Среди всего этого изобилия достоинств недостаток у нее был только один — она непрерывно молола языком.

Случались минуты, когда Томасу Мартину казалось, что он больше не выдержит. В такие моменты он позволял себе пристально уставиться на экономку, причем надо отдать должное ее чуткости, она быстро реагировала на его испепеляющий взгляд. Со временем установился некий порядок, который обе стороны находили приемлемым: если священник уходил в кабинет и закрывал за собой дверь, это означало, что его нельзя беспокоить. В остальное время ему приходилось терпеть ее разговоры. К тому же оказалось, что при некоторой тренировке вполне можно научиться в особо острых случаях настолько уходить в себя, что просто перестаешь осознавать, говорит эта почтенная женщина или молчит.

Итак, когда мисс Вейн итожила свои жизненные наблюдения о присущей мужчинам способности приносить неприятности, миссис Нидхем распространялась на ту же тему. Собеседницей ее была миссис Эммот, жена причетника, довольно мрачная и тощая особа, всегда одетая в черное платье. Дама пришла в гости к миссис Нидхем на чашечку чаю, к которому подавались свежеиспеченные булочки, и только что отпустила тонкое замечание насчет того, что нет дыма без огня. Хозяйка решительно поддержала это соображение:

— Именно это я и имею в виду, дорогая. Как только я слышу о какой-нибудь неприятности, готова ставить десять против одного, что здесь замешан мужчина. Не хочу сказать ничего плохого о бедняжке Дорис, но если за всем этим не стоит молодой человек, то зачем ей топиться? Девицы так просто, без всякой причины, в воду не бросаются.

— Кажется, никто и никогда не видел ее с парнем, — скорбно сообщила миссис Эммот.

Дамы еще с полчаса судили и рядили об утопленнице, пока миссис Нидхем не показалось, что пора переходить к другой теме, поскольку эта уже исчерпана.

— Знаете, — начала она, — нам трудно судить о большинстве событий, поскольку знаем мы далеко не все. Например, прошлой ночью… но мне, наверное, не стоит об этом рассказывать.

Миссис Эммот не мигая уставилась на хозяйку.

— Тогда не надо было и начинать.

— Наверное, вы правы, но уж если так вышло… Тут и говорить-то не о чем, но если я промолчу, вы будете гадать, мучиться… Просто-напросто звонила Конни Брук, хотела видеть мистера Мартина. А того не было дома.

— Ну и что тут такого?

— Ничего, просто она хлюпала носом, вот и все.

— Наверное, девушка простыла.

Миссис Нидхем покачала головой:

— Я, по-вашему, не могу отличить простуженную девицу от плачущей? «Как, неужели его нет?» — а у самой голос дрожит. «Мистер Мартин уехал в Ледлингтон, там сегодня заседание попечительского совета сиротского приюта. Он сказал, что останется на ужин у преподобного Крэддока, такой приятный человек, они с хозяином дружат с колледжа», — ответила я. Тут Конни как воскликнет: «О боже мой!» — и опять в слезы. В этот самый момент входит сам мистер Мартин. Оказывается, мистера Крэддока вызвали к больному, поэтому священник вернулся к ужину домой. Я передала ему трубку и не успела отойти, как услышала ее слова: «Томми, дорогой, мне так надо с вами посоветоваться. Я просто не знаю, что делать! Можно мне прийти сейчас?» Вся наша деревенская молодежь зовет его преподобие «Томми» — ну куда это годится?

Мисс Эммот неодобрительно покачала головой.

— По-моему, нельзя такое позволять, — заявила она решительно и спросила:

— Так, выходит, она явилась к мистеру Мартину?

Наливая себе очередную чашку чая, миссис Нидхем кивнула:

— Конечно пришла. Насчет того, что она плакала, я была права — у нее глаза такие распухшие были и красные.

Да и уходила она не больно-то радостной. Я несла мистеру Мартину поднос с ужином, а они как раз выходили из кабинета и меня не заметили. Его преподобие ей говорит:

«Успокойтесь, дорогая, и еще раз все обдумайте. Мне трудно что-то посоветовать, ведь вы мне ничего, по сути дела, не сказали, но если знаете, кто пишет анонимные письма, то долг обязывает вас назвать этого человека».

