До наступления субботы я больше не виделся с Дексом… Я решил заехать к нему на своем нэше. Если он по-прежнему намерен ехать, я оставлю нэш в его гараже… Если же нет, поеду дальше. В тот вечер я оставил его зверски пьяным. Он, наверное, был гораздо пьянее, чем казался, и сорвался с тормозов. Малышка Полли сохранит след на левой груди, потому что этот скот задумал покусать ее, он словно взбесился. Он полагал, что доллары ее успокоят, но Анна-негритянка явилась без промедления и пригрозила, что больше его не примет. Уверен, что он явился в это местечко не впервые. Он все не хотел отпускать Полли; запах этой рыженькой ему, наверное, нравился. Анна наложила ей что-то вроде повязки и дала снотворное, но ей пришлось оставить Полли Дексу, который вылизывал все ее шрамы, издавая громкие горловые звуки. Я представлял себе, что он должен был испытывать, потому что не мог оторваться от своей черной малышки, но все-таки я старался не ранить ее; она ни разу не пожаловалась. Она лишь закрыла глаза.

Поэтому-то я и задавался вопросом, в состоянии ли Декс отправиться сегодня на уик-энд к Эсквитам. Накануне я сам проснулся в том еще состоянии. И Рикардо мог это подтвердить: в десять часов утра он приготовил мне тройной зомби[1] — другого средства привести себя в чувство я не знаю. В общем-то, я почти не пил, пока не приехал в Бактон, и понимал, что совершил ошибку. При условии, что вы выпьете достаточное его количество, не было случая, чтобы это не прочистило мозги. В это утро все было в порядке, и я остановился у дома Декса, будучи в полной норме. Вопреки предположениям, он уже ждал меня: свежевыбритый, в костюме из бежевого габардина и двухцветной — серо-розовой — сорочке.

— Вы уже завтракали, Ли? Ненавижу останавливаться в дороге, и потому заранее принимаю меры предосторожности. Этот Декстер был ясен, прост и чист, как младенец. Правда, младенец, которому было уже много лет. Из-за глаз.

— С удовольствием съем немного ветчины и джема, — ответил я.

Камердинер обслужил меня, обильно накладывая еду. Ненавижу, когда какой-то тип сует лапы в то, что я ем, но Декс считал, видно, это нормальным.

Вскоре после этого мы отбыли. Я перенес свой багаж из нэша в паккард, и Декс уселся справа.

— Ведите вы, Ли. Так-то лучше.

Он исподлобья взглянул на меня. Это был единственный намек на позавчерашний вечер. В продолжение всего путешествия он был в очаровательном настроении и рассказал мне кучу историй об Эсквитах-родителях, тех еще мерзавцах, которые начинали жизнь с хорошим капиталом — тут все пристойно, — но также с привычкой эксплуатировать людей, чья единственная вина состояла в том, что их кожа была другого цвета, нежели у них самих. У Эсквитов были плантации сахарного тростника на Ямайке и Гаити, и Декс уверял, что у них пьют потрясающий ром.

— Это не сравнимо с зомби Рикардо, знаете, Ли.

— Тогда я — за, — заверил я его. И нажал на газ.

За час с небольшим мы сделали больше ста миль, и, когда въехали в Присквиль, Декстер стал подсказывать мне дорогу. Это был городишко поменьше, чем Бактон, но дома казались шикарнее, а сады были больше. Есть такие места, где чувствуешь: здесь живут те, у кого полно бабок. Ворота у Эсквитов были открыты, и я взял подъем к гаражу на первой передаче, и уж у меня мотор не стучал. Я поставил тачку рядом с другими машинами.

— Уже есть клиенты, — сказал я.

— Нет, — заметил Декстер. — Это машины хозяев. Думаю, кроме нас, никого нет. Будет еще кое-кто из здешних. Они приглашают друг друга по очереди, потому что, оказавшись у себя дома, начинают жутко скучать.

— Понимаю, — сказал я. — Люди, достойные жалости, в конце концов.

Он рассмеялся и вышел. Мы взяли каждый свой чемодан и оказались нос к носу с Джин Эсквит. В руках ее была теннисная ракетка. На ней были белые шорты, а после окончания игры она натянула желто-голубой пуловер, который потрясающе облегал ее фигуру.

