Весь август англичане не без успеха совершали свои первые единичные авианалеты, не причиняя большого ущерба. Единственное неудобство от этих налетов – приходилось порой ночью спускаться ненадолго в бомбоубежища. Гитлер воспринимал эти довольно безобидные налеты англичан на Берлин как позор и обсуждал с Герингом контрмеры. Тот снова отправился в Северную Францию для разговора об этом со Шперрле, Кессельрингом и командирами авиационных соединений.

В ночь на 7 сентября начались налеты нашей авиации на Лондон, что означало новую кульминационную точку «воздушной битвы за Англию». Не было никакого сомнения, что налеты причиняли значительный урон, а также велики были потери среди гражданского населения Лондона и других городов. Но того, чего ожидали мы от воздушной войны, достигнуто не было. Прежде всего, совершать ночь за ночью массированные налеты не позволяла погода. К тому же с каждой ночью усиливалась английская противовоздушная оборона, британские зенитки качественно улучшились. Кроме того, англичанам удавалось сбивать эскадры бомбардировщиков с курса и не допускать их к цели или же, нарушая их боевые порядки, рассеивать на подлете к ней. Боеспособность германских соединений падала. Снабжение боеприпасами едва покрывало потребности.

Наиболее эффективными явились «террористические налеты» на Лондон, а 14 ноября – на Ковентри. Все же остальные налеты на крупные города Южной Англии, хотя и причиняли ущерб с немалыми людскими потерями, никакого влияния на ведение войны не оказывали. Они могли бы, предположительно, возыметь действие только в том случае, если бы существовала возможность производить их еженощно в течение нескольких недель. Но на это нам не хватало сил. В то время добиться военного решения одними только воздушными налетами было невозможно.

Гитлер сам, одним из первых в германском командовании, осознал, что воздушная война против Англии поставленной цели не достигла и достигнуть не сможет. Содержание его частых бесед об этом с Герингом неизвестно никому. Однако из услышанных мною реплик фюрера я понял, что взглядов Геринга на воздушную войну он не разделял. А поскольку воздушная битва над Ла-Маншем победы не принесла и королевские военно-воздушные силы сохранили боеспособность, фюрер должен был принимать другие решения. И он хорошо знал это.

Пока в августе над Ла-Маншем грохотала воздушная битва, в Берлине война чувствовалась очень мало. Если бы не немногие ночные единичные налеты англичан, царила бы мирная тишина. 14 августа Гитлер в своем кабинете в Новой Имперской канцелярии вручил рейхсмаршалу{202} и генерал-фельдмаршалам их маршальские жезлы. Он воспользовался случаем поблагодарить их за заслуги и подчеркнул обязанности, которые возлагает на них этот ранг. Трое фельдмаршалов люфтваффе в тот день отсутствовали, так как сражение над Каналом требовало их присутствия там. 4 сентября фюрер восполнил это упущение, вручив фельдмаршальские жезлы Мильху, Шперрле и Кессельрингу. В тот же день он открыл во Дворце спорта кампанию благотворительной «Зимней помощи» на 1940-41 г. При этом он выразил немецкому народу благодарность за его поведение в прошлом военном году и призвал фольксгеноссен продемонстрировать всему миру «нашу нерушимую общность». У меня в тот день была своя личная радость – родилась моя старшая дочь Хильке.

6 сентября в Румынии произошла «смена караула». 30 августа Румыния на втором Венском арбитраже была присуждена отдать Венгрии половину Семигорья (Зибенбурген). Это решение заставило короля Кароля II отречься от трона в пользу своего сына Михая. Во главе правительства встал генерал Антонеску{203}, ярый националист, который в ближайшие годы привел Румынию на сторону Германии. Хотя Румынии в рамках румыно-болгарского договора и пришлось отдать Болгарии Южную Добруджу, Гитлер счел споры из-за границ на Балканах снятыми. В последнее время он часто заговаривал о проблемах Юго-Востока Европы, ибо ему было важно закрепить для рейха румынские нефтяные месторождения в районе Плоешти. В Румынию были посланы войска – целая бригада, которая должна была обеспечивать этот район. Но тревога не исчезла, ибо англичане находились в восточной части Средиземного моря и фюрер опасался, как бы они не захватили нефтепромыслы Плоешти. Это в последующие месяцы стало одной из его особых забот.

«Морской лев» – отложить или отказаться?