— Подумать только! А она что на это?

Миссис Нидхем подалась вперед и, понизив голос, ответила:

— Конни опять разревелась, а я стою там перед дверью с подносом, помочь ей не могу, только слушаю. Мистер Мартин и говорит: «Не плачьте, деточка, не надо! Ваш носовой платок насквозь мокрый, вот, возьмите мой». А девица все рыдает: «Бедная Дорис… я просто не представляю, что мне делать… но сказанное слово назад не вернешь, правда?»

А он и отвечает: «Нет, не вернешь. Так что лучше идите домой и еще раз все обдумайте». С этими словами священник открывает входную дверь и выпроваживает девушку, поверьте мне, с чувством глубокого облегчения. В самом деле, ходят к нему без зазрения совести днем и ночью, всем плевать, ужинал он или нет, лишь о себе думают…

Приятно проведя время за чаепитием и беседой, гостья распрощалась с хозяйкой и по дороге домой зашла в деревенский магазин, где купила баночку деликатесных бобов, которую придержала для нее приятельница, миссис Гурни.

Покупке сопутствовал содержательный разговор, в ходе которого миссис Эммот рассказала о том, что услышала миссис Нидхем в доме священника, прибавив кое-что и от себя.

Этим же вечером новость дошла до кузины миссис Гурни, Джесси Пек, которая в свою очередь передала ее невестке, Хильде Прайс, по вторникам и четвергам убиравшейся у мисс Эклс, а по средам и пятницам — у мисс Вейн.

Подсчитать точно количество людей, выслушавших историю от вышеупомянутой невестки — рассказчицы столь же убедительной, сколь и любящей присочинить кое-что для живописности повествования, — не представляется возможным. В двадцать четыре часа весь Тиллинг-Грин узнал, что Конни Брук ходила к священнику. Она наверняка знает, кто писал анонимные письма, но пока скрывает это… Также она многое знает о смерти Дорис Пелл, однако никак не может решиться рассказать о том, что знает.

Мисс Силвер очень скоро пришлось убедиться, что мисс Вейн не замолкает практически ни на минуту. И если бы ее визит в Тиллинг-Грин носил частный характер, она, конечно, попыталась бы пресечь непрерывный поток разговоров хозяйки, но при сложившихся обстоятельствах недостаток мисс Вейн превращался скорее в достоинство.

Прошло совсем мало времени с того момента, как гостья поселилась в деревне, а она уже знала биографии абсолютно всех местных жителей, включая сведения об их родственниках, погибших во время войны. Мисс Силвер услышала массу поучительных историй о неудачных судьбах, ошибках и даже трагедиях, которые иногда происходят и в мирной деревне, не говоря уже о свадьбах, похоронах, рождениях, отъездах. Все эти мозаичные фрагменты складывались в довольно полную картину; кое-что об одном, кое-что о другом, сожаления о чьей-то оплошности, вздох по поводу человека, о котором давно ни слуху ни духу, размышления над истоками какого-то неприятного случая…

Почему после стольких лет, прожитых в деревне, семейство Фармеров неожиданно уехало отсюда? Почему Лили Эверет разорвала помолвку с Джоном Дрю? Какая все-таки причина заставила Эндрю Стоуна уехать в Австралию?

Мисс Силвер сидела и вязала под немолчное журчание словесного потока. Шум его заметно усилился, когда речь зашла о таинственном соседе мисс Вейн.

— Его поведение не укладывается ни в какие рамки. Моя дорогая сестра никогда никого не осуждала, но часто говаривала, что, если вы держите окна и двери на запоре и никого не пускаете на порог, значит, вам есть что скрывать. Разве не так? Священник говорит, что этот человек просто не любит бывать в обществе женщин, но сам-то он заходил в этот дом, разрешите вас спросить? Да еще эта дурацкая дверь за углом. Во все дома вход с фасада, как положено, а у него сбоку… очень странное место для двери — встречается только в совсем старых домах… Толком не увидишь, кто входит, кто выходит.

Мисс Силвер спросила с явным интересом: