— Богиня любви там, — с облегчением выдохнула я, кивая на зеркало. Богиня смерти сопела, листая какие-то бумажки и осматриваясь по сторонам.

— Нас как бы две, — добавила я, глядя на нехороший блеск в любимых глазах.

— Что-то мир у вас какой-то любвеобильный! У нас вообще ни одной! Не верят лохматые в любовь, а в черную шапочку верят! — надулась богиня смерти. — Так, я что-то вообще ничего не понимаю! Богини любви две! Так, так… Через десять минут отсюда я должна забрать богиню любви! Осталось выяснить какую?

Я яростно раскачивала статую, чувствуя, что она скоро завалится. Еще немного…

— Развяжи меня! — умоляла я смреть, толкая статую спиной.

— Не могу! Не положено! Ты, кстати, чего меня ночью десять раз звала, спать мешала? Десять раз! Прям как та бабка с криками: «Ой, все, помираю!». Приходишь, а она передумала, старая кошелка! Ничего, я ей цены на ритуальные услуги показала! Все, тишина, покой! Я прайсик, кстати, с собой ношу на случай ложных вызовов! А то начинается: «Ой, все, помираю!», — бухтела Богиня Смерти, обиженно надув пухлые губки и шелестя бумажками. — Так, она там, а ты здесь. Значит, забираю тебя! Ладно, пошли!

— Иди ты! — процедила я, а статуя стала падать, увлекая меня за собой. Она ударилась об пол, разлетелась на осколки, я больно приложилась головой. Перед глазами все подплывало, но я срывала с себя колючки. — Сама сказала «пошли», вот я и послала!

Я бросилась к зеркалу, видя, как богиня расхаживает перед Эзрой и помахивает розой, словно кисточкой, рисуя радужные перспективы плодотворного сотрудничества. Я вытащила колючку из кулака, который вызвался выполнить обязанности губозакатывательной машинки.

— Сорок восьмое условие. Ты строишь мне дворец возле моря! — заявила Дита, со вздохом наслаждения и самодовольной улыбкой глядя на его опущенную голову. — Пока что все. Но это пока! Я больше ничего не придумала. Как придумаю, ты узнаешь об этом первым!

— Покажи мне ее, — услышала я тихий голос, а сердце вздрогнуло, когда богиня достала зеркало и ткнула ему в лицо. — Я должен видеть ее перед тем, как согласиться на твои условия…

— Нет, а чем я тебя не устраиваю? Посмотрел на меня, считай, посмотрел на нее! Ладно, любуйся! — жеманно заметил мой двойник, нехотя доставая зеркало и поднося его поближе. — Смотри! Я кому показываю?

Эзра медленно поднял голову, глядя сумрачным взглядом на то, как я положила руку себе на шею и ткнула пальцем на грудь. На его лице промелькнула тень улыбки, а осколок зеркала, украшавший тонкую шейку богини, на мгновенье ослепительно сверкнул.

— Прости, любимая, — послышался едва различимый шепот. — Потому, что я себя за это никогда не прощу…

— Что ты сказал? Повтори? Ты что? Просишь у меня прощения? — закусила размечтавшуюся губу Дита, подходя совсем близко к нему и приподнимая кисточкой-розой его длинные волосы. — Громче, милый. Не стесняйся…

Договорить она не успела. Глаза Эзры сверкнули голубым огнем, губы искривились, черные волосы разметались в молниеносном порыве, а на пол посыпались обрывки веток и лепестки. Роза выпала из тонких пальцев Диты, рассыпаясь от удара об пол.

Время словно остановилось, невидимая сила резко схватила меня за горло, не давая вздохнуть. Мои ноги оторвались от пола, а в зеркале отражалась изумленная богиня любви, которую держала за шею могучая рука, приподнимая над полом. В ее распахнутых глазах застыла смесь ужаса и удивления.

— Помни, Эзра. Больно мне, больно ей! — сдавленно произнесла Дита, пытаясь разжать ему пальцы и разлететься лепестками. Но стоило ей только рассыпаться, как по его руке пошло голубое сияние, и лепестки снова собрались вместе с одну разгневанную и побледневшую от ужаса богиню,

— Ты как? — послышался вежливый голос, пока я мужественно терпела, показывая чудеса левитации. Приятно, когда твоим самочувствием интересуются, но как-то подозрительно, когда это делает смерть. — Я не могу найти в классификаторе причин смертей что-то вроде бог войны взял богиню любви за горло, а она перед этим наложила заклятие на другую богиню, тоже любви… Ладно, пошли, там разберемся!

