– В таком случае, откуда же взялась эта пластинка?
– Вот к этому я и веду. Летом шестидесятого года Фултон совершил короткое турне по Америке, играя в разных клубах с несколькими лучшими сессионными музыкантами. Историческое событие. В «Би-боп-кафе» в Нью-Йорке друзья с согласия фирм грамзаписи записали без его ведома один такой концерт и отштамповали пятьсот пластинок в надежде, что увидев их, Фултон изменит свое мнение.
– Вот откуда «Украденная музыка»…
– Ну, да. Именно украденная. Только друзья не предвидели, что случится. Фултон взъярился, как зверь, и в бешенстве уничтожил все пластинки, потребовал матрицы и пленки-исходники и их тоже уничтожил. История моментально облетела музыкальные круги и превратилась в легенду. Потом каждый повторял ее на свой лад. В общем, если откинуть шелуху, факт тот, что из всех пластинок удалось спасти ровно десять штук, и каждую продали коллекционерам на вес золота. Я был одним из этих десяти.
– Ты хочешь сказать, что эта пластинка до сих пор у тебя?
– Я сказал – «был». В трудную минуту, когда…
Франсис посмотрел на свои загорелые руки, покрытые темными пигментными пятнами. Явно не лучшие воспоминания посетили его в эту минуту.
– Жена заболела раком, потом умерла. Магазин не приносил никакого дохода. Ну, то есть совсем никакого. Мне нужны были деньги на врачей, а эта пластинка стоила целое состояние, вот почему…
У него вырвался вздох, сдерживаемый, наверное, долгие годы.
– Безумно жаль было продавать пластинку, и я наклеил на нее этикетку магазина, словно для того, чтобы не расстаться с нею насовсем. Кроме жены и сына, мне была дорога в жизни только эта пластинка.
Сердце Никола Юло стучало, как поршень в цилиндре мощного мотора. Отчетливо произнося каждое слово, он задал вопрос, боясь услышать долгожданный ответ.
– Ты помнишь, кому продал ее, Жан-Поль?
– Прошло уже лет пятнадцать, Никола. Помню, что это был какой-то странный тип, примерно моих лет. Он приходил в магазин и покупал у меня пластинки, редкие, коллекционные. Похоже, с деньгами у него не проблем не было, поэтому, признаюсь тебе, порой я даже немного завышал цену. Узнав, что у меня есть «Украденная музыка», он несколько месяцев упрашивал уступить ее. И так подступал, и эдак. Я отказывал… Но необходимость превращает человека в вора или в продавца. Иногда и в того и другого одновременно.
– Не припомнишь имя?
– Я человек, а не компьютер. Пластинку я не забыл бы, проживи хоть тысячу лет. А все остальное…
Он провел рукой по седым волосам, поднял голову и посмотрел в потолок. Никола облокотился о стол и потянулся к нему.
– Надо ли тебе объяснять, как это важно, Жан-Поль. Возможно, от этого зависит жизнь многих людей.
А про себя Юло подумал, сколько еще раз придется ему повторять эти слова, прежде чем вся эта история закончится.
– Может быть…
– Может быть, что?
– Пойдем со мной. Посмотрим, насколько ты везучий.
Юло двинулся следом за Жан-Полем в кухню, глядя на его прямые, не по возрасту, плечи, и седовласый затылок, ощущая легкий запах дезодоранта. В прихожей они свернули на лестницу, ведущую в подвал. Спустились ступенек на десять и оказались в помещении, похожем на кладовку. У одной стены находились стиральная машина и раковина, над ними висел женский велосипед, и тут же стоял верстак с тисками и инструментами для работы с деревом и металлом.
Вдоль другой стены размещались металлические стеллажи с консервными банками и винными бутылками. Часть полок была отведена для папок и картонных коробок разной величины и цвета.
– Я – человек, живущий воспоминаниями. Коллекционер. А почти все коллекционеры глупо тоскуют по вчерашнему дню, кроме тех, кто коллекционирует деньги.
Жан-Поль Франсис остановился перед стеллажом, растерянно оглядывая его.
– Гм, посмотрим…
Он снял с самой верхней полки объемистую картонную коробку. На ее крышке была наклеена золотистая этикетка старого магазина грампластинок «Диски и риски». Старик поставил ее на верстак возле тисков и включил верхний свет.
