– Слишком ты непочтителен, – укорила его девушка.

– Может быть, но я не намерен сидеть тут и поминать усопших предков, покуда не присоединюсь к ним. С новым годом, – добавил он язвительно, целуя Танфию в замерзшую щеку.

Всю ночь путники просидели у скалы, прижимаясь друг к другу и слушая, как стонет в горах ветер. Поутру солнце пробило тучи, и трое путешественников увидали, как высоко поднялись. Горы раскинулись вокруг, докуда хватало глаз, но вершина Иште, казалось, не приблизилась ни на шаг. Танфия просто не оценила настоящей ее высоты. Все было залито ослепительным светом, снег искрился золотыми и брильянтовыми блестками там, где его не накрывали синие тени. Валуны, прикрывавшие от ветра отряд, заросли сосульками.

– Это прекрасно, – прошептала девушка.

– Видела ли это все Изомира? – вздохнул Линден.

– Едва ли, – ответил Руфрид. – Перевалов несколько. К сожалению, на карте не указано, который из них полегче. Я просто двинулся к ближайшему.

– Значит, на тебя все шишки посыплются, – заявила Танфия.

Юноша скорчил рожу и поцеловал девушку.

Они едва успели собраться и вновь двинуться в путь, как облака накатили снова. Тропу заметал снег, сугробы наросли до того, что идти приходилось с черепашьей скоростью. Путники спешились и повели коней в поводу; Танфия взяла и Зарянку, и Ястребка, чтобы Руфрид мог протаптывать остальным дорогу через заносы. Никогда еще Танфии не было так мучительно холодно, никогда ее не охватывала такая усталость; Линден, она видела, тоже страдал, но не проронил ни слова жалобы.

Величественный пейзаж был так враждебен, так невыразимо бесчеловечен, но мнилось – здесь царство Махи, богини-карги. Танфия вознесла беззвучную молитву, коря себя, что не принесла подношение Старухе перед походом.

И к полудню показалось, что мольбы ее услышаны. Буря утихла, а перед путниками раскинулась неглубокая долина, за которой виднелся еще один гребень, пониже прежнего. Искристое снежное поле перед ними было даже слишком совершенно-ровным. Зато гора Иште уплыла влево на пару миль, да вдобавок еще отдалилась.

– Как это выходит? – поинтересовалась Танфия.

– Гора куда выше и дальше от нас, чем кажется, – объяснил Руфрид. – В общем, с пути мы не сбились. Вперед. Это похоже на замерзшее озеро.

– Осторожней, – предупредил Линден, когда Руфрид уже поставил ногу на снег.

Зловеще скрипнуло. Руфрид поспешно отступил на шаг, и в то же мгновение, снежный щит разом пошел трещинами и рухнул вниз в облаке сверкающей ледяной пыли. Юноша оскользнулся на краю, Танфия и Линден разом подхватили его, не позволив сверзиться с обрыва. Потрясенные путники обнаружили себя на краю пропасти. Обломки снежного поля с мягким рокотом рушились в бездну.

Ущелье было узким, но очень, очень глубоким.

Танфии сделалось жарко, по спине струйкой стекал пот. Едва не потерять Руфрида… Его неловкая рука легла на дрожащее плечо девушки.

– Прохода нет, – проговорил Руфрид. – Должно быть, мы где-то сбились с дороги. Не думал я, что так тяжело придется.

– Ничего, – попыталась ободрить его девушка. – Вернемся по нашим следам и попробуем снова.

Вновь поднялся ветер. Буран бросал снег в лица путников пригоршню за пригоршней – не пройти, не взглянуть, не вздохнуть даже. Путь приходилось пробивать через высокие сугробы. Конские шкуры покрывались слипшимся снегом, смерзались комьями гривы. На ресницах Танфии намерзал лед, и глазницы ныли от холода.

Беспрерывная, бесконечная белизна играла со зрением злые шутки. За пеленой снега двигались бледные тени; стоило обернуться к ним, тени исчезал, и проявлялись вновь, как только Танфия отводила взгляд. Под ложечкой сосало от ужаса, и вновь постучался в грудь элирский нож. Дотянуться до клинка Танфия не могла – даже в толстых варежках слишком онемели ее руки. Линден задохнулся, глаза его расширились.

– То же чувство, что и в лесу, – прохрипел он, хватаясь за голову. – Словно рядом бха…

– Молчи! – крикнула Танфия.

