Несомненно, он свалял дурака, женившись на ней, но убедиться в этом таким способом — ужасно. Нет, она не может причинить дяде такую боль.

Конечно то, что она услышала, не предназначалось для ее ушей, ее даже можно было обвинить в том, что она подслушивала, но дело не в этом. Валентина не могла объявить Гилберту, что ей все известно, во-первых, потому, что это на самом деле был лишь предлог, чтобы разорвать помолвку, а во-вторых, она не могла выдать Сциллу.

Девушка допила чай и поставила чашку. Уже пробило восемь часов, весь дом был на ногах, и приготовления к ее свадьбе шли полным ходом. На чайном подносе лежала стопка писем. Наверное, там были и телеграммы, и почтовые извещения о доставленных в последнюю минуту подарках.

Их следовало присоединить ко всем прочим, поблагодарить и отослать обратно. Она взяла с подноса бумаги и стала их просматривать.

Вот небрежный почерк Дженет Грант, не найдется и двух букв на одном уровне. На странице всего несколько строчек:

Дорогая… ужасно сожалею… Джессика подавлена… не могу ее оставить… со всей любовью… она просит передать…

Мама Лекси Мерридью — Лекси тоже сожалеет. Следующий конверт можно купить в любом дешевом магазине, обычно такие продаются вместе с уцененными рождественскими открытками. Почерк незнакомый, очень крупный и корявый. Гадать не приходилось. Она знала, что это за письмо, но все равно вскрыла и вытащила тоненький помятый листок, исписанный тем же топорным почерком. Ни обращения, ни подписи, автор сразу переходил к делу:

Наверное, вам все равно, что ваш жених заигрывал с Дорис Пелл и вынудил ее к самоубийству, а еще он флиртует с С. Р. Если и этого не видите, то вы еще большая дура, чем кажетесь. Но лучше бы вам разузнать, как он женился на Мари Дюбуа, когда жил в Канаде под вымышленным именем, иначе пополните собой толпу других девиц, которых этот проходимец сбил с пути истинного.

Валентина швырнула письмо обратно на поднос и задумалась.

Часы на церкви только что пробили половину девятого.

Пенелопа Марш, высокая голубоглазая девушка с белозубой улыбкой, спрыгнув с велосипеда, поставила его под навес в саду и открыла дверь коттеджа «Крофт» своим ключом. Из холла она окликнула Конни Брук. Не дождавшись ответа, она позвала еще раз, на этот раз довольно громко.

И тут что-то ей показалось странным. Она огляделась… Ах вот в чем дело — все окна были закрыты. Дети приходят в девять, и Конни обычно перед началом занятий проветривает комнаты, а потом минут за десять закрывает окна, чтобы к классах не было холодно.

Девушка взбежала по лестнице, продолжая звать подругу, громко постучала в дверь и, не получив ответа, вошла.

Девушка лежала в постели, укрытая пуховым одеялом, и, казалось, спала. Платья нигде не было видно, наверное, аккуратная Конни убрала его в шкаф. Когда Пенни коснулась руки подруги, лежавшей поверх одеяла, она почувствовала, что та совершенно холодная и безжизненная, и поняла, что Конни мертва.

Она понимала, что случилось что-то страшное, но такое обычно происходит в книгах или с какими-то далекими, посторонними людьми… Но как же это может быть с Конни, которая является частью твоей жизни? Она уронила тяжелую холодную руку подруги и отпрянула от кровати.

На секунду ее сковал ужас, но вскоре она уже была у дверей, потом сбежала вниз по лестнице, отшвырнула входную дверь и помчалась по дороге к дому мисс Эклс. Девушка колотила в дверь и кричала:

— Конни умерла!

Мисс Метти проявила свойственную ей деловитость.

Было бы ложью утверждать, что она находит радость в сложившейся ситуации, но собственная компетентность доставляла ей удовольствие. Женщина позвонила доктору Тэйлору, лично сопроводила Пенни в коттедж «Крофт» и заставила обзвонить родителей учеников, говоря, что мисс Брук заболела и занятия сегодня отменяются.

Вскоре появился доктор Тэйлор, который мог лишь подтвердить, что Конни мертва, и причем уже много часов.

