Дорога поднималась все выше и выше в гору, густой лес с толстыми деревьями порой закрывал вид на море. Яркие пятна цветников пропадали по мере удаления от города. Их сменяла зелень хвойных деревьев и кустарников с резким смешанным запахом моря и подлеска.

Юло проехал уже несколько километров и начал было подозревать, что старик обманул его нарочно, чтобы приезжий покатался впустую. Сейчас наверно сидит у себя дома с каким-нибудь Жаном, Рене или Арманом, ест своих ежей и смеется над этим дураком-туристом, который кружит по горам.

И тут за поворотом он увидел «Терпение».

Он мысленно поблагодарил Жан-Поля Франсиса и его волшебную коробку. Если удастся найти эту пластинку Роберта Фултона, надо будет непременно вернуть ее старому коллекционеру. С бьющимся от волнения сердцем он проехал к зданию, словно опиравшемуся о горную скалу.

Миновав кирпичную арку, заросшую плющом, он оказался на дороге, ведущей к гумну возле высокого двухэтажного дома. По мере приближения к нему Юло охватывало ликование. Дорога, усыпанная галькой, почти заросла сорняками, остались только светлые полоски по сторонам, словно рельсы, по которым и двигалась машина. Юло слышал, как растения царапают ее днище со скрежетом, звучавшим в этой тишине особенно мрачно.

Подъехав ближе, он увидел, что от здания остался, по сути, только плоский фасад. Крыша обрушилась. Почерневшие балки вздымались к небу из руин, словно темные пальцы исполнителей спиричуэлз. Голландская черепица засыпала всю землю вокруг. Покрытые трещинами и копотью стены говорили о том, что здесь был когда-то сильный пожар, опустошивший дом, фасад которого походил теперь на театральную декорацию.

И все это произошло, видимо, довольно давно, если сорняки и вьющиеся растения успели вернуть себе свои исконные владения. Казалось, природа терпеливо занималась кропотливым вязанием, чтобы затянуть нанесенную людьми рану.

Юло остановил машину и вышел. Осмотрелся. Панорама отсюда была изумительная. Вся долина лежала как на ладони – разбросанные там и тут домики, виноградники вперемежку с зелеными пятнами лесов. Долина тянулась к самому Кассису, светлому и красивому городу, опиравшемуся на берег, словно женщина, устремившая взгляд к морскому горизонту, – на перила балкона.

Среди остатков запущенного сада ржавели какие-то кованые конструкции. Видимо некогда дом был просто великолепным, а цветущий сад – поразительным. Теперь же все вокруг заросло дикой лавандой.

Закрытые ставни и стены, опаленные огнем, ползучий пырей, запускавший свои корни во все щели, как воришка – пальцы в чужой карман, порождали чувство безнадежности и опустошения, от которого трудно было отделаться.

Юло увидел, как к дому свернула машина. Он остановился посреди двора и подождал, пока желтый «рено-кангу» не затормозил рядом с «пежо». Из него вышли двое мужчин в рабочей одежде: один пожилой, лет шестидесяти, другой лет тридцати, коренастый брюнет с тупой длиннобородой физиономией. Тот, что помоложе, не удостоил Юло даже взглядом, открыл дверцу и принялся выгружать садовые инструменты.

Другой дал ему указание.

– Начинай, Берто, я сейчас приду.

И, установив угодную ему иерархию, направился к Юло. Лицо его с приплюснутым носом тоже отнюдь не светилось интеллектом. Доживет напарник до его лет, будет таким же.

– Добрый день.

– Добрый день.

Юло постарался предупредить любое недовольство, держась как можно скромнее. И улыбнулся своей самой располагающей улыбкой.

– Надеюсь, я не нарушил никаких запретов, а если что-то не так, прошу прощения. Я, видимо, ошибся дорогой, еще там, внизу. Все искал, где бы развернуться обратно, пока не оказался тут. Увидел разрушенный дом, и любопытство взяло верх. Ну, и заехал взглянуть. Я сейчас уеду.

– Да ничего, вы нам нисколько не мешаете. Здесь уже давно не осталось ничего, что можно было бы украсть. Кроме земли и сорняков. Вы турист, верно?

– Верно.

– Я так и понял.

Ах, милейший, где же твоя наблюдательность? Ведь ты только что прошел мимо машины с номерным знаком Монте-Карло. Это понял бы и слепой с белой палкой и с собакой-поводырем.