– Они мерещатся мне. Идут по следу.

– Где? – воскликнул Руфрид —Я ничего не вижу!

Путники приостановились. Не было слышно ни звука – лишь шептал падающий снег.

– Пойдемте дальше, – предложила Танфия.

Еще час, если не более, пробивались они через сугробы, а бледные тени скользили вокруг, и нескончаемый ужас пробивался даже сквозь пелену усталости. Кони тревожились, будто тоже чуяли угрозу – выкатывали глаза, мотали головами, поскальзываясь на предательском льду.

Но, наконец, животные сдались. Кони шли все медленней, покуда не отвернулись от ветра и не отказались идти вовсе. А буран наметал поперек тропы снежную стену.

– Твою так! – ругнулся Руфрид сквозь стучащие зубы. – Ни назад, ни вперед. Простите, ребята.

– Да нет, это я виноват, – выдавил Линден. – Надо было тебя слушать.

– Хватит решать, кто виноват, – перебила их Танфия. Щеки ее так застыли, что она едва могла говорить. – Давайте решать, что делать, чтобы не замерзнуть до смерти.

– Останемся здесь – нас просто снегом завалит, – предупредил Руфрид.

Вокруг висела белая мгла, в которой вихрились сероватые снежинки. Ужас и ощущение взгляда в спину вдруг испарились куда-то. Такое искушение, подумалось вдруг Танфии, – лечь и задремать в этом мягком снежном одеяле… Девушку пронизала дрожь отчаяния. В первый раз за все время пути он ощутила близость смерти.

Бледные тени брели к ним сквозь снег, смыкая кольцо.

Линден вжался между Танфией и Руфридом, стискивая варежками их руки.

– Боги! – прошептал он. – Я думал, они ушли, я не чувствовал их!

Кони стояли, как изваяния. На груди Танфии вздрагивал элирский нож – не жаром, но каменным хладом.

Тени приближались молча – бледные, едва различимые в белой мгле. Они проходили сквозь сугробы и снежные вихри, не тревожа их, будто видения или отражения из другого мира. Поступь их была нетороплива. Танфия, будто во сне, наблюдала за ними сквозь снежный саван. Зачарованная, ошеломленная, она стояла, замерев, на грани запредельного ужаса, и слишком поздно заметила оружие в руках теней.

Бледные фигуры окружили путников. Танфия не могла сосчитать их – они то проявлялись, то исчезали вновь. С головы до пят покрывали их накидки, переливавшиеся серым, белым, лиловым, и снова серым. Одни вооружены были хрупкими серебристыми луками, другие – копьями или мечами, искрившимися, как лед.

– Что за глупцы отважатся встретить зиму в Саванных горах? – прозвучал тихий, льдисто-хрупкий голос, шедший словно бы отовсюду. – Только люди.

Одна из фигур выступила вперед и коснулась плеча Танфии наконечником копья – легонько, но охвативший девушку леденящий страх был страшней горных морозов.

– Идем, – прозвенел голос. – Ваш путь окончен.

Еще до зари, когда мир был мрачен и холоден, Изомиру затолкали в очередную повозку, и для девушки начался новый долгий путь по извилистым серебряным рельсам. Девушка куталась в плащ, прижимая к себе мешок с пожитками. Трое охранников сгрудились вокруг печурки, и к их подопечным не просачивалось ни капли тепла. Да и повозка была почти пуста – на Изомиру взирало семь пустых лиц, и лишь одно было ей знакомо: Лат.

Имми пересела к нему рядом, радуясь знакомому лицу.

– Не знала, что ты резчик по камню, – заметила она. Дыхание ее повисало в воздухе облачками пара.

– Я не резчик. Старшой сказал, им нудны плотники. Да мне все равно. Лишь бы отсюда убраться.

Он обвел повозку пустыми глазами. Он все еще не отошел, подумала Изомира, ему нельзя никуда ехать… но всем на это наплевать. Расхоженная за вчерашний день грязь смерзлась, покрывшись блестящей ледяной коркой. Кучер понукал тяжеловозов, а рекруты молча взирали, как удаляются голые склоны карьера, мрачно карабкающиеся в небеса – удаляются и исчезают.

Изомира подумала о Беорвине. Сказал ли ему кто-нибудь про Серению, про взрыв? Подумали ли передать ему, куда повезли ее, Изомиру? Нет, конечно.