– Да что ты, мама! Как будто ты не можешь приготовить ничего вкусного! – Патрику явно было немного неловко за свою мать.

Мама Патрика опять повернулась ко мне:

– А чем вы занимаетесь?

Моя мама вскочила и лихорадочно начала собирать тарелки:

– Луриге, ты не поможешь мне на кухне с десертом?

– О, еще и десерт будет! – удивилась мама Патрика.

– Мама, пожалуйста, не надо делать вид, что ты никогда не готовишь десерт, – попросил Патрик.

– Герри – писательница, – громко заявил вдруг мой папа. Мама замерла с горой тарелок в руках. Все остальные тоже изумленно уставились на папу, причем больше всех изумилась я.

– Писательница! – восторженно повторила мама Патрика. – О, но это, же просто великолепно! А что вы пишете? Может быть, я что-нибудь читала?

– Я... – начала я, но мама уронила вилку на кафельный пол, и я замолчала.

– Лично мне больше всего нравится «Ночная сестра Клаудия под подозрением», – сообщил важно папа. – Очень увлекательно, невозможно оторваться до самой последней страницы.

Будь у меня в руке вилка в тот момент, я бы тоже ее уронила.

– Или вот еще «Роза для Сары», – продолжал папа. – Очень проникновенное произведение.

– Звучит потрясающе, – произнесла мама Патрика. – Надо будет при случае купить.

– Я могу дать вам почитать свои экземпляры, – предложил папа. – Если вы пообещаете, что они никуда не денутся.

– Ну, это само собой, разумеется, – кивнула мама Патрика.

Господину Дитмару Мергенхаймеру,

Молткештрассе, 23

Дорогой Дитмар, он же Макс, 29, не курящий, робкий, но любящий развлечения.

Во время уборки у себя дома я случайно наткнулась на письма, которыми мы обменялись, и вспомнила тебя. К сожалению, наша первая и единственная встреча прошла не очень хорошо. Наверное, ты и по сей день задаешься вопросом: а не случилось ли со мной тогда чего-нибудь в женском туалете.

Прости, что я оставила тебя вот так просто сидеть в кафе, выскользнув через заднюю дверь. Но я была слишком шокирована тем, что тебя зовут не Макс и что тебе не 29 лет, ну... и что ты совсем не робкий. Я тогда предположила только, что ты и правда любишь развлечения и что с тобой интересно, – но, судя по письму, которое ты мне тогда прислал, и это тоже неправда. (Извини, что я не ответила на твое письмо, я просто не хотела подливать масла в огонь!)

Откровенно говоря. Макс или Дитмар, так нельзя! Нельзя писать, что ты на десять лет моложе, чем ты есть на самом деле, когда в жизни ты выглядишь на пять лет старше своего возраста. И если ты Дитмар. то ты тогда уж точно не Макс. Мне тоже не так легко быть Гердой, а вот, скажем, Хлоей я могла бы быть запросто. Но вот что: наше имя – это часть нас. Я понимаю, что зваться Дитмаром и в то же время быть сексуальным тяжело, но почему бы тебе не назваться, скажем. Диди? Или называйся своей фамилией. «Привет, я Мергенхаймер» – вот это я понимаю, звучит... ну ладно, ладно, тоже дерьмо полное. Но клоню я к тому, что с человеком гораздо проще общаться, если он искренен и честен. Поэтому я приложила к письму роман, в котором совсем непривлекательному главному герою, в конце концов, удается завоевать любовь потрясающей женщины именно потому, что он честен, искренен и чрезвычайно сексуален. Прочитай «Летом, когда Дара нашла любовь», и ты будешь располагать всеми необходимыми знаниями об отношениях мужчин и женщин.

Желаю удачи в поиске партнерши.

С наилучшими пожеланиями, Герри Талер.

Р.S. Пять евро – это за латте макиато, который тебе тогда пришлось оплатить вместо меня. Еще раз извини.

– Не пойму, и что это нашло на твоего отца, – сказала мне мама на кухне.

– Я тоже, – пробормотала я.

– Мы никогда здесь не говорим о твоей профессии. Так почему же он решил сделать это именно сегодня?

