Впрочем, пока что не слышно криков, не слышно полицейских сирен и не раздаются выстрелы на улице. Значит, Кабуки-тё пока что живет обычной веселой жизнью.

Я ждал целых пять минут… Представляете? О чем можно говорить пять минут при встрече? Просто поздоровались, чмокнули друг друга в щечку и потом перешли к делу. Но нет, этот японский политес.

Старики рассыпались друг перед другом в вежливых словах, льстивых словах, красивых словах. Они сыпали ими беспрестанно, словно стремились перещеголять друг друга в льстивом батле. Им бы на антибитве реперов выступать, вот там бы взяли первый приз. А так… Я стоял, они кланялись и любезничали.

Много ли я узнал из их слов? Только то, что сэнсэй у меня духовитый мужик, а старушка раньше была самой красивой из всех женщин мира. Это можно было уместить и в одно предложение, а не рассыпаться по ковру блестящим бисером.

Эх, в таких случаях мне вспоминается мой друг, с которым жили в одной общаге, когда учился. Пашкой его звали. Так вот этот Пашка, на утро после вечеринки, очень любил поговорить. А так, как нам нужно было переться около двух километров то в основном он говорил со мной. И мог нести всякую чушь, вроде чукчи из анекдота, который что видел, то и пел. А я всегда жутко страдал с похмелья, так что вы можете представить себе моё состояние, когда я шел рядом.

И вот в один из таких прекрасных дней, когда я уже примерился к валяющейся в траве палке, чтобы огреть ею излишне болтливого товарища по спине, в моей голове что-то щелкнуло. Вот как будто переключили клавишу выключателя. Щелк! И я уже не слышу своего товарища. Он что-то говорит, а я не вникаю! Идет только жужжание, как от басовитого шмеля. Жужжание и только! Я иду рядом с ним и только поддакиваю в тех местах, где Пашка набирает в грудь воздуха.

В этот момент я понял, что познал дзен, и мне уже не страшны рассуждения Пашки о кузнечиках, комарах, голых ножках и прочей белиберде, которую он увидел на улице.

Вот в таком же примерно состоянии я и провел пять минут раскланиваний и любезничаний. Включился только в тот момент, когда понял, что два старика смотрят на меня.

— Доброй ночи, уважаемая госпожа Хадзуки. Прошу прощения за свою грубость и нетактичность, но не могли бы вы всё же ответить на мой вопрос? Не заходил ли к вам мой одноклассник с торчащими во все стороны волосами?

— Нет, молодой хинин. Никого такого я не видела. К тому же, как только господин Норобу позвонил, я тут же дала задание на дозор для нашей охраны. Найти фотографию твоего одноклассника в сети не составило труда — вы же молодые-озорные всюду оставляете свои физиономии. Даже не задумываетесь, что они могут быть использованы полицией или же преступниками.

— Госпожа Хадзуки, о каком дозоре вы говорите? — поднял я бровь, проигнорировав извечный стон о хреновой молодежи.

— В квартале Кабуки-тё есть специально обученные люди, которые находятся на всех входах в квартал и не пускают тех, на кого им указали, — терпеливо пояснил Норобу. — Если же указанные люди прорываются, то тогда тут уже вступают силы якудзы. Они быстро объясняют правонарушителям их неправоту и нежелание их видеть в квартале.

— Ну, слабое утешение, — покачал я головой. — Исаи может запросто мимо них проскользнуть.

— Всё-таки утешение, — отрезала госпожа Хадзуки. — Как бы быстр не был твой Исаи, но камеры всё равно его засекут. А это уже будет предупреждение для нас. Тут не всё так просто, мальчик-хинин. Тут крутятся большие деньги, которые нужно оберегать. Поэтому нас и берегут, чтобы не дай боги что-то с нами не случилось.

— Хорошо если так, — проговорил я.

— Но всё-таки, чтобы всё прошло успешно, мы будем охранять Миоки, — сказал Норобу.

— Да, конечно. Господин Норобу, мы можем с вами посидеть в комнате напротив, а молодой хинин… — госпожа Хадзуки стрельнула в мою сторону глазками. — Молодому хинину Миоки хотела высказать благодарность наедине. Хотя, судя по его поведению, благодарности он явно не заслуживает.

Я опустил голову. Вот ещё. Я же извинился!

— Проводите же нас, прекрасная госпожа Хадзуки, — улыбнулся сэнсэй. — И угостите меня чаем. Я помню, как вы прекрасно умеете заваривать хосино-мидори…

— Ну что вы, я всего лишь люблю своё дело, — загадочно улыбнулась хозяйка отеля в ответ.

