В январе Рузвельт и Черчилль встретились на конференции в Касабланке, к участию в которой эпизодически привлекались Де Голль и Жиро. Они приняли совместное решение вести войну до «безоговорочной капитуляции Германии». Итоги конференции были обнародованы с большим размахом и подействовали также на Гитлера. Он неоднократно говорил об этом и притом подчеркивал: отныне любые уступки и примирительные шаги с его стороны потеряли всякий смысл.

Из Северной Африки продолжали поступать плохие вести. Нажим Монтгомери на роммелевские силы усилился. 23 января пали Триполи и таким образом почти вся Ливия оказалась в английских руках. С запада американцы уже дошли до границы Туниса и заняли позиции, противостоящие немецким. Приходилось осознать: долго Северную Африку не удержать. Потрясало резко упавшее там участие итальянцев в военных действиях.

6 февраля 1943 г. в «Волчье логово» к Гитлеру прибыл на беседу фельдмаршал фон Манштейн. От этой встречи с фюрером он ждал для себя многого. Его с тех пор, как фюрер стал и главнокомандующим сухопутных войск, а осенью 1942 г. подчинил непосредственно себе лично группу армий «А», занимала проблема структуры высшего руководства вермахта. Манштейн хотел попросить Гитлера назначить главнокомандующим сухопутных войск или минимум Восточного фронта генерала этих войск. Если фюрер на это не согласен, то должен, по крайней мере, подумать, как положить конец параллелизму в работе генерального штаба сухопутных войск и штаба оперативного руководства вермахта созданием совместного генерального штаба.

Фюрер вел беседу в спокойной и деловой форме, обсудил все выдвинутые Манштейном пункты, но на уступки пойти не мог. Он просто не знал ни одного генерала сухопутных войск, к которому испытывал бы такое доверие, чтобы наделить его подобными властными полномочиями. Таким образом, структура высшего командования осталась такой же, как и была.

7 февраля в «Волчьем логове» собрались все рейхе – и гауляйтеры, перед которыми Гитлер произнес подробную речь о событиях зимних месяцев. Свою речь он построил так, чтобы они не увезли с собой на места даже малейшего намека на катастрофическое положение. В его тоне не слышалось никакой неуверенности или уныния. Фюрер ясно и без обиняков отметил успехи русских и высказался насчет того, как поправить дело. Я снова поразился, с какой целеустремленной уверенностью он убедил этих высших партийно-государственных функционеров и устранил у них какое-либо сомнение в конечной победе. Упомянул Гитлер о конференции в Касабланке, о совместном решении противников относительно «безоговорочной капитуляции». Он довел до сведения присутствовавших, что это решение избавляет его от всех попыток вести переговоры о сепаратном мире в каком-либо пункте земного шара. Рейхс– и гауляйтеры разъехались по своим вотчинам с явным облегчением и стремлением действовать.

Последующие дни февраля выдались беспокойными. Гитлер вел множество бесед насчет дальнейшего ведения войны с Герингом и Ешониеком, Риббентропом и Геббельсом, Гиммлером и Шпеером, а также с военными советниками из ОКВ и ОКХ. 16 февраля фюрер произвел в фельдмаршалы генерал-полковника барона фон Рихтхофена и поручил мне по телефону сообщить ему о присвоении нового чина.

На 19 февраля Манштейн назначил начало наступления в направлении Донца и Харькова, и Гитлер собирался провести несколько дней в своей украинской Ставке в Виннице. Поступить так он решил не сразу, а, поддержанный Цейтцлером, сначала принял предложение Манштейна и 17 февраля с небольшим сопровождением вылетел в штаб-квартиру его группы войск в Запорожье. Там фюрер пробыл две ночи, а с 19-го расположился в Виннице. Дни в Запорожье прошли размеренно, но напряженно, о чем подробно написал Манштейн в своих воспоминаниях{257}.