— Вчера вечером мы вместе возвращались из поместья Рептонов, — сообщила Метти. — С ней было все в порядке, чувствовала она себя нормально, только жаловалась на плохой сон. Мегги Рептон дала ей свои снотворные пилюли.

У доктора вообще было некоторое сходство с бульдогом, но когда он услышал про таблетки, то разве что не оскалил зубы. Он сморщил нос и проворчал:

— Она не имела права так поступать.

— Ну вы сами знаете, как люди делают, — попыталась его урезонить мисс Эклс. — Я предупреждала, что нельзя пить больше одной таблетки в один прием. Конни собиралась растворить ее в какао, чтобы выпить на ночь. Вы, должно быть, в курсе, что девушка не могла глотать таблетки целиком.

— Где пузырек от лекарств? — буркнул доктор.

Он нашелся на кухонном столике, совсем пустой.

— А сколько там было таблеток, не знаете?

— Нет, не знаю. Конни только сказала, что Мегги дала ей снотворное, а я посоветовала принять ни в коем случае не больше одной пилюли.

Доктор всегда злился, когда сталкивался со смертью, поэтому так же недовольно он продолжил:

— Знаете, от одной-двух таблеток она бы не умерла.

Сейчас же позвоню мисс Мегги и спрошу, сколько таблеток было в пузырьке. Будем надеяться, что у нее хватило ума не давать дозу, которая может убить. Хотелось бы знать, откуда у мисс Рептон эти таблетки? Я их ей не прописывал.

…Мегги подошла к телефону в своей спальне. Она была очень довольна, когда у нее в комнате установили аппарат, потому что любила рано ложиться, а ведь так неудобно разгуливать по дому в халате, если кто-нибудь ей позвонит.

Женщина только что встала и еще не успела одеться. Прежде чем снять трубку, она накинула на плечи халат и закутала ноги пледом. Кто же это звонит в такую рань? Ведь еще и девяти нет. Наверное, это Валентину…

Но оказалось, что звонил доктор Тэйлор, который хотел поговорить именно с ней.

— Мегги, здравствуйте, — сказал он строго. — Мне тут рассказали какую-то странную историю о снотворном, которое вы дали Конни Брук.

Мисс Рептон немедленно пришла в волнение:

— Бог мой, но что здесь особенного? Девушка выглядела такой измотанной, жаловалась, что плохо спит.

— Не надо было этого делать. Вы не помните, сколько таблеток оставалось во флаконе?

— Боже, я точно не знаю, ведь флакон непрозрачный.

Понимаете, несколько штук оставалось от тех, которые мне прописал доктор Портеус, когда я жила у моей пожилой родственницы Энни Педлар. А после ее смерти оставалось немного в другом пузырьке, но лекарство было то же самое… или очень похожее. Я их переложила в один, но никогда не пересчитывала.

Голос доктора посуровел еще больше:

— Вы смешали два лекарства!

— Но я же говорю, что они, наверное, были одинаковые или очень похожие, — оправдывалась женщина. — По крайней мере, я думала, что они похожие. Ах ты господи, надеюсь, ничего плохого не случилось?

— У вас, конечно, не сохранился второй пузырек?

— Не сохранился. Его, наверное, выкинули, когда разбирали вещи покойной Энни… Ой, я вспомнила! В том пузырьке, который я дала Конни, были только мои таблетки. Я только собралась пересыпать, а сиделка увидела и говорит, что так не положено делать, я и послушалась.

— Вы абсолютно в этом уверены? — нарочито спокойно осведомился доктор.

— По-моему, да, но вы меня сбиваете… Я точно помню, что сиделка сказала не смешивать… А сейчас я уже ничего не понимаю!

— Мисс Мегги, можете ли вы сказать хотя бы приблизительно, сколько оставалось таблеток в том пузырьке, который вы дали Конни?

— Боже мой, не знаю… не имею ни малейшего представления. Да вы лучше Конни спросите. Почему же я сразу о ней не вспомнила? Она-то может сказать. Почему вы ее саму не спросите?

— Потому что Конни мертва. — Доктор повесил трубку.