Девушку окружали призраки. Откуда взялся ее противник, она даже не заметила – его тягостное присутствие обрушилось на нее разом. Ноги девушки подкосились, она упала, и хотя бхадрадомен казался невесомым, она задыхалась. Она тонула, вяло отбиваясь, тело быстро немело…
В руке задрожал нож. Танфия ударила вверх последним рывком. Клинок не встретил сопротивления, будто вошел в воздух.
Но тварь взвыла. Отскочив, она сделалась видимой – зажимая руками рану на груди, с ужасом взирая на свою погубительницу. По пальцам девушки стекала желтоватая жгучая кровь. Боги, она ранила эту мерзость!
Вопли твари были ужасны, они проникали под череп, заставляя девушку зажать уши, чтобы не слышать пронзительных, чуждых слов: «Аэр-роф! Мнелим, мнелим!».
Сияние элирского клинка разгоняло мглу, навершие искрилось и мерцало. Чужинец, напавший на Танфию, рухнул и замолк, но вопли его подхватили десятки голосов, нарезая воздух ножами боли. Танфия увидела посредника совсем рядом с Линденом, – словно тот остановился на полдороге, чтобы бросить на девушку леденящий взгляд. Задыхаясь, она ткнула в его сторону сияющим ножом.
Посредник поднял голову. Краткий миг Танфия смотрела ему в лицо – голый череп. Белые глаза взирали на нее с ненавистью, страхом и холодной расчетливостью. Потом он исчез, словно проглоченный туманом.
Последние кони били копытами в землю, готовые понести, их ржание смешивалось с пронзительными криками бхадрадомен. Танфия свернулась в комочек на сырой земле.
– Тан!
Руфрид тряхнул ее за плечо.
– Они ушли! – крикнул он. – Что ты сделала?
Девушка подняла голову, и разом вскочила на ноги, увидев рядом труп бхадрадомена. Тело казалось маленьким, иссохшим. Рот его застыл открытым в последнем вопле. Остальные клочками тумана скрывались в мглистом мертвом лесу. Крики их стихали.
– Дело в этом, – ответила Танфия, показывая нож. Блеск клинка начинал меркнуть. – Нож пробил его, как мыльный пузырь.
Линден боролся с конями, не давая им умчаться вслед за прочими. Они с Руфридом бросились ему на помощь.
Двое людей Бейна лежали мертвы – Крес и еще один. Земля вокруг них уже вскипала насекомышами. Танфия в омерзении отвернулась.
В нескольких шагах лежал сам Бейн. Остекленевшие глаза смотрели в небо, в груди зияла кровавая рана. Пухлое его лицо искажала последняя гримаса бессильной злобы.
– Вот теперь он точно мертв, – выдохнул Руфрид, принимая от Линдена вожжи Ястребка. – Вы двое в порядке?
– Я – да, – ответил Линден, хотя по его виду можно было предположить скорей обратное. – Как только бхадрадомен ушли, полегчало.
– Когда меня перестанет трясти, я сама скажу, – сообщила Танфия. Во рту у нее так пересохло, что она едва могла сглотнуть.
Руфрид подобрал поводья и запрыгнул в седло.
– Уносим отсюда ноги, – скомандовал он.
К закату они выбрались из Ардакрии и выехали на широкий луг. Весь день они скакали без отдыха, и только когда деревья остались позади, ужас отпустил путников, и они немного пришли в себя.
Утром, выспавшись и поев, путники почувствовали себя родившимися заново. Воздух был сладок, небо – ясно, трава – мягка. И при дневном свете они смогли обсудить случившееся.
– Жаль, нельзя вернуться и посмотреть, что стало с Зыркой, – вздохнула Танфия. – Я хочу быть уверена, что он не страдал.
– Ну, из-за какой-то псины мы возвращаться не станем! – отрубил Руфрид.
– Он не «какая-то псина»! – вспыхнула Танфия. – Он был нам как родич, и он лучший друг моего отца! Отец мне доверил за ним приглядывать, а я что натворила?
– Прости, Тан. Я не хотел тебя обидеть. Но вернуться мы не можем.
– Знаю! – огрызнулась девушка. – Все равно на душе тошно.
– Зырка мою работу делал, – несчастным голосом выговорил Линден. – Нас охранял.
– Не кори себя так, – посоветовала Танфия. – Даже если б ты не заснул, с бейновой оравой тебе было не справиться. Вчера ты испугался, но твой страх всех нас спас.
