Веселисты? Ты их боишься? – настаивал сержант. Со Стато он не церемонился, как с его начальником.

– Их все боятся. – Стато явно не хотелось говорить на эту тему. – Если они хотят кого-нибудь наказать, то идут на кладбище и покупают молодого броненосца. Кладбищенцы специально растят броненосцев без брони. Их кличут червями. После того как червь сделает свое дело, его легко убить. Без брони червь очень уязвим. Если прошло сообщение, что выпущен червь, все сидят на берегу и ждут, пока его кто-нибудь убьет.

– Покупают? – переспросил Платон. – А другие, что, не могут купить червя?

– Могут, конечно. Кладбищенцы любому продадут – ограничений нет. Но даже у стражей не хватит кредитов купить червя. Черви очень дорогие. Архонт мог бы… Говорят, архонт южного архипелага постоянно покупает червей. Но Крто – нет.

– И как власти смотрят на эти торговые операции?

– Кладбищенцы – очень сильны. Эгеида слишком от них зависит. Если бы ни они, все эгейцы давно бы умерли от пандемий. Кстати, вблизи островов броненосцев нет, а вот в открытом Океане их надо опасаться. В Океане броненосцы всегда опасны, жуть как опасны – забормотал Стато, путаясь в словах космолингва, как в неудобной одежде. – Они все видят и всегда… от них не укроешься. Их броня вся покрыта кальцитовыми кристаллами. Это такие микроскопические линзы, которые все вместе работают, как цифровая камера. Заметит, настигнет, убьет.

Профессор включил увеличение на боковой дверце. И увидел, как броненосец одним ударом рассек выпотрошенный труп эгейца надвое. Раскрылась огромная пасть, клюв отъехал назад, вперед выдались три ряда разнонаправленных зубов. В палевой пасти исчез огромной кусок жирной рыхлой плоти. Мертвой плоти. Платон содрогнулся.

***

После того, как кончились все имена Нереид, Данаид и их мужей, по третьему разу поименовали Гигантов и Титанов, планеты стали называть, как кому в голову взбредет. Названия были самые удивительные. Популярен был древнеегипетский, так появилось сразу три планеты под названием Кемет. Кто-то пытался пустить в ход ненормативную лексику, но это безобразие комиссия Лиги Миров быстро прекратила. Местные самоназвания договорились не использовать: и так в космолингв просачивались словечки из многочисленных галактических языков, причем совершенно непроизносимые человеческим языком и режущие человеческое ухо. Все моря, материки, океаны, страны, острова и островки Старой Земли дали названия обитаемым планетам. Будто Земля чудесным образом разрослась до размеров Галактики, каждой своей клеточкой породив новый мир. Все эти Британии, Галлии, России невольно вызывали слабые вспышки ностальгии у потомков авантюристов, преступников, идеалистов, циников и любителей древностей.

Но планета Эгейское море наречена была отнюдь не случайно. Во-первых, почти всю поверхность планеты занимал Океан, и лишь крапины многочисленных архипелагов пятнали виноцветную воду. Во-вторых, тому, кто впервые попал на эту планету, непременно приходило на ум что-то древнее, и непременно классическое: мрамор, развалины и корабли с тяжелыми алыми парусами. Вот на тех двух островах должны сидеть в засаде Сцилла и Харибда, собирая кровавую дань; там – петь сладкоголосые сирены; здесь из зарослей выйдет Полифем и швырнет вслед убегающим гостям огромный камень. Что-то из детства, причем всеобщего – той юности человечества, когда и своя-то планета была неизведана, и каждый островок казался обиталищем чудищ, страшной и сладкой загадкой. Потом выяснилось, что чудищ на Старой Земле нет, а самые свирепые животные беззащитны перед главным зверем – человеком. И Земля превратилась в маленький шарик, населенный маленькими людьми, которым всегда и всюду тесно.

Пламя Конкисты не опалило Эгеиду. Она без сопротивления вступила в Лигу, послушно шла на уступки, сохраняя упорно лишь право жить по своим канонам, не допуская посторонних на свои острова. Эгеида относилась к нейтральным государствам. Но за это свое право планете пришлось дорого заплатить. Компания «Гибрид» тут же внедрилась в мягкое, незащищенное тело эгейского мира и начала усиленными темпами разработку металлов на старом шельфе. Местные жители не сопротивлялись и не защищались – они покорно поступили в распоряжение компании. И вскоре хищные щупальца «Гибрида» объяли беззащитную планету, и хищные челюсти намертво впились в драгоценные породы шельфа.

За прошедшие двое суток со дня прибытия на планету Платон постарался хоть немного изучить прошлое Эгеиды. Впрочем, изучал он довольно однонаправленно, интересуясь одним вопросом: какая из находок Кормана могла стоить десять миллиардов? Особое внимание Платон уделил алмазам. Сии камешки на Эгеиде водились, но отнюдь не в больших количествах. К тому же самый крупный из найденных был около пятисот каратов. Неплохой орешек, но… Десять миллиардов за него не дадут.

Храмы, храмики, подводные города… Где же успел поживиться Корман?

Постепенно профессора Рассольникова охватывала археологическая лихорадка. А вдруг и он найдет нечто ценное? Ведь Корман пробыл на планете месяц – и сумел. Неужто он, профессор Рассольников, не сможет?

Впрочем, данные по планете были весьма неполными. Чего стоит справочник, в предисловии к которому написано: «При подготовке книга несколько сокращена. Так, опущено описание подводных объектов, исключены разделы, посвященные псевдоакулам и броненосцам, поискам золота и сокровищ на новом шельфе, описание проекта „Молох", осуществление которого заморозила Лига Миров. Небольшие сокращения произведены и в других разделах книги».

Замечательно! И что же осталось?! Впрочем, практически все сообщения по Эгеиде сопровождаются милыми примечаниями: опубликовано с сокращениями. К примеру, справочник по многочисленным островам Эгеиды: берем остров Дальний, и что же…

«Относится к классу диких островов, археологические объекты имеются, но не изучены…»

Исчерпывающая информация – ничего не скажешь.

Надо непременно попасть на Дальний…

На карте было написано «Пергам». Карл Хуманн нашел в Пергаме алтарь и заявил, что открыл целую эпоху в искусстве. Он считал свою находку «самым большим, оставшимся от древности произведением искусства»… А что если Корман тоже обнаружил какой-то древний алтарь? Такой же совершенный, как пергамский? А почему бы и нет?

На Эгеиде можно найти все, что угодно. Здесь менялись культурные эпохи. Была эпоха сухопутного развития, когда эгейцы жили на суше, а на поверхности планеты было восемь материков, связанные друг с другом цепочками перешейков. Потом ледники растаяли, вода затопила большую часть суши, и эгейцы ушли в море. Множество памятников оказалось под водой. Впрочем, для метаморфировавших обитателей Эгеиды все они были доступны. Однако эгейцев почему-то не интересовало их прошлое. Титаны Возрождения строили свои здания из обломков римских зданий, еще в девятнадцатом веке Колизей использовали как каменоломню. А сколько лет на территории Турции пережигали на известь античный мрамор?! Так и эгейцы разламывали остатки своих прежних строений, если те мешали их нынешнему образу жизни. К своему прошлому они относились с каким-то нарочитым равнодушием. Больше всего археологических находок не там, где культура более древняя, а там, где в исторической ткани случались разрывы. Когда наступают темные века, ветер времени дует особенно рьяно, я песок беспамятства заметает целые эпохи. Подлинный рай для археологов – где ни копни, везде находки и сокровища. Знай только копай без устали…