Я молчала, упрямо уставившись в экран.

— Ложись, пожалуйста.

— Хорошо! — Я вырубила телик и, не раздеваясь, опрокинулась на застеленный диван.

Милена улыбнулась:

— Спокойной ночи.

— Спасибо. Она вышла.

«Ну и фиг!» Я поднялась, быстро сорвала с себя одежду и зарылась в постель. Я слышала, как Милена двигалась по квартире, что-то там укладывая, видимо, в свои чемоданы. Потом все стихло. Я лежала, с упорно не закрывающимися глазами, стараясь уловить хоть какие-то звуки. Тишина.

Я села на постели. Спать я все равно не могла. От сильного возбуждения нервы гудели как провода. Я поднялась и вышла в коридор. Дверь комнаты Милены была прикрыта. Или закрыта? «Вот интересно! Нет, ну сколько можно издеваться? Пусть это будет наглым хулиганством — мне плевать» Я подошла к двери в спальню и постучала.

«Спит? Или все же слышит?» Я повторила стук громче.

— Входи. — Голос совсем даже не сонный.

Я осторожно толкнула дверь и вошла, остановившись на пороге. В сумерках комнаты белела постель, на которой лежала Милана. Я не видела, но чувствовала, что она пристально смотрит на меня. Вдруг оробев, я не могла сделать больше ни шагу… Ни назад… ни вперед… Застыла не просто я — казалось, застыла вся моя жизнь — и больше ничего! никогда! — уже не будет!

— Что ты?

— Милена… — прошептала я вновь пропавшим голосом, лихорадочно соображая, как все это превратить в шутку.

— Иди сюда…

Сумрак комнаты превратился в космическую «черную дыру», в которую, оторвав меня от пола, неумолимо засосало, закружило и, переместив в пространстве, выплеснуло прямо в нежный ворох постели Милены.

Я была в полуобмороке… от близости ее тела, такой желанной близости… такого роскошного тела… тела взрослой, казавшейся такой недоступной, такой неизведанной женщины… женщины… вдруг открывшейся тебе своим запахом, тайнами своего тела, позволившей познавать их и касаться… касаться… и сходить с ума от смеси восторга и неверия, когда она ласкала меня!.. И торжествовать.

Торжествовать от чувства победы — чувства победителя этой партии, от чувства отлично сыгранной роли, от чувства удачной охоты… Забавно… «Ну, и кто кого совратил?»

Она разбудила меня в половине седьмого. Я все же вырубилась на пару часов под самое утро. Милена была уже по-дорожному деловита, и никаких намеков на бывшее между нами этой ночью…

Я завтракала на кухне, когда услышала звонок в дверь и потом голоса вошедших. Приехали за Миленой. Это была та самая пара со вчерашней вечеринки. Я вышла, и мы поздоровались.

— Ты поедешь в аэропорт? — Спросила меня Милена.

— Ка-анешно!

В машине мы ехали с Миленой на заднем сиденье. Я или еще не проснулась, или была в легком шоке от событий последних суток, — во всяком случае как-то не въезжала в происходящее. За окном едва просыпающийся город сменился хаотичным пейзажем дачных домиков и покрытых утренним инеем серо-зеленых полей.

— Можно, я возьму твою руку? — Спросила я Милену.

— Можно.

Так мы и ехали всю дорогу. Молча. В аэропорту мы стояли вчетвером, пока ждали объявления рейса.

— Пойди посмотри, что там такое, — сказала мне Милена.

— Где посмотреть?

— Во-он там.

— Зачем?

— Ирина, пойди туда, посмотри там на что-нибудь.

— Ну, хорошо, — я пожала плечами и пошла разглядывать витрины магазинчиков. Обернувшись у одного из них, я поняла, что Милена говорит что-то спутникам и явно обо мне.

Объявили посадку. Я быстро вернулась, мы суетно-неловко обнялись, и Милена скрылась за турникетом. Пара тут же повернула к выходу, потащив меня за собой. В машине они спросили, где я живу, и мы поехали из аэропорта.

Возвращаясь той же дорогой, видя те же картины за окном автомобиля, я начала понимать, что что-то не так. Не было рядом Милены. Медленно, безжалостно меня стало топить в тошноте тоски.