Госпожа Хадзуки позвала девушку из прислуги, наказала ей встречать гостей, а сама взялась проводить нас.

Сам отель представлял из себя среднюю гостиницу, где люди пережидают пару-тройку дней перед перелетом. Чистенько, приятненько, но небогато. Нет той пафосной позолоты, которой гордятся пятизвездочные отели. Всего лишь временное пристанище. Либо уголок, где можно без посторонних глаз заняться сексом.

Мы поднялись на третий этаж. Госпожа Хадзуки приглашающим жестом распахнула дверь перед сэнсэем и поклонилась. Мне же она показала на дверь напротив.

Я подмигнул сэнсэю, мол, не теряйся. Тот сделал вид, что ничего не заметил. Он важно прошел в номер, и госпожа Хадзуки закрыла за ними дверь. Мне ничего другого не оставалось, кроме как стукнуть пару раз в номер по соседству, а потом дернуть дверь.

Дверь распахнулась также легко, как и моя челюсть, которая отпала, когда я увидел обнаженную рыжеволосую девушку на кровати. Она чуть застенчиво улыбнулась и поманила меня пальчиком.

Мой удивление граничило с офигеванием, если не сказать похлеще. Тут за порогом маньячилло с торчащими во все стороны волосами носится, как заправский ирокез, вышедший на тропу войны, а она тут…

— Не помешал, Миоки? — спросил я, уставившись на её пышную грудь.

— Ничуть, Изаму-кун, — промурлыкала она, потянувшись сытой кошкой. — Я ждала тебя.

От этого потягивания у меня внизу живота потяжелело. Темно-розовые соски уставились на меня тупыми наконечниками затаившихся стрел любви. Я старательно отводил взгляд от небольшой тропинки интимной стрижки, по которой спускался вытатуированный скалолаз. Спускался в ущелье…

— Вообще-то нам сейчас нужно поостеречься, а не заниматься глупостями, — пробормотал я, всё также пялясь на стены, потолок.

Взгляд всё равно притягивал тот самый скалолаз. Знает ли он, что ждет его внизу? Знает ли, какая его там ждет жопа?

Тьфу ты, о деле надо думать, а не о пути вытатуированного скалолаза. Ему-то хорошо, он висит и не колышется, а мне каково?

— Я согласна перейти к более серьезным вещам, — с легкой улыбкой протянула Миоки. — Я могу по разному поблагодарить тебя за спасение и вообще…

— Вот «вообще» не надо, — сказал я, отведя взгляд в очередной раз. — Японо туристо, облико морале! Ферштейн?

— Ух, ты ещё и по-иностранному ругаться можешь? Ты крайне интересная личность, Изаму-кун. Я восхищаюсь, как ты всё провернул с комиссаром Мацуда, а ты ещё и иностранные языки знаешь… Можешь меня как-нибудь красиво обругать? Меня это заводит…

Вот жеж… И ведь вроде льстит, а с другой стороны — приятно же. Умеет Миоки делать приятно… и скалолаз так подмигивает, как будто о многом знает. Но черт побери! Надо держать себя в руках! Надо! Надо!

Хотя, гораздо охотнее я подержал бы в руках кое-что другое…

— Миоки, ты понимаешь, что сейчас вообще происходит?

— Меня хочет убить какой-то маньяк, — пожала плечами Миоки. — Думаешь, что это в первый раз? Да если бы за каждого маньяка, которого я встречала на жизненном пути, мне давали сотню иен, то я давно бы миллионершей стала.

Ага, значит, она не знает, что за ней вышел на охоту не просто маньяк, а тот самый, которого она помогла отправить в преисподнюю. Миоки тем временем легко соскользнула с кровати и подплыла ко мне плавной походкой. Её огромные карие глаза смотрели так, словно старались затянуть в свою глубину, заворожить, заколдовать.

— И что? Ты не боишься?

— С тобой рядом мне ничего не страшно. И ещё, Изаму-кун, в нашем отеле есть десятки лазерных ловушек, внизу сидят два охранника уровня «Специалист», рядом находится оммёдзи клана «Крылья ветра», а передо мной стоит смущенный воин. Самый сильный воин из тех, кого я только знаю. И это не лесть, Изаму-кун. Ты и в самом деле на многое способен… Так позволь же мне хотя бы отчасти поблагодарить тебя за то, что ты сделал…