Человек продолжал.

– Иной раз кто-нибудь сюда добирается. Случайно, как вы, или из любопытства, как большинство других. А из Кассиса едут неохотно. Я тоже, по правде говоря, не прыгаю от радости, когда наступает мой черед отправляться сюда. После того, что тут случилось… Но что вы хотите, работа есть работа, и по нынешним временам выбирать не приходится. На всякий случай, как видите, мы всегда приезжаем вдвоем. Столько лет прошло, а у меня здесь до сих мурашки по спине бегают.

– Почему? Что же тут произошло?

– Как, вы не знаете историю «Терпения»?

Мужчина посмотрел на Юло с изумлением: нашелся же на свете человек, который не знает историю «Терпения». Даже если бы он увидел, как Юло удаляется на летающей тарелке, и то крикнул бы вслед: «А вот я вам расскажу…»

Никола бросил ему веревку.

– Я ничего не слышал.

– Тут было убийство, вернее сказать, несколько убийств. Вы что, правда, ничего не слышали?

Юло почувствовал, как кровь застучала в висках.

– Нет, ничего.

Человек достал пакет с табаком и принялся ловко сворачивать самокрутку. Ему было о чем рассказать, и он не торопился, растягивая удовольствие.

– Я не знаю всех подробностей, меня тогда тут не было. Тип, который жил в этом доме, убил гувернантку и своего сына, потом поджег дом и пустил себе пулю в висок.

– Вот как!

– Вот так, это вам не шуточки. В городе говорят, он был чуть ли не сумасшедший. За двадцать лет его и сына видели всего раз двадцать, не больше. Женщина спускалась вниз за покупками, но она ни с кем не откровенничала. Здравствуйте. До свиданья. Привет, Филиберта! Даже землю хозяин не возделывал, а ведь ее тут немало было. Отдал в управление агентству по недвижимости, и те сдавали участки местным виноделам. Он жил, как отшельник, на вершине этой горы. Думаю, он просто свихнулся, вот и натворил то, что натворил…

– Три человека, вы сказали?

– Ну да. Мужчину и женщину нашли обгоревшими. Тело парня, напротив, огонь не тронул… И слава богу, что вовремя заметили пожар, а то все вокруг сгорело бы…

Он кивнул на напарника.

– Мне говорил отец Берто, а он служил тогда пожарным, что тело парня было в таком жутком виде, что лучше бы уж он сгорел, как те двое. А тело отца, представляете, так обгорело, что пуля расплавилась в черепе…

– А что значит – в жутком виде?

– Ну, отец Берто говорил, будто у него просто не было лица, не знаю, понятно объясняю или нет. Ну, словно его срезали. И после этого меня еще будут уверять, будто он не был сумасшедшим, этот тип…

Юло почувствовал, как ему свело желудок.

Боже милостивый, у парня не было лица, как если бы его срезали!

Словно серия диапозитивов, снятых в самом аду, прошла перед глазами Юло целая череда обезображенных лиц. Йохен Вельдер и Эриджейн Паркер. Аллен Йосида и Григорий Яцимин. Он видел их глаза без век, распахнутые в никуда, свидел бесконечное осуждение того, кто убил их, и тех, кто не сумел ему помешать.

Юло казалось, он слышит леденящий душу, измененный голос, шепчущий ему в уши проклятые слова.

Несмотря на жаркий день, Юло почувствовал озноб. Струя пота потекла из-под правой подмышки к ремню.

– А потом что случилось? – спросил он неожиданно дрогнувшим голосом.

Мужчина либо не заметил перемены, либо принял ее за нормальную реакцию туриста-придурка на кровавые события, о которых рассказал.

– Ну, поскольку все было ясно, следствие прекратили и дело закрыли: двойное убийство и самоубийство, и все тут. Конечно, это не послужило «Терпению» рекламой.

– А наследников нет?

– Вот я и говорю. Наследников нет, поместье перешло в муниципальную собственность. Его выставили на продажу, до сих пор выставлено, да только кому охота связываться проклятым домом? Я бы и даром его не взял. Мэрия отдала поместье в управление прежнему агентству, оно и сейчас сдает землю в аренду. И дохода едва хватает на содержание и оплату управления. Я приезжаю сюда время от времени убирать сорняки, чтобы они совсем тут все не затянули.