Умелые губы, умелые руки, жаркие ласки и бесконечное удовольствие… Она и не помнила, чтобы ей когда-либо было так хорошо. Рядом с Артемом Мари чувствовала себя опустошенно-счастливой. Но ровно до тех пор, пока из небытия к ней не приходили воспоминания о площади Камадеро.

…Он проводил все ночи у нее, потому что в его ростовскую квартиру, не защищенную ее ведьмовскими заклинаниями, ездить Мари напрочь отказалась.

И она тонула в омуте страсти, не в состоянии подумать, как выбраться из него на берег. Ходила на работу, зевая и потягиваясь, словно большая довольная кошка. Ловила себя на мысли, что с нетерпением ждет наступления вечера, когда в калитку проскользнет бывший главный инквизитор ее процесса — Карлос Вилланьева в прошлой жизни, он же Артем Стоцкий в настоящей.

И еще она ждала. Ждала крайне важного события, решив, что бабушка как всегда оказалась права.

Она хотела от него ребенка. Но не для Ордена, а для себя.

После этого Артем больше будет ей не нужен. Она избавится от него, отомстив за то, что он с нею сделал. Возможно, это будет проклятье или же ритуальный кинжал с драконом…

Но при мысли об убийстве Мари почему-то передергивало, и она решила, что обойдется и без этого. Не станет проливать кровь отца своего ребенка. Вместо этого она просто-напросто сломает ему жизнь — тоже отличная месть.

Но произойдет это еще нескоро, можно пока и не думать…

Весна закончилась, и в середине июля Марина возликовала, почувствовав зародившуюся в теле новую жизнь. С затаенной жалостью подумала, что с Артемом пора расставаться. От этой мысли неожиданно стало больно — она и не подозревала, что настолько сильно к нему привяжется.

Как ей жить дальше без их страстных летних ночей?..

Разрыв дался тяжело, но ничего другого она не ожидала.

Артем с первого раза не поверил, решив, что Мари шутит. Но когда она в очередной раз заявила, что между ними все кончено, он порядком растерялся. Впрочем, тут же сказал, что он ее любит. Его намерения самые что ни на есть серьезные, поэтому он хочет, чтобы она вышла за него замуж.

Но Мари отказалась. Выгнала из дома, заявив, что на этом все. Она больше не хочет его видеть. Никогда.

Собиралась проклясть — нет, не на смерть, а так, чтобы спился и влачил жалкое существование, — но не смогла.

Позже, пообещала себе. Когда родится ребенок, тогда я с ним и разберусь. Сейчас не время для подобного рода магии.

Но так просто сдаваться и уходить Артем не собирался. Преследовал ее на работе и дома. Преграждал дорогу машиной, пытался всучить дорогущие подарки. Лез через забор, когда она не открывала ему калитку. Требовал объяснений, пытаясь выяснить истину и узнать причину ее отказа.

Не понимал, в чем он провинился.

Но Мари была неумолима. На этом все, твердила ему. Между ними больше ничего не будет, потому что у нее есть другой.

— Уходи, Артем! — говорила она, и сердце сжималось от боли.

Но он все не уходил и не уходил, пытаясь выяснить, кто это тот самый другой. Подрался со Стасиком Громовым, хотя хозяйский сын не имел никакого отношения к их разрыву, и по станице поползли слухи, будто бы Мари завела себе сразу двоих.

Тетя Люба, его мать, устроила страшный скандал на остановке, когда Мари вышла из автобуса, прилюдно обозвав ее городской проституткой. На следующий день у почтальонши передохли все куры. Ведьмы умели обижаться.

Наконец, Артем дал ей передышку, уехав в командировку за рубеж. Что-то с металлопрокатом и заводом… Попытался объяснить ей, на что Мари заявила, что это ее не интересует.

Он больше ее не интересует, сказала ему, вглядываясь в его осунувшееся лицо и темные круги под глазами.

Только вот… Мари чувствовала себя не лучше.

Думала, Артем уберется из ее жизни и станет легче, но ничего подобного не произошло. Днем ее душили слезы, да и по ночам спалось совсем уж плохо.

