– Рафроем, заткнись. Не хочу слышать твоих оправданий.

– Ладно. Но ты зря думаешь, что отыщешь ответ прежде, чем хорошо выспишься.

Царевна устало улыбнулась чародею.

– Значит, и вы не воздухом питаетесь? Рискну двусмысленностью – отведи меня в постель, Рафроем, прежде чем я отключусь, и тебе придется меня тащить.

Гелананфия проспала до конца дня и всю ночь. Ближе к утру царевну потревожили кошмары – вновь ее затягивал водоворот, и из зияющего жерла воронки на нее взирало отцовское лицо.

Просыпалась она тяжело, всплывая из-под простыней, будто из морской пучины. Несколько мгновений Гелананфия не могла вспомнить, кто она такая. Потом ответственность вновь обрушилась на нее, и царевна со вздохом опустилась на подушки.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнула Гелананфия, приподнимаясь на локте и приглаживая растрепанные волосы.

В распахнутую дверь ворвался ароматный ветерок. Царевна вспомнила самоцветных змей, и успокоилась.

– Доброе утро, ваше высочество, – приветствовал ее Рафроем.

В руках он держал поднос, и Гелананфия окинула жадным взглядом тарелки с золотистыми лепешками, кашей, сыром и плодами.

– Предупреждаю – я ему много.

– Помню, – с кислой миной заметил Рафроем. – Ты всегда таскала куски с моей тарелки.

– Ты их все равно не доедал.

Чародей опустил поднос ей на колени.

– Объяснить, что здесь что?

– Нет. Мне все равно, что за заморские плоды вы тут растите – я их и так съем.

Пока царевна ела, Рафроем выжидающе восседал рядом на табурете, сложив руки на коленях. Гелананфию его молчание начинало раздражать.

– Ты уже говорил с остальными? – поинтересовалась она.

– Наш разговор был личным, так что – нет. Но меня уже спрашивали, просишь ли ты нас посредничать.

Царевна едва не подавилась куском лепешки.

– Между кем и кем?

– Между тобой и царем.

– По-моему, это несколько бессмысленно. Посредничать уже поздно. И вспомни – он еще царь. А у меня никакой власти нет.

Чародей молча глянул на нее глубокими карими глазами. Возраст его определить было невозможно. Он казался полупрозрачным, и очень похожим на Лафеома… но если Рафроем был бесхитростен и ясен, как алмаз, то воспоминания ее о Лафеоме были обманчиво-смутны.

– Ну? – вопросила Гелананфия. – Нечего на меня смотреть.

Рафроем пошевелился. В гневе царевна обретала властность.

– Гелананфия, – спросил он, – тебе приходилось видать бхадрадоменов?

Принцесса подняла на него удивленный взгляд.

– Нет. Откуда? Им не дозволено пересекать Вексатский пролив.

– Ну, я их видел, и все равно не всегда смогу признать.

– О чем ты?

– В общем они схожи видом с людьми – у них есть череп, хребет, две руки и две ноги. Но облик их… как бы выразиться… изменчив.

Царевна отставила поднос. Аппетит у нее враз пропал.

– Продолжай.

– Представь себе только что вылупившегося цыпленка. Если первым, что он увидит, будет не курица, а твоя рука, цыпленок сочтет твою руку матерью. Бхадрадомен подобны в этом цыплятам, но запечатление у них приобретает крайнюю форму. Они становятся схожи внешне с тем существом, с которым вместе обитают. Таких измененных они зовут гхелим.

– Что-то похожее я слышала, – пробормотала Гелананфия. – Мне казалось, это лишь сказка.

– Увы, нет. Настоящие мастера среди них вольны свободно менять обличье – в некоторых пределах, конечно, но человеческий глаз они обманут. И хотя искусство их несовершенно, их все же принимают за людей, ибо им присущ дар проникать в людские умы и подчинять себе. Конечно, всегда найдется человек, которого им не провести, который узрит истину сквозь пелену обмана, но им под силу отвести глаза слишком многим.

Гелананфия вскочила с кровати и принялась расхаживать по комнате.

– Боги. Ты думаешь, Лафеом… нет, невозможно. Деда не так легко провести!

– Кто знает? Ты говоришь, он одержим – упрямство туманит разум.

– Но как эта тварь могла принять облик одного из ваших?

