— Слышь, утырок, я выступлю на «Черном кумитэ», но ты должен пообещать мне не трогать никого из моих близких!

— Согласен! Но я первой трону не твоего близкого человека, а ту сучку, которая вытащила пули из моего пистолета. Помнишь, как ты меня убил? Она думала, что всё закончено, но… Я нашел её. Помнишь ту сисястую шатеночку? Конечно же она меня не узнала… Так вот, сейчас она меня обслужит, а потом… Хочешь домашнее видео? Могу скинуть!

— Сука! Не трожь девку! Она…

— Она продала своего господина! Я мог дать ей многое, а она продалась за грязные деньги грязного хинина. И я сейчас покажу ей, как это плохо — предавать старшего комиссара Мацуду…

После этого телефон отключился.

Я перевел взгляд на сэнсэя. Тот кашлянул и показал мне на мобильник:

— Ты можешь и дальше сидеть столбом. Но можешь позвонить Мизуки и попросить пробить то место, откуда звонил этот ублюдок.

Звон от удара ладонью по лбу можно было услышать за три квартала. И чего я сразу об этом не подумал?

Звонок Мизуки занял времени меньше минуты. Ещё через пять минут она перезвонила и сказала, что вызов был произведен из «влажных спален» Кабуки-тё. Сэнсэй после этого с усмешкой взглянул на меня. Вроде как он был прав.

— Собираемся и едем! — сказал я.

— Да-да, конеч…

Со стороны послышался звук падения тела, а после звон разбитой посуды.

Опять осколки убирать!

Мы с сэнсэем за доли секунды оказались возле двери на кухню. Там, на полу, лежал бездыханный Киоси. На его губах пузырилась пена, а возле носа был виден оранжевый ободок. Разбитая чашка с тем же оранжевым напитком лежала рядом.

Вот ещё чего не хватало для полного счастья. Похоже, что непоседливый тануки пробрался на кухню, чтобы потихоньку стырить кое-что из продуктов и отсидеться в безопасном месте. Пробрался и не смог удержаться от того, чтобы не хлебнуть так вкусно пахнущей жидкости.

Каков стервец? Побоялся, что его тоже привлекут к уборке и выждал момент, когда мы будем в комнате и будем заняты. Ох и хитрюга. Только его хитрость на этот раз не удалась — похоже, что он отхлебнул не из той чашки.

Сэнсэй всплеснул руками:

— Я вспомнил, что это за рецепт!

Я же подскочил к Киоси, нажал на сонную артерию.

Она не пульсировала!

Я тут же перевернул маленького тануки на спину, начал делать искусственное дыхание через платок и непрямой массаж сердца. Увы, все мои усилия пропали даром. Тануки не подавал признаков жизни. Он лежал на полу, в окружении осколков и выглядел таким умиротворенным, как будто только что наелся от души горячей кукурузы.

Лечение из ладоней не помогало — я не знал, где болит у маленького тануки. Синеватый дым растекался по телу лежащего Киоси и спадал на пол. Сэнсэй же стоял в дверях и покачивался с пятки на носок. Похоже, что произошедшее с Киоси его нимало не интересовало.

— Сэнсэй! Что за рецепт? Что с Киоси? Сердце не бьется!

— Он сдох, — спокойно пожал плечами сэнсэй.

Вот как вот можно быть таким спокойным? Это же не какая-то дворняжка с улицы отмучалась — это друг и соратник. Это даже ученик, пусть и по кличке «Убыток». Я не верил своим глазам — да не может сэнсэй быть настолько жестоким.

Ну да, натворил Киоси дел, но ведь это всё решаемо… наверно. А так… Стоять, прислонясь к косяку и смотреть на лежащего малыша-тануки… Который ещё и умер из-за того, что кто-то не закрыл чашку с позабытым зельем.

Пусть Киоси и взял её без спроса, но ведь его потом можно наказать за это? Можно в угол поставить, на колени, на горох. Но не лишать же просто так жизни, а потом любоваться делом рук своих?

Нет, я вообще не могу такого понять! Не могу понять и принять!

Я быстро перевернул Киоси на живот, перекинул его через колено и попытался вызвать рвотные массы. Да куда там… Легче было бревну блевануть, чем холодеющему Киоси.

Провел рукой по мальчишеской голове, взъерошил жесткие волосы. И что? Это всё? И мальчишка вот так вот просто умрет на полу старого колдуна из-за дурацкой ошибки?

— Неужели нельзя ничего сделать?