— Иди ты, — простонала я, понимая, что хватка и нервы у любимого железные.

На «и» там только «идиотизм», — вздохнула Смерть, глядя в зеркало и листая какой-то старый, разваливающийся в руках талмуд. — Ты не сильно обидишься, если я укажу или ревность, или бытовуху? Кстати, он трезвый? Просто там есть «в состоянии аффекта». У меня по нему план стоит…

Вторая рука Эзры вырвалась из пут, в его глазах сверкнула ярость, а я почувствовала резкую, обжигающую боль, словно кто-то рванул с шеи цепочку. Я видела, как лицо Диты скривилось от боли, и она намертво вцепилась рукой в осколок. По ее руке потекла кровь, а я заорала в тот момент, когда в мою ладонь впился острый невидимый кусок стекла. Свободной рукой она достала зеркальце, пытаясь дернуть осколок на себя. Маленькое зеркальце вспыхнуло ярчайшей звездой, а большое зеркало на стене храма пошло трещинами. В зале, откуда ни возьмись, появилась груда хлама, розы на колоннах стали осыпаться и сохнуть, потолок чуть не обрушился. Мир покачнулся, колоны затрещали, пол стал вздыматься волнами прямо под ногами. На груду мусора упал мой злобный, покрасневший двойник, с ужасом глядя на пустую окровавленную ладонь.

— Эзра! — пронзительно закричала я, видя, как картинка в зеркале снова восстанавливается, словно кто-то пошевелил невидимую антенну. На меня смотрело искривленное от ярости лицо.

— Давай же! — орал он, до крови сжимая осколок. Его рука полыхала пламенем.

— Бог войны пытается проникнуть в храм богини любви! — умирающим голосом произнесло зеркало, словно умоляя принести ему водички, отойти в сторонку и терпеливо ждать. — Нужно раз… раз… ре… шение… боги… о, боги…

— Зеркало! Не пускать его! — истерично закричала Дита, ужасаясь своей окровавленной руке и вскакивая на ноги. — Это приказ!

— У вас нет… нет… оск… — икало зеркало, идя паутиной трещин. Казалось, оно вот-вот разлетится. — Оск… у… него … Вы больш… боль… не бог…

Мраморная рука, которой я собиралась больно погладить богиню по голове, попала ей по плечу, вызывая мучительный стон и взгляд, преисполненный ненависти. Оскар за лучшую женскую боль! На секунду я сама стиснула зубы от боли, бросив мимолетный взгляд на нее и на заикающееся зеркало.

— Хорошая идея, — прокряхтела она, с нечеловеческой силой отшвыривая меня в сторону. — Не забывай. Я все еще богиня! Богиня, которой нужен еще один осколок! И тогда я снова смогу контролировать зеркало!

Я вскочила, бросаясь на нее и толкая в грудь, в этот момент, она неожиданно для себя споткнулась на ровном месте, схватила меня за волосы и упала спиной на зеркало, которое снова показало комнату во дворце. Глаза Диты на мгновенье округлились от ужаса. Время словно остановилось, сердце успело сделать несколько ударов, а я с нежностью в последний раз взглянула на лицо любимого, склонившееся над осколком. Прощай… Я не умею рассыпаться лепестками… Зеркальная гладь с хрустом расползлась паутиной трещин, невидимая сила отшвырнула нас на груду хлама, а вокруг разлетелись сверкающие брызги стекла. Я услышала крик, а Дита с ужасом смотрела на свою руку, которая медленно превращалась в мрамор. Я видела, как мои ноги превращаются в камень.

— Не пу… — заорала богиня любви, глядя на свои мраморные руки, но крик тут же оборвался. Уставшая черноволосая женщина средних лет в скромном белом платье зажимала ей рот рукой, крича мне: «Быстрее!»

— Пусти … его… — выдохнула я, чувствуя острую боль в груди. Ослепительный свет ударил в глаза, а нас всех отбросило вместе с хламом в самый конец зала. Свет померк, а я лежала и смотрела в красивый потолок, на котором были нарисованы розовые облачка и гирлянды из роз.

— Ох, ничего себе! — послышался незнакомый голос. Кто-то неподалеку пытался отдышаться и чем-то хрустел. — Так! Я что-то не поняла? Так не должно было быть!