А! Тут по любви… Все нормально. Я задумчиво отломала хлебушек, выложила на него колбаску и стала грустно жевать, подтягивая трусы на ленточках! Так, что мы еще не смотрели? «Тушеный заяц», — подсказало оглавление, пока у меня на грудь сыпались крошки, а я любовалась роскошным блюдом, пережевывая свой обед.

— Ёптить! Капец-капец-капец! — внезапно послышалось хоровое пение из зеркала, перебивая чей-то порочный экстаз. Я увидела розовый храм, стоящих на коленях жриц, и несколько пар трусов и какой-то облезлый парик. — Откликнись, дорогая богиня! Мы принесли тебе дары!

Я экстренно пережевывала и проглатывала содержимое щек, чтобы ответить. Пока что к радости верующих, коих явно прибавилось, на них летели лепестки под божественное вытье какой-то очень голодной собаки. Погодите! Сейчас дожую! Одну минутку!

— Доброе время суток, дорогие мои! — ласково произнесла, чувствуя, как начинаю икать. — Ик! Ой! Что у нас… Ик! На этот раз?

Внезапно старшая жрица встала, гордо вскинув голову, а на нее тут же уставились все жрицы в розовых туниках, жадно ловя каждое слово.

— Богиня сказала, что страдает! Она страдает от наших пороков! Мы не умеем ценить дары ее! И теперь она гневается на нас за то, что мы пренебрегли ее даром! — старуха смотрела поверх покорно склоненных голов. — Истина в том, что все мы — рабыни любви!

Отлично, молодец! Выпишу тебе премию! Старую жрицу уже несло в дебри диалектического — материализма, а я бросила трусы и парик в шкаф. Откуда ни возьмись, у меня появился еще один шкаф! Уходила — шкаф был один, а теперь два! Мама- шкаф и детеныш — шкафчик.

Я задумчиво осмотрела свой интерьер, понимая, что ночью меня приспичит в туалет, есть вероятность перепутать двери и обзавестись пятном на божественной биографии. Не порядок! Я впряглась в шкаф, чувствуя мучительные приступы икоты. Шкаф с божественной помощью уже дополз до середины комнаты, а я упиралась ногами в пол, толкая его спиной.

Из зеркала раздался детский голосок, а я посмотрела в зеркало… Маленькие ножки бежали по храму, а я своими глазами видела простоволосую девочку в старом платье, которая шлепала босиком по плитам из розового мрамора.

— Здесь живет великая богиня? — пропищал ребенок, восторженно глядя на статую и лепестки. — Скажите мне? Можно с ней поговорить? Мне очень-очень надо!

— Дитя мое, — ласково заметила старшая жрица, выходя к ней и положив руки на хрупкие детские плечи. — Богиня не может разговаривать с каждым! Ты скажи нам, что тебя тревожит, а мы попробуем…

— Ик! — вырвалось у меня, когда я устало привалилась к деревянному чудовищу. — Подойди сюда, дитя! Ик! Что тебя тревожит?

— Статуя! Статуя разговаривает со мной! — задохнулась девочка, которую жрицы подвели к статуе. А у меня что? Закончились лепестки? Ладно, давайте без них…

— Устами статуи с тобой говорит богиня! — пояснила старшая жрица, а малышка с открытым от изумления ртом смотрела на мою статую. — Великая, могущественная, прекрасная богиня любви!

Ага, очень могущественная! Сейчас отдохну и еще раз проявлю могущество!

- Сама богиня? — удивилась девочка и тут же упала на колени, сложив ладошки на груди. — Дорогая богиня! Помоги моей сестренке! Она находится в рабстве у некроманта! Спаси ее! Умоляю! Он никуда ее не выпускает! У меня кроме нее никого нет! Спаси ее, дорогая богиня! Мою сестру зовут Нинэль! Я очень, очень прошу тебя! Я так по ней скучаю!

— Я постараюсь помочь, — мягко произнесла я, глядя на слезы, застывшие в глазах ребенка. — Я обещаю, что попробую помочь!

— Помоги!!! — захныкала девочка, а ее губки задрожали. — Никто не может ей помочь. Мне сказали, что нужно помолиться и принести дары, но у меня ничего нет! Прости меня, богиня! Хотя! Погоди! Вот…

На пьедестал легла ниточка с деревянными бусами, а ребенок пододвинул их к статуе, благоговейно опустив голову. «Только бы приняла! Только бы приняла!», — шептала девочка, с надеждой глядя на свой подарок. У нее был смешной, вздернутый носик, усыпанный целой поляной веснушек, светлые, почти белые волосы и голубые глаза. «Только бы приняла!», — шмыгал носик, а я с умилением смотрела на нее.