Фюрер занимался почти исключительно операциями группы армий «Юг» (так с начала февраля стала именоваться эта группа армий). Русский своего продвижения в юго-западном направлении не прекратил, а медленно оперировал на большом свободном пространстве. Отбытие Гитлера 19 февраля в Винницу произошло под воздействием этого продвижения, ибо и Манштейн, и Рихтхофен посоветовали ему покинуть Запорожье. Они опасались возможного неожиданного удара боевой группы русских по аэродрому, что сделало бы невозможным его вылет. Когда мы взлетали во второй половине дня, поблизости от аэродрома уже слышались пулеметные очереди и артиллерийские выстрелы. Мне лично Запорожье запомнилось тем, что там фюрер присвоил мне и Энгелю чин подполковника. Кроме того, нам бросилась в глаза сдержанность Манштейна и офицеров его штаба. По ним было видно, что они не очень-то верили в успех операций Гитлера.

19 февраля мы уже снова находились в обжитой Ставке в Виннице, где пробыли почти полных четыре недели до 15 марта. В это время Манштейн с большим размахом и успехом вел свои операции. Гитлер следил с огромным вниманием за действиями наступающих дивизий, пока они в середине марта не вышли к Донцу – цели данной операции. 10 марта фюрер снова слетал к Манштейну, выразил ему признательность, похвалил и наградил его дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. Нельзя было не заметить, насколько изменилось настроение офицеров этой группы армий в сравнении с последним посещением Гитлера. Они снова глядели в будущее с надеждой.

В винницкой же Ставке фюрера настроение царило другое. 28 февраля отряд командос полностью разрушил в Норвегии завод в Ферморке по производству тяжелой воды, и тот перестал существовать.

1 марта англичане предприняли крупный воздушный налет на Берлин. Сообщалось, что 250 их четырехмоторных самолетов сбросили на столицу рейха 600 тонн бомб. Они разрушили 20 тыс. зданий, оставили без крыши над головой 35 тыс. человек и 700 убили. Этот тяжелый налет подтолкнул Гитлера к резким нападкам на люфтваффе. Когда неделю спустя, 7 и 8 марта, Геббельс побывал у фюрера, тот вел с ним долгие и обстоятельные разговоры об усиливающейся воздушной войне англичан. Гитлер не скупился на упреки в адрес люфтваффе. Подверг он нападкам и генералов сухопутных войск. Возлагая главную вину за сталинградское поражение в большей мере на союзные армии итальянцев, румын и венгров, фюрер не щадил и немецких генералов. Он упрекал их в том, что у них нет непоколебимой веры в правильность этой борьбы, что они понятия не имеют о современном оружии и материальной части и следят за ходом событий на фронтах с предвзятым недоверием. Порой Гитлер приходил в такое возбуждение, что никто не мог его перебить. Он предписал люфтваффе назначить «командующим воздушным нападением на Англию» молодого опытного офицера, дать ему хорошие авиационные части и приказать постоянно совершать массированные налеты на английские города. Эту задачу доверили полковнику, позднее генералу, Пельтцу, но ввиду нехватки боевых соединений он так никогда и не смог выполнить ее с полным эффектом.

13 марта Гитлер вылетел обратно в Растенбург. Попутно он посетил штаб-квартиру группы армий «Центр» под Смоленском и имел долгую беседу с ее командующим фельдмаршалом фон Клюге. Настроение было хорошим и уверенным. Фюрер сказал: никто не может знать, исчерпал ли русский свои силы до конца.

Гитлер уже планировал новое наступление на Восточном фронте. Оно получило кодовое наименование «Цитадель». Намечалось сначала вновь захватить особенно бросающийся в глаза выступ – нависающий «балкон» – в районе Курска.

Полет из Смоленска в Растенбург прошел без каких-либо особенных инцидентов. Только после войны я услышал, что во время этого полета на Гитлера должно было быть совершено покушение{258}. Начальник штаба группы армий «Центр» полковник фон Тресков был противником Гитлера, полным решимости убить его. Когда я, ничего не зная о якобы находившемся в самолете фюрера пакете с бомбой, пролетал над бесконечными лесами (сам я летел обратно на «Хе-111»), мне вдруг пришла в голову мысль: а что если «Кондор» Гитлера исчезнет в одном из этих лесов? Но все мы в добром здравии вернулись в Растенбург и оттуда отправились в «Волчье логово».