— Значит, извиняясь, ты автоматом становишься слабее, лишь бы твой начальник простил косяк?

— Можно и так сказать, но можно сказать и не так грубо, — задумчиво произнес сэнсэй, раскладывая пузырьки и начиная священнодействие медицинской науки.

Он брал пипеткой несколько капель из одного пузырька, после этого из другого, третьего, шестого. И только в одному ему ведомой последовательности. При этом он постоянно помешивал в плошке. В комнате противно запахло аммиаком.

— Что ты делаешь? — не выдержал я.

— Новый палец, — пожал плечами сэнсэй. — Не может оммёдзи остаться без необходимого ему инструмента. А если в следующий раз мудра сложится не так? Что тогда будет?

— Не знаю, — пришла моя очередь пожимать плечами.

— А я знаю. Видел один раз, как человек после юбицуме попытался сотворить огненный шар, а в итоге сам вспыхнул, как чучело на праздник весны.

— И всё из-за отсутствия пальца?

— Да. Нарушаются меридианы и боевой дух выплескивается вовсе не так, как задумывалось. А ты почему спать не идешь? Тебе разве через несколько часов не в школу?

— В школу? Вообще-то я пока ещё мертв для Сэтору Мацуда…

— И что? Завтра ты оживешь и явишься на уроки. Отсутствие можно оправдать болезнью. Если будут спрашивать, то я подтвержу. Если будут просить справку от врача, то я могу её написать от руки, вроде как лечился дома.

— Но Сэтору…

— Зассал?

— Пффф, вот ещё. Ему меня уже два раза не удалось убить. Не удастся и на третий! Но думаю, что ты прав и мне стоит быть рядом с Исаи. Мало ли какую хрень выкинет этот урод!

Я чуть подумал, а потом ударил кулаком по столешнице:

— А знаешь что… Идут они все на хуй! Мне уже запарило бегать, прятаться, скрываться. Я же не нападал на них первым, это они… Вот пусть сами и расхлебывают то, что просили.

— В правильном направлении думаешь, ученик, — поджал губы сэнсэй. — Вот за это тебя хвалю сверх меры. Подойди сюда и придержи вот тут…

Сэнсэй вытащил из плошки нечто розовато-желтое, напоминающее детский пластилин, оставленный на солнце июльским днем. Он прикрепил это нечто на обрубок и чуть прикрыл глаза. Я понимал его — еле затянутая рана должна ныть так, что все другие мысли уходили прочь.

— Чего придерживать-то? Вот эту соплю?

— Эта сопля — мой будущий палец, так что отнесись к нему с уважением, — хмыкнул сэнсэй.

Следующие пять минут мы старательно пытались придать «пластилину» форму фаланги пальца. За образец брали фалангу правого, непострадавшего. И получилось не то, чтобы совсем непохоже… Получилось совсем никак. Как если бы сэнсэй окунул здоровый палец в соус и теперь тот застыл неприглядным наперстком, цвета детской неожиданности.

— А ты точно уверен, что тебе такой палец нужен? — спросил я.

— Вали спать, Тень. Утро уже не за горами. Хотя бы чуточку отдохни, — усмехнулся сэнсэй, любуясь полученным результатом. — У нас начинается новая тренировка.

— Какая?

— Тебе понравится. Тебе же нравится, когда жилы трещат и кости хрустят? Так вот, это будет теперь твоим постоянным состоянием. Ты можешь справиться с убыстрением, тебе осталось только научиться его удерживать. Да, мы пока что проиграли Исаи… Проиграли Мацуде, но нужно учесть, что сейчас он в пике своей формы — энергия молодого тела фонтанирует в нем, но чуть позже, через пару-тройку дней Исаи начнет сдавать. Нам бы только это время продержаться… И продержимся — главное, не дать этому маньяку убить кого-либо ещё.

— Я не дам ему этого сделать. Я решил, сэнсэй, что мой класс принадлежит только мне. И отдавать его на потеху воскресшему уёбку я не намерен. Если будет нужно, то стану биться до последней капли крови.

— Ты хочешь защитить тех, кто рядом? Тех, кто над тобой смеялся и унижал? Ты хочешь защитить аристов?

— Аристов?

— Да, сокращение от аристократов. Много чести их так называть в приватной беседе, — сказал сэнсэй, всё также аккуратно поправляя палец.