– Может быть, он думал, что мама Патрика читает дешевые романы?

– Да, вполне может оказаться, что она и впрямь их читает. Она очень простая женщина. – Мама поцокала языком: – По одному персику, ребенок! И клади точно посередине. Малиновым соусом поливай по часовой стрелке – боже, да не прикидывайся же ты глупее, чем ты есть.

Я была почти рада, что между мной и мамой все опять было по-старому.

– Надеюсь, хотя бы на Алексину серебряную свадьбу ты оденешься прилично, – сказала она, выписывая палочкой симпатичный узор из малинового соуса и взбитых сливок.

– Мама, не думаю, что мне стоит идти на эту серебряную свадьбу после того, как все получили мои предсмертные письма.

– Ты что, переживаешь из-за Эвелин и дяди Корбмахера? – Мама взялась за следующую тарелку. – Эвелин мне на тебя пожаловалась, сказала, что ты высказала сумасбродную идею о том, что Фолькер не мог родиться от дяди Корбмахера, потому что у него глаза карие.

– Так и есть, – подтвердила я.

– Должна сказать, тут ты попала в яблочко, – призналась мама.

Я изумленно на нее уставилась:

– Я написала это только потому, что они относятся ко мне покровительственно и свысока. И еще потому, что тетя Эвелин всегда называет меня ведьмой.

– Кто высоко заносится, обязательно когда- нибудь упадет, – невозмутимо продолжала мама. – Я сказала ей: ничего не могу поделать с тем, что мои дети были внимательны на уроках биологии.

– Правда?

– Нельзя сердиться на человека только за то, что он говорит правду. – Мама нарисовала на персике идеальной формы спираль. – Я предположила, что это был Гаральд, с которым она тогда работала. И она быстро замолчала и вообще ничего больше не смогла вымолвить.

– Так это был не дядя Фред? – удивилась я.

– Хм... Тоже вариант. Причем еще более пикантный, если можно так выразиться. Как бы там ни было, ты в любой момент можешь вернуться в свою квартиру. Уведомление о прерывании договора аннулировано. Возьми, эти тарелки Арсе- ниусу и Хабакуку.

Наверное, у меня отпала нижняя челюсть от услышанного, потому что мама попросила:

– Пожалуйста, не делай такое глупое лицо, ребенок. Я хочу, чтобы у мамы Патрика сложилось о нас самое приятное впечатление.

Поведение моих родителей потрясло меня и совершенно сбило с толку, при этом меня вдруг охватило какое-то теплое, неведомое доселе

чувство, которое я смогла распознать не сразу. А именно: так чувствует себя человек, когда он ощущает родительскую любовь и заботу. Ну конечно, любовь эта в моем случае была своеобразной, с особинкой.

Ощущение показалось приятным, и на какое- то время оно даже заставило меня забыть обо всех остальных проблемах.

Но проблемы не заставили себя ждать. Через час я шла к своей машине, и вдруг меня кто-то грубо схватил сзади за руку.

– Что за хренотень ты там написала Лулу? – прошипел этот кто-то и встряхнул меня, как мешок муки. – Она копалась в моей электронной почте и смотрела, на какие сайты я хожу.

– Ах, это! Извини, Патрик, но ты как две капли воды похож на одного типа, с которым у меня был не очень удачный опыт общения. И я решила, что Лулу должна об этом знать.

– Ты ничего не можешь доказать! – нервно сказал Патрик. – Что, съела?

– Э-э... совсем не собиралась... Хочешь сказать, что это был ты?.. Ай, ты делаешь мне больно!

– Я не позволю тебе все испортить, дрянь! Только из-за того, что ты одна из этих чокнутых подстилок, падких на секс на одну ночь! Да, такие всегда ищут в Интернете, с кем бы трахнуться, а потом расстраиваются, что мужик на них сразу же не женится! При всем моем желании я не могу тебя вспомнить, хотя все вы, бабы, для меня на одно лицо.

– Что?! Послушай, Патрик...

– Что бы ты ей ни сказала, я буду все отрицать, – перебил меня Патрик. – Она мне верит больше, чем тебе.