– Это все, что осталось от моей торговли и целого куска жизни. Маловато, тебе не кажется?
Иногда это даже слишком много, – подумал Никола. Некоторым людям в конце жизни не нужно никакой коробки, ни большой, ни маленькой. Бывает, не нужно даже карманов.
Жан-Поль открыл коробку и начал рыться в ней, доставая разные бумаги – старые торговые лицензии, программы концертов, объявления о выставках-продажах коллекционных пластинок.
Вдруг он извлек плотный голубой листок, сложенный пополам, развернул его и, посмотрев, что там написано, протянул Никола.
– Держи. Сегодня твой день. Эту записку собственноручно написал покупатель «Украденной музыки». Он оставил номер телефона, когда узнал, что у меня есть эта пластинка. Теперь припоминаю, что, купив ее, он приходил еще пару раз, а потом я больше не видел его…
Никола прочитал записку. Решительным и четким почерком были обозначены имя и номер телефона.
Легран 04/4221545
Юло показалось странным, что после стольких волнений, неудач, обезображенных тел, безвестных отпечатков пальцев, бесшумных шагов, после стольких теней без лица, и стольких лиц без определенных черт, он наконец-то держал в руках что-то реальное – самое банальное, что только может быть на свете: записку с именем и номером телефона.
Он посмотрел на Жан-Поля, а тот, подавленный, просто не знал, что сказать. Наконец старик-коллекционер, возможный спаситель многих невинных жертв, улыбнулся.
– Судя по всему, записка тебя заинтриговала. Будь мы сейчас в каком-нибудь фильме, как я уже говорил, наверняка в этот момент зазвучала бы многозначительная музыка.
– Заинтриговала – не то слово, Жан-Поль! Захватила!
Он достал мобильник, но Жан-Поль предупредил:
– Тут не берет, надо выйти.
Они поднялись наверх. Между тем мысли в голове Никола Юло неслись со скоростью сто километров в час. А Франсис тем временем припомнил еще кое-что.
– Он жил где-то недалеко, мне помнится, в районе Кассиса. Такой крепкий человек, высокий, но не слишком. Почему-то складывалось впечатление, будто он обладает недюжинной физической силой. Не знаю, почему, но я подумал, что он военный. Наверное, дело было в его глазах, они запоминались. Казалось, сами они смотрят, но не позволяют их видеть. Помню, я еще удивился, что подобный тип увлекается джазовой музыкой…
– Ну, хоть ты и не компьютер, я считаю, с памятью у тебя все в полном порядке..
Поднимаясь по лестнице, Жан Поль обернулся с улыбкой.
– Ты считаешь? Ну, этим уже можно гордиться.
– Думаю, у тебя есть немало и других поводов… Сегодняшний – просто еще один.
Они поднялись на первый этаж и вышли на солнце. Лазанья на столе в кухне остыла, а вино нагрелось. Солнечный свет падал на пол террасы и теперь взбирался по ножке стола.
Юло посмотрел на мобильник. Прием есть. Он спросил себя, не рискует ли. Пожал плечами. Пожалуй, все его тревоги по поводу телефонной прослушки – чистая паранойя. Он нажал кнопку памяти и подождал ответа.
– Привет, Морелли, это я, Юло. Мне нужны от тебя две вещи. Информация и молчание. Есть?
– Конечно.
Бесспорным достоинством Морелли была его способность не задавать лишних вопросов.
– Я назову тебе сейчас имя и телефон. Возможно, номер уже не существует. Это где-то в Провансе. Узнай адрес. Мигом!
– Лечу.
Он назвал инспектору необходимые сведения и отключил связь.
И как бы размышляя, еще раз уточнил у Франсиса:
– Ты сказал, в районе Кассиса?
– Мне помнится, Кассис, Ориоль, Рокфор, точно не знаю, но кажется, именно в тех краях.
– Ну, что ж, мне придется, видно, познакомиться с этими местами.
Юло окинул взглядом дом, словно желая запомнить его во всех подробностях. И снова пристально посмотрел в глаза Франсису.
– Надеюсь, не обидишься, если убегу. Мне надо спешить. Думаю, ты понимаешь.