Вместе с ней пришел какой-то тип в офицерской форме. Он был уже здорово пьян. Вероятно, они только что откушали роскошный обед, а сейчас самодовольно похлопывали Друг друга по спине, так как дела у них шли как по маслу.

Я сижу на краю койки.

— Добрый вечер, Карлотта, — поприветствовал я ее. — Как поживаете? Что вам здесь надо? Пришли подразнить меня?

— Почему бы вам не вести себя прилично, — сказала она. — По-моему, вы должны быть мною довольны. Если бы не я, вас давно уже съели бы акулы где-нибудь на просторах Атлантики!

— Леди, вы правы, — согласился я. — И благодарю вас от всей души! Вас осенила блестящая идея сделать меня радистом на этом плавучем гангстерском судне. Эта идея блестящая хотя бы потому, что она дает мне возможность прожить два-три лишних дня.

— Ладно, — кивнула она. — И вот что я вам скажу. Не вздумайте выкинуть какой-нибудь фортель с посылкой радиограммы. Единственное, что входит в вашу задачу — это слушать все передачи, касающиеся нашего судна и немедленно нам о них сообщать. И вы не смеете дотрагиваться до передаточного ключа до тех пор, пока вам не прикажут. Смотрите, никаких штучек, а то мы с вами не будем церемониться.

— О'кей, леди, — сказал я. — Я буду послушным. Но, по-моему, нет никаких причин лишать меня в эти дни виски. Я сегодня не выпил еще ни глотка. Неужели я чем-нибудь обидел стюарда или еще там кого, кто заведует винным погребом на этом корабле? И еще одна просьба, — продолжал я. — Так как я веду себя примерно, не будете ли вы столь добры снять с меня эти наручники, хотя бы на пять минут. Вы сами должны понять, что не так-то уж приятно и удобно быть закованным в эти штучки в течение нескольких дней.

— Это верно, — согласилась она. — И может быть, у нас найдется для вас бутылочка. А что касается наручников, я согласую этот вопрос с Руди, ведь он у нас хозяин.

Она ушла, оставив меня в компании с парнем и офицером в форме, который стоял, прислонившись к стене и до того был пьян, что можно было подумать, что он выпил несколько галлонов.

Через две минуты она вернулась и принесла на подносике бутылку ржаного и несколько стаканов. Она поставила под-носик на стол, подошла ко мне и отперла наручники.

Я быстро скинул их, и можете мне поверить, почувствовал при этом огромное облегчение.

— Но вы не вздумайте выкинуть какой-нибудь номер после того, как у вас сняли браслетики, потому что у Керца есть оружие и он умеет им пользоваться.

Керц посмотрел на меня и похлопал себя по боковому карману.

— Не беспокойтесь, леди, — сказал я. — Я ничего не собираюсь делать. Как насчет того, чтобы выпить немного?

Я встал, подошел к столу и налил три четверти стакана. Она встала около стола с другой стороны и положила на него ключи от наручников. А как раз передо мной на этом же столе лежал какой-то толстый журнал, а за ним пепельница. И мне пришла в голову блестящая мысль: если я надвину пепельницу на ключи, так, чтобы она их не увидела, а потом разозлю ее хорошенько, может быть, она от злости выскочит из моей каюты и забудет про ключи. Конечно, они перед уходом снова наденут на меня наручники, но они с автоматическим запором. Керц просто их защелкнет, и никто ничего не заметит.

И я начал разговор, сначала тихо и вежливо, потом начал спорить с Керцем о том, какую скорость может развить это судно. Я начал ему возражать, и он ужасно вскипятился. Карлотта сначала не принимала никакого участия в нашем споре, просто стояла в дверях и улыбалась, поэтому не представляло никакого труда все время локтем потихоньку двигать журнал. Журнал в свою очередь подтолкнул пепельницу и примерно через пять минут пепельница уже накрыла ключ. Пока все идет отлично.

Но тут вмешалась Карлотта.

— Эй, слушайте, что вы так раскричались! А вы ничего не понимаете в этих вещах. Кошен. Вы шпик, а не моряк. А что касается тебя, Керц, то ты до того пьян, что едва ли поймешь разницу между Италией и четвергом! Слышите, заткнитесь оба, вы мне надоели. Теперь настала моя очередь.

