Взгляд Лафеома растекался по ней, как чернила.

– Она достанет до небес. Это было исключительно интересной задачей – разработать как схему снабжения столь великой стройки, так и конструкцию…

– А ваши вычисления, – Изомира не была уверена, говорит ли своим голосом или голосом Серении, – включают расчет числа потребных для завершения Башни людских жизней?

От взгляда Лафеома по спине девушки забегали мурашки.

– Их будет столько, сколько потребно. – Он отступил на шаг, оглядывая ее работу – три огромных буквы, высеченных в заснеженную плиту. – Разве старший каменотес одобрил эту работу? Она выполнена посредственно.

– Холод, – объяснила Изомира. – Гляньте на мои руки. Я инструмент удержать не могу. Как и все мы. Мы работаем слишком подолгу!

– Если ваша работа выполняется хуже дозволенного, вам подыщут другое место, попроще, – объявил Лафеом бесстрастно. И ускользил прочь, беззвучно, как призрак.

Когда Изомира вечером вернулась в камеру, засыпая на ходу, товарки сообщили ей, что Эда днем потеряла сознание на лесах, и пару часов спустя умерла. Обе говорили хрипло, вытирали слезы и начинали покашливать.

Изомира пошла глянуть на тело Эды. Ощущая себя осквернительницей могил, из кармана она вытащила медальон Серении.

– Кто из вас взял мою статуэтку богини, – объявила она сокамерницам, – оставьте. Пусть она благословит вас.

В столовой, сидя рядом с Латом, она обнаружила, что у нее пропал аппетит. Травяной отвар и горячую воду она пила кружками, но не могла проглотить ни кусочка пищи, и спорила с Латом, подпихивая ему тарелку, до тех пор, пока юноша не съел и ее порцию. В груди у нее кололо, от шума гудело в голове.

– Изомира, тебя не пробрала эта лихоманка? – озабочено спросил Лат.

– Не знаю.

– Тебе холодно?

– Да мне всегда холодно. – Девушка цеплялась за скамью, чтобы сдержать сотрясающий ее озноб.

– Боги… – простонал Лат. – У меня сосед по камере умер вчера. А стражникам все равно. Хоть ты меня не оставляй.

– Сегодня я видела архитектора. Того, кто придумал эту башню.

Лат недоверчиво воззрился на нее.

– Ты точно не больна?

– Правда! Он сказал, что башня достанет до неба, что бы это не значило. Такую стройку разве что Беорвин смог бы пережить. «Башня эта – как древний утес в океане, о который бьют нас, подобных тварям морским, волна за волной, покуда не треснет панцирь, и тела наши не смоет прилив. Но на смену погибшим волна за волной приходят новые, чтобы в свою очередь разбиться о подножье безжалостной Башни».

– Кто это написал?

– Я сама придумала. Весь день в голове вертится. Лат… если встретишь моего Линдена, скажи ему…

Зал колыхался. Изомира смотрела на мир словно через трубу с темно-переливчатыми стенками. Появилась аспидная тень, прошла мимо, потом обернулась к девушке, нависла над ней, видимая как в жарком мареве, в бесцветном огне.

Лица Изомира не видела – лишь тень под капюшоном. Протянулась тонкая, узловатая рука, и противостоять ее мановению не было сил.

– Ты, – прозвучал глубокий, старческий голос. – Пойдем.

«Нет», выдохнул Лат, но голос его прозвучал словно бы из дальней дали. Девушка неловко поднялась, опираясь на руку старого скелета, и тот повел ее во тьму, по темному туннелю, что вился без конца… покуда сама земля не расточилась по ее ногами, и пожираемая лихорадкой и кошмарами наяву Изомира не рухнула в бездну, к самому сердцу земли.

Промерзшая до костей Танфия брела рядом с Руфридом и Линденом сквозь белые пелены. Их пленители двигались в снегу, точно призраки, но касания копий были вполне материальны. Путь их вначале шел вверх по склону, потом начался спуск, притом крутой – Танфия постоянно оскальзывалась, ноги ныли от непрестанной натуги, только и позволявшей ей не упасть. Ей слышалось только собственное тяжелое дыхание.