— О, вот и вы, — сказала она. Казалось, она в восторге от того, что видит нас.

— Идемте, выпейте чего-нибудь. Я взглянул на Декстера, он — на меня, и мы оба согласно кивнули.

— Где Лу? — спросил Декс.

— Она уже поднялась к себе, — сказала Джин. — Ей надо переодеться.

— О! — сказал я подозрительно. — У вас переодеваются к бриджу?

Джин разразилась смехом.

— Я хочу сказать — переодеть шорты. Идите, наденьте чтонибудь более удобное и возвращайтесь. Вам покажут ваши комнаты.

— Надеюсь, вы тоже переоденете шорты, — насмешливо сказал я.

— Уже не менее часа прошло, как на вас все те же. И получил ракеткой по пальцам.

— Я не потею! — заявила Джин. — Я не в том уже возрасте.

— И вы, конечно, проиграли эту партию?

— Да!.. Она опять рассмеялась. Она знала, что смеется хорошо.

— Тогда я рискну предложить вам сет, — сказал Декс. — Не сразу, конечно. Завтра утром.

— Ну конечно, — сказала Джин.

Не знаю, может быть, я ошибался, но у меня сложилось впечатление, что она предпочла бы, чтобы это был я.

— Ладно, — сказал я. — Если у вас два корта, я сыграю с Лу, и проигравшие сыграют потом друг с другом. Постарайтесь проиграть, Джин, и тогда у нас с вами будет шанс сыграть друг с другом.

— О'кей, — резюмировал Декс, — поскольку все плутуют, проигравшим буду я.

Мы рассмеялись все трое. Было не очень смешно, но обстановка была несколько напряженной, и надо было ее разрядить. А потом мы с Дексом последовали за Джин в дом, и она препоручила нас чернокожей горничной — очень худой женщине с маленьким накрахмаленным чепцом на голове.

Я переоделся в своей комнате и присоединился к Дексу и остальным внизу. Там было еще двое парней и две девушки — поровну, — и Джин играла с одной из девиц и обоими парнями в бридж. Лу была там. Я оставил Декса в компании другой девицы и включил радио, подыскивая танцевальную музыку. Нашарил Стэна Кентона и оставил его. Лучше так, чем ничего. От Лу пахло в этот раз другими духами, которые мне понравились больше, но я захотел подшутить над ней.

— Вы поменяли духи, Лу.

— Да. Эти вам не нравятся?

— Нет, они приятные. Но вы же знаете, что так не делают.

— Как?

— Менять духи не принято. По-настоящему элегантная женщина остается верна своим духам.

— Где вы этого набрались?

— Все это знают. Это старинное французское правило.

— Мы не во Франции.

— Тогда почему же вы пользуетесь французскими духами?

— Это лучшие духи.

— Конечно; однако, если вы уважаете одно правило, это надо распространить и на все остальные.

— Да скажите же мне, Ли Андерсон, где вы всего этого набрались?

— Это блага образования, — насмешливо проговорил я.

— В каком колледже вы учились?

— Ни в одном из тех, что известны вам.

— То есть?

— Я учился в Англии и Ирландии, прежде чем вернуться в США.

— Почему вы занимаетесь тем, чем сейчас занимаетесь? Вы могли бы зарабатывать больше денег.

— Я зарабатываю достаточно для того, что мне нужно, — сказал я.

— А какая у вас семья?

— У меня было два брата.

— И?

— Младший умер. Несчастный случай.

— А другой?

— Жив. Он в Нью-Йорке.

— Я хотела бы с ним познакомиться, — сказала она.

Казалось, она рассталась с той грубостью, которую демонстрировала у Декстера и у Джики, и забыла, что я делал там с нею.

— Я предпочитаю, чтобы вы его не знали, — сказал я. Я и вправду так думал. Но я ошибался, думая, что она все забыла.

— У вас забавные друзья, — сказала она, резко переходя от одной темы к другой.

Мы продолжали танцевать. Между одной вещью и другой практически не было пауз, и это помогло мне избежать ответа.

— Что вы сделали с Джин, в тот раз? — сказала она. — Она сама не своя.

— Ничего я с ней не сделал. Я только помог ей протрезветь. Есть известный набор приемов.