— А ты думаешь, что никому не недоела, драная кошка? Вероятно, думаешь, что очень красива, когда стоишь так в дверях и показываешь всем свою роскошную фигуру! А ты просто гангстерская девка!

— Слушай, Карлотта, продолжал я. — Я на своем веку видывал и не таких красавиц! Ты по сравнению с ними просто жалкая жаба, которая выползает из вонючего болота в начале весеннего сезона. Мне противно смотреть на тебя. Это такие бабы, как ты, рожают дохлых крыс, как эта тварь, — я указал на Керца. — Может быть, для такого дешевого гангстера, как Руди, ты первоклассная бэби! Он что-то уж очень расхорохорился: какой он умный да ловкий. А что это тебе даст? И куда тебя это приведет?

Сейчас вы гладите себя по головке, считаете, что отлично провернули свое дельце. О'кей! Вот послушайте-ка, что я вам скажу. Вы не можете выиграть это дело. Вы убили несколько копов в Нью-Йорке, вы убили Мираса Дункана, первоклассного парня, вы убили Вилли-Простофилю. Что ж, кажется, вы собираетесь убить и меня. Но все же говорю тебе, вы не можете выиграть это дело. Ты отлично знаешь также, что такие, как я, феды настигнут вас, где бы вы ни были, и тогда они поджарят вас, всех до единого.

Я думал, она лопнет от ярости.

— Ах, как бы я хотел присутствовать, когда вас будут поджаривать, — продолжал я. — Как бы я хотел посмотреть, когда тебя приволокут из камеры смертников только в одном чулке и разрезанной сбоку юбке, чтобы присоединить электрод к твоему голому телу! Я бы очень хотел посмотреть, как они швырнут тебя на стульчик и как из твоей шапочки только дымок пойдет, когда тебя поджарят.

— Ах, если бы мне удалось увидеть все это, я купил бы себе на радостях огромную бутылку виски! Она смотрит на меня, как все черти ада.

— Одень ему браслеты, Керц, — наконец сказала она, — и дай ему как следует по роже за меня.

Я встал. Керц достал из-за пазухи револьвер.

— Спокойно, парень, — сказал он. — Одно движение, и я всажу в тебя дюжину пуль. Ну-ка, всовывай руки в наручники!

Я протянул руки, он надел наручники и защелкнул. Потом отложил в сторону револьвер и смазал меня по лицу. Я упал на койку, но, падая, схватил руками подушку и изо всей силы швырнул ее в Карлотту и попал. Она так и шлепнулась о дверной косяк. Потом полила меня целым потоком грязных слов… и… мой план сработал.

Керц, громко смеясь, вышел из каюты, она вслед за ним, с силой захлопнула дверь и заперла ее.

Но она оставила ключи от наручников.

Я лежу на койке и прислушиваюсь. На яхте царит страшный шум. У меня над головой на палубе раздается топот многочисленных ног. Кажется, что-то происходит.

Я полежал еще минут пять, чтобы окончательно удостовериться, что ни Карлотта, ни Керц ко мне не вернутся и что Карлотта так и не вспомнила о ключах.

Потом я встал с койки, подошел к столу и взял из-под пепельницы ключ от наручников. В противоположной стене сделан шкаф с несколькими ящиками. Я всунул ключ в щель между ящиком и рамой, затем поднес к ключу руки, повернул их, и замок открылся.

Я снял наручники, потом подошел к столу, достал из пепельницы две использованные спички отломал у них кончики и воткнул в замок наручников.

Потом снова надел наручники, но спички помешали замку защелкнуться. С виду как будто все в порядке, но достаточно было мне тряхнуть кистью, чтобы наручники открылись. Я спрятал ключ в карман брюк и снова лег на койку.

Я пролежал примерно с полчаса. Шум на борту яхты постепенно затихал. «Колдунья Атлантики» встала на якорь. Я слышал, как о ее борт шлепались волны.

Но вот дверь открылась, в каюту вошел Руди. Вид у него решительный, глаза горят, руки трясутся. Видно, дело не обошлось без наркотиков.

— Ай-ай-ай, Руди, — сказал я. — Я думал, ты достаточно сильный, чтобы справиться одному. И что же это было? Морфий? Или сладкая понюшка?

— Заткнись, коппер, — сказал он, — и не груби, а то получишь. — Он засунул руки в карман и не спускал с меня глаз.