— Можно. Выволоки его на улицу, чтобы не вонял. Оно… знаешь ли… когда человек умирает, то и обосраться может. Вот поэтому иногда хочется повеситься с тоски, а как представишь, что зайдет та же Мизуки, а я вишу с высунутым языком, да ещё и обосранный… Нет, лучше пока небо покопчу.

— Ты, коптитель! — не выдержал я. — У тебя ученик умер, а ты только о себе думаешь! Нельзя же быть таким…

— Каким? — с легкой ухмылкой спросил сэнсэй.

— Таким распиздяем! — сорвалось с моих губ. — Он же уходит от нас! Он умирает! А ты стоишь и языком мелешь! Давай, сделай что-ни… Ой-ё…

Сэнсэй сделал «что-нибудь». Он подхватил моё оставленное ведро с грязной водой и окатил меня с ног до головы. Волна хлестнула в лицо, заставив меня проглотить остальные колючки под языком.

— Охладись чуток, Тень, а то ты слишком раздухарился. Ладно, пошутил я над тобой и будет. Ничего с твоим подручным не случится. Он выпил зелье, которое погружает в летаргический сон. Неужели ты думаешь, что я буду хранить свитки без особой отметки? Чего ты киваешь, стервец? Слишком уж ты плохо обо мне думаешь. Через три дня очнется и будет бегать как ни в чем не бывало. Но вот по поводу оттащить я не шутил. За это время он обделаться может по уши. Вытащи его в палатку. Пусть там полежит, всё не так вонять будет.

— Вот же ты…

— Распиздяй? Я запомню это название, дорогой ученик, — хмыкнул сэнсэй. — При случае напомню.

— Но я же не знал!

— А тут и знать нечего. Ты должен безоговорочно доверять старшему брату. Якудза только на этом и держится. На доверии, служении оябуну и незыблемости традиций. Ты можешь прочитать кодекс правил, который висит на самом видном месте генерального офиса. Один из пунктов гласит: якудза не должен себя вести непристойно и отступать от принципа уважения старшего младшим. Сейчас ты нарушил этот пункт. И как же ты себя будешь вести дальше?

Я угрюмо взглянул на сэнсэя. Шутит или нет? Вроде бы не похоже — лицо серьезное, сморщенное.

Блин, там девчонку хотят замочить, а он тут решил меня вежливости поучить? И ведь не скажешь ничего в ответ — любое слово может повернуться против тебя.

— Молчишь? А ведь ты должен хотя бы покаяться и извиниться передо мной. Как сказал один из оябунов якудза: «Когда якудза грабит людей, связывается с наркотиками, нападает на жителей, членов их семей и детей — это больше не якудза, это просто мафия». К таким бы я отнес и тех, кто оскорбляет своих учителей. Неужели ты стал мафией, Тень?

— Прости, сэнсэй, — сказал я. — Я был неправ. Я не должен был выпускать эмоции на волю. Я лишь…

— Да понимаю я, — махнул рукой Норобу. — Ты всего лишь увидел мертвого друга и подумал, что можешь его оживить. Знаешь, я бы на твоём месте обложил сэнсэя покрепче…

Вот теперь на лице Норобу показалась улыбка.

— Что-о-о?

— А то — между собой мы можем сраться сколько угодно, но на людях тебе необходимо выказывать мне почет и уважение.

Я сидел в луже воды, с мертвым Киоси на руках, облитый, оплеванный и должен был уважать сэнсэя? Похоже, что вся гамма эмоций отразилась на моём лице, так как Норобу поднял руки и произнес:

— Всё, хватит рассиживаться. Пошли ловить твоего Исаи. Отнеси Киоси, переоденься и выдвигаемся…

— Но как мы будем его ловить? Он же быстр, как понос.

— Я возьму с собой наручники из магического металла. По крайней мере, он не сможет воспользоваться оммёдо, а это уже половина победы.

Мне оставалось только вздохнуть на это. Но спорить дальше было чревато. Та рыженькая девчонка могла в любой миг оказаться лицом к лицу с возродившимся маньяком, поэтому следовало торопиться.

Киоси я спрятал в его уличной палатке. Накрыл покрывалом, подложил руку под щеку. В общем, сделал вид, что он спит. Если никто не будет его окликать, то может и прокатить. После этого быстренько умылся, переоделся и вышел к сэнсэю. Тот уже был нарядно одет. Серое кимоно с вышитыми золотой нитью тиграми облегало сухонькую фигуру старика. Жидкие пряди волос и бородка тщательно расчесаны и топорщились веселенькими завитушками.