– Не только, – вставил Руфрид. – Лин, что на тебя нашло? Тебя как подменили. Ты заорал, что эти ребята – не люди, и я вдруг увидел, о чем ты – хотя я б и без этого обошелся, спасибо. Это было ужасно.
– Мне тоже, знаешь, невесело было, – ответил Линден. – Я ничего поделать не мог.
– Если б не ты, – заметила Танфия, – мы бы уже сидели в скальдской тюрьме.
– А если б не твой нож…
– Странно, – произнесла девушка. – Этот дурацкий ножичек, которым и масла не намажешь, вдруг рубит веревки и заставляет бх… лейхолмцев разбегаться с воплями. Ты все еще убежден, что я нашла его случайно, Руфе?
Юноша пожал плечами.
– Да что в тебе такого особенного, что ты получаешь такие подарки?
– Считаешь, что во мне ничего особенного?
Руфрид застонал.
– Да я не об этом! Я только спросил… ну, неважно.
– Теперь мы знаем, – проронил Линден. – Твари, которые напали на нас в Излучинке и убили Эвайна, принадлежат бхадрадомен. Царь… использует бхадрадомен против своего народа.
– Нет, – прошептал Руфрид. – Я не верю, что все так плохо.
– Даже если так – Бейн не знал, – добавила Танфия. – Это у него на лице написано было! Когда он понял, то чуть со страху не умер! Он называл эту тварь «господин посредник». Но посредники – люди, и не становятся ни на чью сторону, а только судят, честно и мудро. Они люди. Бессмыслица какая-то.
– Будь я проклят, если понимаю, что творится в мире, – заметил Руфрид.
– А если царь не знает, с кем имеет дело? Его надо предупредить!
Руфрид тяжело вздохнул.
– Ох, Танфия. И кто мы такие, чтобы царь нас слушал? Если он имеет что-то общее с бхадрадомен, он об этом знает, уж поверь. А чтобы нам понять, что им движет – это без толку.
– А я не могу опустить руки! – ответила Танфия и, промедлив миг, добавила: – Только давай не будем называть их по имени. Вдруг накликаем.
Ради разнообразия Руфрид не стал над ней насмехаться. Его самого передернуло.
Гулжур вглядывался в маслянистую поверхность кровавика, но сосредоточение давалось ему с трудом. Он был один в чаще, сгорбившись над камнем. Гнев в нем смешивался с чувством триумфа. И расчетом.
Ему пришлось убить Бейна. Разбежавшиеся солдаты не в счет – их россказням никто не поверит. Но Бейн знал.
Будь проклят мальчишка, тот, что сорвал пелену обмана. Всегда найдется человечишко, которому не отвести глаз. И будь проклята Предком девчонка, владевшая древним оружием, которого Дозволяющий надеялся никогда боле не видеть. Она убила одного из соплеменников Ру. Но куда хуже был страх, порожденный трепещущим аэр-роф, прорастающий из родовой памяти древнего ужаса. Даже сам Гулжур опасался этого клинка, и не осмелился последовать за беглецами, чтобы отмстить. Позже, когда девчонка осмелеет…
– Дозволяющий?
Вокруг него сплелась равнина. Жоаах уже поджидал его.
– Способствующий.
– Я едва вижу тебя. Здоров ли ты?
– Утомлен, друг мой. Я только что усвоил отрезвляющий и весьма полезный урок.
– И какой же?
– О вреде самоуверенности, – ответил Гулжур. – О пользе уроков прошлого. Не все оружие, сгубившее нас, уничтожено, и не все человеки слепы.
– Что случилось? – озабоченно спросил Жоаах.
– Я все расскажу позже. Мне о многом надо поразмыслить. Но не тревожься – в общем плане это лишь незначительная погрешность. Мои дела здесь окончены; я возвращаюсь в твои края.
Путники покинули Сеферет и вступили в землю Дейрландскую. Первый участок их пути – долина Эльфет – оказался легок: по здешним луговым просторам кони могли часами скакать, не встречая преград. Попадались на пути и чистые ключи, и рощи, где можно было собирать осенние плоды и охотиться на кроликов и птиц. Кони не переставали удивлять своих седоков – спорые, послушные, стойкие и крепко стоящие на ногах. Мечта достичь Парионы казалась все более исполнимой.
По мере того, как путники заходили в глубь Дейрланда, земля становилась все суровей. Пропали поля – лишь окаймленные скалами, заросшие жесткой травой чаши разрывали дикую седую чащу. Танфию поразило, насколько редко населен этот край – куда реже, чем покинутый Сеферет. Одиночество давило ее. В сумерках ей мерещились тени за плечом, и слышались голоса, но обернувшись, она не видела никого.