— Дорогая моя, — я подавила икоту, в поисках чего-то, что могла бы дать ей. Мой взгляд упал на какой-то тоненький золотой браслет, который валялся на полке.

— Вот! — я бросила его в зеркало, видя, как он опускается на пол в розовом сиянии. — Возьми! Это мой подарок тебе. Я постараюсь помочь твоей сестренке…

Ребенок плакал от счастья, прыгал и любовался браслетом, пока жрицы затянули свою молитву — убийцу моих нервных клеток. Так! Шкаф у нас отодвигается в расписании. Пойдем искать рабовладельца. Ничего! Сейчас узнаем, кто тут у нас лучший работодатель года!

— Покажи мне Нинэль! — потребовала я у зеркала, а оно тут же пошло ртутной рябью, вырисовывая образ полненькой, симпатичной девушки с милейшим личиком, светлыми кудряшками, выбившимися из прически и огромными голубыми глазищами. Когда она улыбалась, у нее на щеках появлялись аппетитные ямочки. Мне кажется, что мужчины должны быть без ума от такого очаровательной пухляшки!

На Нинэль было серое платье и передник, волосы были сплетены в тугую косу. Она стояла возле какого-то чана и мыла посуду, мурлыкая какую-то незамысловатую песенку. Мимо шел высокий, худой и бледный мужчина, неся в руках книги и свитки и бухтел, что у него ничего не выходит. Ниниэль подняла на него взгляд, преисполненный той мечтательной задумчивости, которая сопутствует тяжелой степени тайной безответной влюбленности.

Тарелка выскользнула из ее мокрых рук, упала на пол и разлетелась вдребезги. Что тут началось! Ниниэль собирала осколки, мужской голос орал: «Ну сколько можно! Что ж у тебя все из рук валиться!». Пока Нинэль оправдывалась, она перевернула огромный чан с помоями, вызывав страдальческое: «Ааааа!!! Все! Конец моему терпению! Завтра я ищу новую служанку! Я не шучу!».

Я видела, как над ее головой проступает сердечко с чужим именем. Годрик… Годрик… Так вот оно что! Ай-я-яй! То есть, она влюблена в своего хозяина? Так, а с некромантом у нас что? Над его головой стоял мрачный крестик.

— А что означает «крестик»? — поинтересовалась я у зеркала, глядя на бледное нездоровой бледностью лицо некроманта и глубокую мужскую обиду на все живое.

— Крестик означает, что вы не сможете его больше влюбить ни в кого при помощи своей силы! — терпеливо пояснило зеркало. Я пыталась исхитриться и стереть сердечко над головой Нинэль, глядя на хмурое лицо возвышающегося над ней некроманта.

Зеркальная гладь всколыхнулась, а я услышала гневный голос зеркала.

— Я понимаю, что вы — богиня, а я вынужден вам служить, но вы же сами так захотели! Я вас предупреждал! Предупреждал! И теперь вы хотите убрать то, что сделали сами! — возмутилось зеркало, утробно вибрируя. — Я говорил вам, что последствия необратимые! Но вы мне тогда что ответили? Вспоминайте!

— Я ничего не помню! Я не помню, что делала! Мне что? Табличку на себя повесить: «Не помню, что делала неделю назад!»? — раздраженно заорала я, глядя как некромант отчитывает Нинэль, а она прячет глаза, собирая окаянную тарелку. «Да я за тебя богине отдал целый мешок золота! А ты не стоишь и ломаного гроша!» — в гневе кричал некромант.

Я прислонилась к шкафу, пытаясь понять две вещи. Чем я думала в этот момент и где мой мешок золота? Мне кажется, что именно так сходят с ума! Дорогой Император, подвинься на скамеечке под табличкой «Депрессия и разочарование». Спасибо, ты как истинный мужчина, нагрел мне теплое место. Премного благодарна.

Некромант тем временем поднялся на третий этаж, обещая себе, что завтра же найдет новую служанку, а эту вышвырнет на улицу. Он упал на кровать, накрыл голову одеялом и уснул.

— Я хочу попасть в его сон! Мне нужно с ним поговорить! — потребовала я, расхаживая по комнате и водя нервные хороводы вокруг шкафа.

Зеркало завибрировало, открывая мне путь в чужие сновидения. Оно обиженно молчало, а я шагнула в туманный коридор. Розовые клубы тумана обволакивали меня, а через мгновенье я увидела какое-то мрачное кладбище, полное старых надгробий. Возле одного из них возвышалась груда свежей земли, и валялся пустой мешок.