В академии дела вершились с превеликой медленностью. Год без малого составлялись условия вступления Ивана Кулибина в академическую службу.

Брался Кулибин иметь главное смотрение над инструментального, слесарного, токарного, столярного мастерскими академии и над тою палатой, где делаются оптические инструменты. Сверх того, обязался чинить телескопы, а также учить академических мастеров всему, в чем сам искусен.

Жалованье Кулибину определили 350 рублей в год и за каждого мальчика, обученного мастерству, обещали платить по 100 рублей. Послеполуденные часы оставлены были в собственное Кулибина распоряжение.

То было особенно важным. Не одними инструментальными делами хотел заниматься Кулибин. А для больших начинаний потребно было время.

Квартиру механику отвели при мастерских — в Волковом доме Академии наук, на Васильевском острове. Из окон видна была Нева, за нею — деревянная церковь Исаакия Далматинского.

Постоянных мостов через Неву не было. Зимой ездили и пешком ходили на Васильевский остров и Петербургскую сторону по дорогам, накатанным на льду. От набережных вели к ледовым дорогам пологие спуски для саней и карет. Летом же переправлялись на шлюпках за две копейки, а по казенной надобности — безденежно. Или ездили по дощатому мосту. Лежали доски на плоскодонных барках — плашкоутах,— поставленных на якоря поперек реки. Когда дул ветер с моря, нагоняя высокую воду, мост выгибался горбом. А в осенний ледостав и весной, в ледоход, сообщения между Адмиралтейской стороной и островами вовсе не было: мост убирали, шлюпки ставили на прикол.

Жил Кулибин в академической квартире с большой своей семьей, и время послеполуденное, вопреки условиям, не оставалось в собственное его распоряжение. Едва хватало дня для выполнения академических работ.

От прежнего механика, испанца Рафаила Пачеко, Кулибин принял мастерские с инструментарием, который надлежало привести в порядок и пополнить. В академических кабинетах стояли приборы, годами не чиненные. А на все приобретения для мастерских отпускала академия 166 рублей в год.

Увидев, что Кулибин способен и хитрые приборы изготовлять, академики усердно пользовались его талантом и умением. Более всего требований было на приборы оптические: новые микроскопы, изготовленные по советам великого математика и физика Леонарда Эйлера, телескопы для академика Румов-ского.

В шлифовании стекол мастерская неустанными опытами Кулибина и его учеников достигла искусства, прежде в России не виданного. Академики удивлялись: телескопы и микроскопы чистотой шлифовки и силой увеличения спорили с английскими, стяжавшими славу непревзойденных.

На оптические опыты Кулибиным был положен немалый труд, а для записи опытов заведены особые тетради. Станки и машины шлифовальные, полировочные строил Кулибин сам. У академиков, наблюдавших небесные светила, особенно же у Румовского, ученика Леонарда Эйлера, снискал мастер уважение.

Оптические опыты могли быть и обширнее, если бы не требовали постоянно от мастерских выполнения мелких работ: то починки приборов, то изготовления барометров и термометров для подарков от академии знатным лицам. Приходилось мастерить эти приборы и просто для продажи через книжную лавку академии, покрывая тем расходы по мастерским.

Иногда же получал Кулибин распоряжение отложить все дела, кои терпят медленность, и готовить приборы землемерные, нужные для экспедиций в дальние страны.

Инструментальные палаты академии за три-четыре года под ведением Кулибина достигли высоты, прежде незнаемой. Ученики становились умелыми мастерами. Из лучших был Иван Шерстневский, которого Кулибин вызвал-таки из Нижнего. Приборы, которых академики дожидались из Англии месяцами, а то и годами, теперь изготовлялись у Кулибина в короткие сроки.

Однако работа была не орлиная. Иван Петрович тосковал. Не было денег, не было времени для свершения больших дел. Росла семья, маленького жалованья не хватало. Пришлось просить о прибавке, и хлопоты были унизительны.