До дому меня довезли очень быстро, или это мне показалось. Машинально входя в подъезд, открывая дверь и входя в квартиру, я содрала верхнюю одежду, кинув ее на пол, прошла в комнату и упала на кровать. Мне было зябко. Я натянула плед и закрыла глаза. Было противоречивое состояние усталости и желания сна, и нездоровой бодрости от холодного утра. Я поняла, что Милены нет больше в пространстве моей жизни. Сквозь ресницы по щекам потекла влага. Хех…

Через несколько дней у Милены был день рождения. Я отправила телеграмму. Телеграмма вернулась с сопроводиловкой. Текст был такой: «В связи с ведением военных действий на территории Югославии связь не работает». В эти дни Югославию бомбили американцы.

Я звонила несколько раз — трубку никто не брал. Написала письмо — оно кануло в неизвестность. Через год прошел слух, что Милена в Америке.

Праздник жизни закончился. На исходе октября я, наконец, сделала подарок родителям: поехала на дачу, помогать в последних в этом сезоне дачных работах.

Я мощно упахалась, но ощущение физической усталости было приятно. С моей помощью они быстро управились и уже после обеда стояли в небольшой компании самых прилежных дачников на берегу, ожидая речной трамвайчик. Мне наскучило слушать узкотематический треп, и я, оторвавшись от всех, пошла к воде.

Река в покойной мудрости смотрела на меня, тихо улыбаясь всему солнечными бликами на покрывале воды. На берегу когда-то кем-то были рассыпаны великанские бусы-камни. Я встала на один из них, таскаемый с одного бока мягкими волнами, и ощутила себя один на один со всем этим великолепием.

Открытый лик синего-синего неба, бесконечно гармоничная линия гор на противоположном берегу, бесспорная композиция осенней палитры красок невинно полураздетого леса и уверенное достоинство реки — ну кто из нас, смертных, способен создать такое? Нет, попытки упрямо и самоуверенно предпринимаются из века в век, но… как это все нелепо по сравнению с этим вечным совершенством! Боже! Да и зачем?..

Я подняла голову и встретилась взглядом с солнцем. Оно улыбнулось мне, как будто понимая. Наверно, и мое лицо засияло ответно. Захотелось оказаться на берегу в ожидании маленького теплохода.

Я перепрыгнула на другой валун, полностью лежащий в воде, и вдруг сказала ему:

Два солнца стынут — о Господи, пощади! -

Одно — на небе, другое — в моей груди.

Перепрыгивая с камня на камень, весело увертываясь от игривых шлепков волн по моим ногам, я взахлеб рассказывала о себе, только что принявшим меня в свой круг, солнцу, небу и реке:

Как эти солнца — прощу ли себе сама?

Как эти солнца сводили меня с ума!

Я уходила прочь от людей и тихо орала:

И оба стынут — не больно от их лучей!

И то остынет первым, что горячей.

— Кирка, слуш, у меня чет задержк Бум надеяться, — поднявшись, я закурила новую сигарету. В комнате висели сизые облака табачного дыма. — Фу, накурили как! Пойдем уже на воздух, надоело мне здесь.

— Угм… Беременная?

— Тьфу на тебя! Не дай бог!

— А че? Родишь.

Мы сидели вечером у меня в конторе и пили пиво.

— Спасибо! Мне сейчас только этого не хватает.

— А чем ты занята?

— Собой!.. Не мели ерунду, Кирка! И потом, я не хочу, чтобы он без отца был.

— Да это же неважно… Главное, чтобы у него кто-то был, кто его любит.

— Балда ты! Ни фига не понимаешь. За что я его должна так обидеть? Родить неизвестно от кого — от дурости! Нет, ну как так можно было!.. И как я ему потом объясню — кто его отец!

— Хочешь, я буду отцом.

— Ну, здорово! Несешь чушь всякую…

— Почему?

— Отстань! — Я плеснула в кружку остатки пива из бутылки и проглотила.

— Ладно, может, просто задержка и ничего там у тебя нет, — примирительно сказала Кирка.