13 сентября Гитлер пригласил главнокомандующих трех составных частей вермахта и вновь произведенных генерал-полковников к себе на обед и совещание по техническим вопросам, особенно насчет танков и противотанкового вооружения. На следующий день он снова вызвал всех главнокомандующих вместе с начальниками их генштабов для обсуждения акции «Морской лев». Не все они уже верили в ее выполнимость. Но фюрер по-прежнему выдавал «Морского льва» за наилучшее в то время решение для успеха в борьбе с Англией. Приготовления к высадке были закончены, теперь требовалось всего-навсего четыре-пять дней хорошей погоды, ибо малые суденышки не очень-то были пригодны для морской операции. Кроме того, люфтваффе должна была иметь возможность хотя бы несколько дней летать с утра до вечера. Погода же была крайне неустойчива. И все-таки фюрер решил пока операцию не отменять. Пусть англичане побудут в состоянии неопределенности! На требование люфтваффе разрешить ей воздушные налеты на жилые кварталы городов Гитлер возразил: производить их на военные объекты гораздо важнее. Налеты же с целью вызвать массовую панику – только как последнее средство, ибо угроза британских контрналетов на германские города слишком велика.

От этого разговора у меня осталось впечатление, что Гитлер уже отказался от надежды провести успешное вторжение в Англию следующей весной. Осенью 1940 г. его испугала неизвестность: удастся ли это достаточно импровизированное форсирование морской водной преграды? Он потерял уверенность.

22 и 24 сентября Гитлер принял авиаторов Мельдерса и Галланда, одержавших по 40 побед в воздушных боях, и захотел получить от них ясную и трезвую картину воздушной войны. Сравнив это с тем, что ему говорили о собственной люфтваффе, он осознал: английская авиация все-таки сильнее. К тому же все время меняющаяся погода не давала летать непрерывно больше четырех-пяти дней подряд. Мольдерс подчеркнул, что каждая такая акция возможна только единожды, ибо потом требует восстановления летного состава. Качество командиров английских самолетов – такое же, как и немецких. Но у них, разумеется, есть несравнимое преимущество – они летают над своей страной. Сбитый англичанин может спастись, прыгнув с парашютом, а потом готов к новым вылетам. Командир же германского самолета в этом случае гибнет. Беседа произвела на фюрера очень большое впечатление, подкрепив его намерение пойти на риск вторжения только в том случае, если все козыри будут на руках именно у него.

26 сентября Гитлер беседовал наедине с гросс-адмиралом. Из высказываний фюрера после обсуждения обстановки я заключил, что Редер высказался против войны с Россией и выступил за применение наших сил в восточной части Средиземного моря, то есть против Египта, Палестины, Ливана вплоть до Турции. На это фюрер сказал, что хотя точку зрения Редера и надо принять во внимание, но сначала нужно прозондировать позицию Испании. Самое главное на Средиземном море – это Гибралтар. Когда он окажется полностью в испанских или германских руках, можно поплотнее заняться и вопросом о восточном Средиземноморье.

27 сентября Гитлер присутствовал на торжественном подписании Тройственного пакта между Германией, Италией и Японией. После официальной части он дал в честь гостей банкет в своей квартире. Фюрер хотел, чтобы подписание этого договора привлекло к себе внимание во всем мире, особенно в Соединенных Штатах и России. В японском флоте и японской армии он видел важнейший фактор силы в регионе Тихого океана. Его главным стремлением в эти осенние месяцы было сколотить сильный и эффективный альянс против Англии.

Риббентропу было поручено написать письмо Сталину, чтобы заинтересовать его германскими мерами против Англии. Сам министр очень ратовал за стабильный альянс с Россией и видел для такого союза хорошие возможности. Гитлер же относился к этому весьма выжидающе. Осуществленные русскими в последние недели акции в Румынии, а также радикальная советизация Прибалтийских государств внушали ему большие опасения. Я все чаще замечал, что мысли его кружатся вокруг России. То были трудные недели. Через Ла-Манш, если позволяли метеоусловия, каждую ночь на английские цели устремлялись наши боевые авиационные соединения, а в Берлине шеф размышлял над тем, как быстрейшим образом повергнуть наземь Россию. На мои вопросы о его намерениях Гитлер пока ясно ответить не мог. Он еще сам никакого решения не принял. Но было ясно: с каждой неделей фюрер все больше приходит к плану как можно быстрее решить русскую проблему.