— Аристы… Какая-то смесь между аистами и артистами, — хмыкнул я в ответ.

— Как хочешь, так и называй.

— Я вот что подумал, сэнсэй. Если этот утырок хочет моих мучений, то он будет стебаться надо мной во время уроков. Начнет подкалывать и всякое такое. Но если я выпущу все свои колючки из-под языка, то смогу вывести его из себя.

— А вот это уже дело. Когда он веселится, то его боевой дух вырастает…

— А когда злится, то падает?

— Да, ученик. Это интересное замечание.

Я от волнения встал и прошелся из угла в угол. Одна мысль мелькала в голове проблесковым маячком, и я всё-таки решил её высказать:

— Мацуда не скажет Сэтору обо мне. Он продержится до последнего, чтобы полностью насладиться видимой победой. Он будет ломать меня, как металлический прут. Но попробуй сломать ртуть, а ведь она тоже металлом числится. Значит, на все его подколки я буду отвечать другими. И на все его ухищрения отвечать своими. Он хочет убить тех, кто мне дорог? Но он даже не знает об этих людях! Так что он будет узнавать, станет искать…

— И что?

— А то, что ему при этом придерживаться образа Исаи. Его отец и мать вряд ли оставят без внимания такую вещь, как изменение характера собственного сына. Значит, в домашней среде ему предстоит быть вежливым сыном и послушным ребенком. В это время можно тоже его потроллить. Уж что-что, а создавать неприятности я умею.

— Мне нравится блеск в твоих глазах, Тень!

— А мне нравится жить, сэнсэй! И если какой-то призрачный уёбок будет на меня письку дрочить, то отрублю ему эту письку ко всем чертям собачьим!

— Нет, тебе точно нужно поспать. Ты стал слишком возбужденным, а это плохо воздействует на засыпание. У нас ещё неделя, так что не стоит раньше времени перегорать…

Я и сам чувствовал, как изнутри меня разрывает непонятная сила. Хотелось бежать, бить воздух, кричать и хохотать. Это решение отказа от пряток словно сняло с меня ограничение. Теперь я вышел на тропу войны. «Смерть» Миоки мне очень не понравилась.

Не понравилась тем, что слишком всё было легко и просто. Исаи каким-то образом смог просочиться мимо хваленых камер и дозорных. Госпожа Хадзуки сразу же обвинила меня и побежала за бугаями. Даже когда сэнсэй что-то прошептал ей на ухо, она не отступила от своих показаний. Назвала меня убийцей и всё тут.

Я посмотрел на сэнсэя. Тот терпеливо, как будто собирал мандалу, водил маленьким скальпелем по «пластилину», отрезая лишнее, подравнивая и укорачивая местами. А мог ли сэнсэй быть замешан во всём этом?

Вряд ли. Но его мотивы тоже остались для меня не до конца ясны. Очень много белых ниток на черной поверхности. Я хребтом чувствовал развод. Вот только не понимал — откуда именно его ждать?

— Иди спать, Тень. Тебе осталось пара часов…

— Хорошо, тогда я пойду, — кивнул я в ответ. — Но прежде, скажи, сэнсэй, что ты прошептал на ухо Хадзуки?

— Только то, что она всегда была для меня красоткой и красоткой останется в памяти, — хмыкнул сэнсэй.

— А если серьезно?

— А если серьезно, то велел ей продолжить играть свою роль возмущенной и испуганной хозяйки отеля. Также сказал, что Миоки жива, но пусть пока поспит. Вот и всё. Всё остальное госпожа Хадзуки сделает сама. Она не дура оставлять Миоки в отеле, так что за её судьбу переживать не стоит. А ты… ты подозреваешь меня в чем-то?

— Да есть пара моментов…

— Придет время, и ты всё сам поймешь, Тень, — улыбнулся сэнсэй.

— Я не люблю, когда мной играют.

— Никто не любит, но многие соглашаются на роль героя, при этом оставаясь трусом в душе. А вот труса мало кто хочет играть, похоже потому, что слишком натурально получится…

— Сэнсэй Норобу, я доверяю тебе, но порой твои действия заставляют меня сомневаться в правильности принятых решений.

— Не сомневайся, Тень. Это тебе не идет. Сомнения прокладывают путь страху, так что гони их из души. Будь чист и светел, как… Как мой новый палец!

Сэнсэй показал мне мизинец с целыми фалангами! Даже ноготь был похож на настоящий.