Ей постоянно снились его жаркие объятия и поцелуи, она скучала по теплому, сильному мужскому телу. Вспоминала его улыбку, небритые щеки по утрам, завтраки за большим деревенским столом в вишневом саду. Его руки и губы, свои опоздания на работу из-за внезапно вспыхнувшего желания…

Внезапно поняла, как сильно по нему скучает.

Мари плакала в вишневом саду, когда к ней пришла баба Зина, отворив калитку своим ключом.

— Ну что, прогнала мужика? — спросила строго.

На это Мари кивнула и зарыдала еще громче.

— Раз прогнала, значит, заслужил! — вынесла свой вердикт баба Зина.

— Заслужил, — прошептала она. — Уж он-то точно заслужил!..

Тогда почему же ей так плохо, если Артем заслужил?! Даже после расставания с Максимом, которого она застала в Москве с молоденькой ведьмочкой — ноги от ушей, вместо мозгов чупа-чупс, — ей не было так тоскливо. А сейчас хоть волком вой!..

Вскоре ее гладили по голове загрубевшие от домашней работы руки.

— Прогнала и молодец! — заявила баба Зина. — Пусть идет с миром. Беременна?

Мари снова кивнула, а затем зарыдала, завыла во весь голос. Ну почему же так больно ей, если должно быть больно ему?!

— Ребенка воспитаем, — строго произнесла соседка. — Вырастим и на ноги поставим. Даже и не думай!

— Я и не думала, — всхлипнув, ответила Мари. — Я очень хочу его… Этого ребенка!

Обхватила руками плоский живот, почувствовав, как спазмы от рыданий причиняют боль.

И вот тогда Мари впервые испугалась. Не за себя, а за того, чье присутствие в ее жизни сперва подтвердило ведьмовское чутье, а позже и врач в дорогой клинике по ведению беременности.

— И нечего реветь, ребенку только навредишь! — заявила соседка. — Все будет хорошо, мы справимся.

Причем здесь была баба Зина, Мари так и не поняла, но сопротивляться не стала.

…Очень скоро соседка переселилась в ее дом. Готовила еду, занималась хозяйством. Доила по утрам коз-шалав и трогательно заботилась о ней, потому что Мари неожиданно подкосил подкравшийся ранний токсикоз.

Впрочем, она довольно быстро привыкла к постоянному бабы Зининому присутствию. Иногда даже порывалась называть "мамой", потому что свою совсем не помнила.

Но стеснялась.

Да и дочке нужна будет бабушка, решила она. В том, что у нее будет девочка, Мари нисколько не сомневалась.

…Следующий раз она увидела Артема только через две недели.

Август выдался на редкость жарким, стрелка термометра упрямо застывала на отметке сорок градусов, по ночам неохотно сползая чуть ниже.

Мари постоянно мутило. От токсикоза ничего не спасало — ни ведьмовские наговоры, ни мятные конфеты, ни ржаной хлеб, который почему-то подсовывала ей баба Зинина.

Помогало ни о чем не думать. Ни о тошноте, ни о ребенке, ни о работе.

Ни об Артеме, от которого давно уже не было вестей.

Но на работу она все же ходила, днем спасаясь от жары в кондиционированном нутре клиники. Зато вечерами обитала в саду, ища убежища в обманчивой тени вишневых деревьев. Ночью они с бабой Зиной спали под включенными вентиляторами и с распахнутыми окнами.

Кондиционеры, диковинные заморские животные, в Лазоревской не водились. Мари подумывала было завести одного, но баба Зина ее отговорила, заявив, что это лишнее, а деньги для ребенка пригодятся.

Неожиданно явился Артем, постучал в калитку.

Была суббота, и Мари, босая и в домашнем сарафанчике, с тарелкой малины в руках, сунутой ей заботливой бабой Зиной, пошла открывать.

Ждала этой встречи, хотя знала, что ничего не изменилось. Она снова его выгонит, но перед этим взглянет на него еще раз.

Он смотрел на нее тяжелым немигающим взглядом. Изменился за три недели, пока они не виделись. Похудел, черты лица заострились, глаза запали, чернота вокруг них казалась прямым туннелем в Бездну. На миг Мари показалось, что он него веет этой самой Бездной, словно он стал частым в нее гостем. И взгляд был такой — будто бы он все знал.