Для ведавших в академии делами канцелярскими и денежными Кулибин оставался бородатым мастеровым в кафтане, и не было надобности оказывать ему особое внимание. Тем паче, что при дворе о художнике механических дел не вспоминали. Все же после проволочек жалованье увеличили — на двести рублей в год.

Это было еще в первый год петербургского житья. В полдень, как обычно, Кулибин ушел к себе обедать. Жена звала к столу, за которым уже сидели дети, но Иван Петрович медлил. Он стоял у окна, грелся на первом весеннем солнце, смотрел, как, петляя меж луж, по некрепкому уже невскому льду пробирались с опаской люди: одни с острова на Адмиралтейский берег, другие — им навстречу.

Вдруг поскользнулся и, взмахнув руками, упал пешеход. Лед от удара проломился — и вот уже нет человека. В черной полынье бурлит вода. От того места люди бросились назад, столпились кучкой — треснул под ними лед, провалились сразу трое. С берега, от Адмиралтейства, побежали солдаты с веревками, досками. Да быстро не побежишь — опасно. К надлому подбирались ползком — времени ушло много. Одного только спасли, а других — поминай как звали.

— Ах, несчастье, ах, несчастье! — Кулибин отошел от окна, закрыв ладонями лицо.— В вешнее время что ни день, то бедственные происшествия, а о мосте постоянном и разговору нет.

Мысль о мосте через Неву более Кулибина не оставляла. Искал он способ строения. Широка Нева — полтораста сажен. Быстро течение ее — как устои ставить? Что за день построишь, за ночь снесет вода текучая, бурливая.

Сделаны первые чертежи и брошены — не годны. Надо думать о мосте без устоев. И сочинил Иван Петрович проект моста на манер трубы, перекинутой через реку, с опорами лишь на берегах. Построил малую модель моста из липовых брусьев, крепленных веревками. Модель смотрели академики и нашли ее сомнительной. Кулибин согласился: ненадежно.

Трудится он над новым проектом — мост, выгнутый дугою. Края дуги оперты на берега. Подобной мыслью и в Англии заняты.

Кулибин достает припрятанный номер «Санкт-Петербургских ведомостей», перечитывает известие:

«Лондонская академия назначила дать знатное вознаграждение тому, кто сделает лучшую модель такого моста, который бы состоял из одной дуги или свода без свай и утвержден бы был концами своими только на берегах реки».

— О мосте через Темзу хлопочут англичане,— говорит Кулибин академику Румовскому, заглянувшему в мастерские,— да Темза-то поуже Невы. Мосты дугой более тридцати сажен доныне не строены. И ученые механики, видимо, в сомнении, возможно ли большой мост дугой строить. Без того, надо полагать, знатного вознаграждения не объявляли бы.

Академик насторожился и взглянул искоса на разложенные по столам чертежи. Был Румовский ревнителем русской науки и чуял в смотрителе мастерских человека обширных дарований. В строении станков для шлифовки телескопических стекол, в решении нелегких задач смотритель проявил удивительную тонкость ума. Однако Румовский знал, что в математике Кулибин не силен. Сочинение же проекта моста без расчетов немыслимо.

— Ждать ваших опытов, почтеннейший Иван Петрович, буду нетерпеливо. Ежели совет понадобится, прошу сказать без церемоний.

Не чаял Иван Петрович среди академиков найти поддержку — радостно, что ошибся.

Снова бессонные ночи, и радость открытий, и беда неудач.

Мост замыслил Кулибин из деревянных брусьев, скрепленных болтами. Брусья кладутся крест-накрест наклонно и образуют решетку (Такая конструкция теперь называется системой решетчатых ферм, и ею часто пользуются при строительстве мостов. Этим изобретением Кулибин на много лет опередил мировую технику. Первую после Кулибина решетчатую ферму для моста построил американец Таун только через пятьдесят лет). Великая трудность: высчитать прочность моста, знать до постройки, какую тяжесть он может на себя принять. А без того строить мост нельзя.

Ставит Кулибин опыты. Считает вес каждого бруска, каждого болта. На мост через Неву, длиной 140 сажен, потребно 11930 деревянных брусьев да 38 тысяч железных болтов.