Коней она не видела. Где они? Всякий раз, как девушка пыталась обернуться, один из пленителей подгонял ее копьем. Но наконец снежный саван расступился на миг, и Танфия приметила коней впереди, так запорошенных снегом, что и шкур не видно. Три едва видимые фигуры вели их.

Кто этот народ – бхадрадомен, или нет? Цепенящего рассудок омерзения они не вызывали, и Линден был спокоен. Но исходящий от них тихий, стеклистый холодок не позволял причислить их к роду человеческому.

Пленители вели путников в ущелье, чьи стены сходились узким клином. В вышине кутались в тучи горные вершины, заставляя Танфию ощущать себя крохотной мошкой. Склон становился все круче, и девушке пришлось помогать себе руками, цепляясь за стену. Только проседавший под башмаками снег не давал путникам упасть. Внизу боролись с бураном усталые кони.

«Когда мы спустимся в долину, – подумалось Танфии, – как мы потом оттуда выберемся?».

Все трое достигли дна невредимыми, и пленители повели их тропой – опасной, но, слава богам, ровной. Танфия натянула поглубже капюшон, уткнувшись взглядом в землю, и сосредоточилась на том, чтобы не поскользнуться.

Внезапно до нее дошло, что снега на тропе нет. Буран стих; завывание ветра доносилось откуда-то издалека. Начало колоть отходящие щеки. Откинув капюшон, девушка оглянулась.

Склоны все еще громоздились по сторонам, но это был голый камень. В вышине желтоватый дневной свет пробивался сквозь толщу снега, поддерживаемого ледяным потолком. Впереди тащились, фыркая облачками пара, кони. Позади виднелся вход в туннель, перекрытый ледяной плитой. Две фигуры в белых плащах трудились у ворота, заграждая проход прозрачной каменной стеной. Над воротами располагался широкий уступ, куда вела винтовая лестница по левую руку. С уступа на путешественников взирали два облачно-бледных лика.

– Руфе, – прошептала Танфия непослушными губами.

Руфрид и Линден оглянулись, увидели то, на что показывала их спутница, и промолчали.

В полутора сотнях шагов впереди туннель заворачивал, открываясь в величественный пещерный зал. Путники вышли на уступ, на полпути меж полом и потолком, взирая с высоты на ошеломительный простор.

Вначале Танфии показалось, что вся пещера вырублена в глыбе льда – искрящегося, хрустального, пронизанного радугами. Над головой и под ногами Танфия видела ярус за ярусом, порой висящие в воздухе без опоры, соединенные дорожками и лесенками. В вышине парил прозрачно-сияющий потолок. Изумительная пещера белого льда… и все же воздух был теплым. Таким теплым, что девушку пробрал озноб.

Свет был ярок и не резал глаз, и развешанные повсюду белые лампы разгоняли любую тень. Танфия заметила на других ярусах прохожих, но различить детали в такой дали не смогла. Сердце ее забилось от страха и волнения.

Не говоря ни слова, пленители провели их по уступу и дальше на широкую полукруглую платформу, обрамленную лишь низким каменным бортиком. Здесь они остановились, и Танфия впервые сумела пересчитать их – семеро. Не привидения, но реальные, плотные фигуры. И все же было в них нечто призрачное, даже на ярком свету.

– Добро пожаловать в Сребренхольм, – проговорил один из них. Голос его был низок и исполнен спокойной властности. – Мы опустим копья. Вы слишком устали, полагаю, чтобы вступать с нами в бой.

Пленители один за другим откидывали вуали, и путешественники обменялись изумленными взглядами. Открывшиеся им лица были вытянуты и бледны; выдающиеся носы, тонкие губы, сияющие лилово-синие глаза. Красивыми называть их можно было с оглядкой, но отвести глаз Танфия не могла. Мужчин от женщин отличить было трудно, хотя Танфия быстро приметила более резкие, мужественные лица. Кожа их отливала жемчугом, длинные волосы цветом были от белого до бледно-золотого, а у того, кто говорил первым – верно, вожака – отливали голубым.

Трое, ведшие в поводу коней, свернули в прорубленную в стене арку. Вожак перехватил озабоченный взгляд Танфии.

– О ваших скакунах позаботятся, – сказал он. – Но наши горы зимой – не лучшее для них место. Вы, без сомненья, знали об этом.