– Не знаю, – ответил Рафроем. – Это лишь догадка.

– Я знала, что с этим Лафеомом что-то не так. Что в нем сидит зло.

– Сколько лет ты бы дала ему на взгляд?

Гелананфия пожала плечами.

– Трудно сказать. К нему не приглядишься. Я и про тебя не скажу. Но, судя по его мастерству архитектора и манере речи, меньше сорока я б ему не дала.

Рафроем прокашлялся.

– Сорок три года тому обратно в пределах Авентурии пропал посредник. Предположим, бхадрадомен захватили его и использовали для запечатления своего детеныша?

– Но это безумие! Чего они добиваются? Они же знают, что против нас им не выстоять. Если они нарушат договор, их раздавят.

– Быть может, им все равно. Они два с половиной века живут в ссылке, и теперь они бунтуют. Если бхадрадомен восстали – не скажу, что так и есть, но если – этой возможностью пренебрегать нельзя.

– Но это невозможно. Гарнелис не слаб духом. Все это его затея, и даже если Лафеом тот, о ком ты думаешь, то уж скорее Гарнелис использует его, а не наоборот!

Рафроем многозначительно повел бровями.

– Это… мысль.

– Я должна поговорить с дедом.

– А он прислушается?

– В том и беда. Все, кто пытался отговорить его за последние три года, кончили плохо. Моему деду есть дело только до этой стройки. Как заставить его слушать, и прислушиваться? – Гелананфия присела на край кровати. – Я должна вернуться домой, – произнесла она. – И не знаю, как. Мой корабль утонул.

– У нас есть свои суда, – отозвался Рафроем. – Одно мы можем предоставить в твое распоряжение.

Царевна вздохнула.

– Почти жаль это слышать. Такое искушение – остаться здесь: если я мертва, я ни за что не отвечаю! Нет, надо возвращаться. Но если я не отговорю царя – что тогда?

– Я не могу указывать тебе. Мое дело – советовать.

– Не знаю, зачем я спрашиваю, раз от тебя никакого проку, – ядовито заметила Гелананфия, – но когда я отплыву, не отправишься ли ты со мной? Быть может, ты уговоришь его выслушать. Попробуешь?

– Да, Гелананфия, по старой дружбе, – ответил чародей. – Но только как наблюдатель и посредник.

– Осторожней, Рафроем, – полушутливо огрызнулась царевна. – Твой нейтралитет по временам весьма раздражает.

Провидец обитал в жалком домишке, вросшем в травянистый склон, почти землянке. На крыше паслись козы. В дверях толклись куры и овцы.

К тому времени, когда Гелананфия добралась до лужка перед домом, она едва не падала от усталости. Путь отнял у нее не одну неделю. Вначале – плавание на быстрой и утлой лодчонке посредников, потом – долгий пеший путь от южного побережья к Змеевичным горам северней Парионы. Верхом было бы быстрее, но посредники верхом не ездили. А Гелананфию сейчас скрывал белый плащ посредника.

Двери стояли нараспашку – пришлось стучать по стене. Мазанка опасно затряслась.

– Да? – послышался раздраженный голос. – Кого там принесло?

Вышел провидец, утирая руки куском дерюги. Рыжие волосы, продернутые сединой, ниспадали на плечи, глаза устало щурились. От провидца несло перегаром.

– Нам требуются твои услуги, – сказала Гелананфия.

Глаза провидца распахнулись.

– Посредникам? Да вы презираете провидцев! Мы же обманщики, все до единого!

– Только не ты, – ответила царевна, сдергивая капюшон. – Да и я не посредница. Привет, Лис.

Имени провидца она не знала. Лисом она его прозвала в прошлый приход, а он не возражал. Настоящего имени Гелананфии он тоже не слышал – или делал вид, что не знает, потому что царевна подозревала – Лису ведомо больше, чем он делает вид. Три года прошло с тех пор, как она и ее возлюбленный навещали провидца. Тогда они хотели узнать, суждено ли им пожениться. Видения отказали им в утешении.

– А. Это вы, – бросил провидец. – Заходите, госпожа моя, только ног не вытирайте. Этим мои гости занимаются на выходе.

Вслед за ним Гелананфия нырнула в пропахшие навозом сумерки. Что-то серебристое мелькнуло под ногами и скрылось под сиденьем провидца – его писец.