– Благодарю тебя, родич мой! Это все, о чем прошу я подданных – доверившись мне, исполнять мою волю! Пойдемте, в палате заседаний мы обсудим все в мелочах.
Мужчины покинули комнату, но их общая аура висела в воздухе, аура мощи и несгибаемой воли. Изомира дрогнула под ее весом. Она не до конца поняла беседу, но…
«Все ты поняла, – донесся из глубин сознания сухой голос Серении. – Это значит, что рабы неспокойны, но стоит им взбунтоваться, владыка Серпет поможет Граннену их раздавить. За что царь ему сердечно благодарен!».
Изомира осталась одна. Никто не сказал ей, что делать; сколько она могла судить, стража по-прежнему ждет за дверьми, и уйти девушка не осмеливалась. Но царское совещание может длиться не один час… От напряжения у нее разболелась голова, и Изомира мечтала о теплом забытьи перин. Откуда-то сквозило, и девушку бросило в дрожь. И слышался слабый, тревожный звук, будто стон или всхлип.
Обведя чертог взглядом, Изомира приметила гобелен на стене – он колыхался, будто под ветерком. Подойдя к нему и отогнув уголок, она увидела полузакрытую дверь. Оттуда струился ледяной ветерок, принося жуткие, мучительные стоны.
Девушка заглянула в щель. За дверью было темно, и воздух пах металлом. Она задохнулась. Это был запах крови, и прошедшей грозы, и от него поднимались волоски на коже. Заходить ей очень не хотелось… но если там страдает кто-то, она не могла оставить его в беде.
Подхватив лампу со столика, Изомира шагнула во тьму.
Вниз уходила узкая винтовая лесенка. Затаив дыхание, девушка спускалась по неровным ступеням. Эта часть Цитадели была ощутимо старше, нет – древнее. Лестница привела ее в зал, лежащий, верно, ниже и в стороне от того, который она покинула; но здесь было темно, сыро, и холодно, как в могиле. Только голая скамья посреди комнаты, и столб, увешанный ремнями и цепями, и стойка с орудиями. Ножи, клещи… для чего они могут сгодится? Нет, в это ей верить не хотелось. Но круг света выхватывал из темноты пятна на полу, и потеки на буром морионе, венчавшем столб. Самая атмосфера в комнате была осквернена кровью и мучительством.
Изомира стояла, открыв рот, и ужас стискивал ее сердце. Все твердило ей – Беги! – но призрачный голос слышался до сих пор, теперь он рассыпался в нестройное мычание, прерываемое нечеловеческими воплями. Из комнаты со столбом голос вел девушку еще ниже, по лестнице куда более древней, снова в сырую глубину. Звук становился все отчетливей. Тьма душила Изомиру, но остановиться не было мочи.
И наконец, она добралась до самого сердца Цитадели. Забралась ли она в толщу скалы? Изомира стояла в обширном чертоге, и впереди что-то шевелилось во тьме. Девушка подняла лампу, и шарахнулась в изумлении.
Залу почти полностью заполнял огромный вертящийся шар. И из него неслись жуткие, почти человеческие голоса.
Изомира уронила лампу, закрыла ладонями уши, но заглушить звуки ей было не под силу. Все тело девушки сотрясалось от рыданий. Голоса не были громкими, лишь пронзительными, терзающими саму душу, заставляя разделить их муку. Боль, боль и хлещущая из шара чудовищная сила, поток которой прижал девушку к стене.
Шар был вытесан из единой глыбы темно-прозрачного хрусталя, в глубине его просверкивали алые отблески. На каменном основании он крутился, как пузырек на воде, и, подобно луне, сиял переливчатым светом – только черным. Медленное кружение шара, выплывающие из глубин красные огни, плещущиеся под поверхностью отблески завораживали девушку, не давая стронуться с места. А мучительные вопли бичевали ее, покуда, пав на колени, Изомира не вскричала:
– Кто же вы? Чем я могу помочь вам?
И тут кто-то ухватил ее простертые руки.
Девушка едва не потеряла сознания от ужаса. Подняв взгляд, она увидала стоящего над ней бледного человечка в плаще с капюшоном. Лампа притухла, но не погасла совсем, и в свете ее девушка могла видеть его лицо – костяно-бледное, с невыраженнымпи чертами и темными лукавыми глазами. Должно быть, все это время он находился в зале, по другую сторону шара.
Изомира попыталась вскрикнуть —и не смогла. Она сопротивлялась – но человек держал ее крепко, вздергивая на ноги.
– Не надо! – выдавила она. – Пустите!
– Тш. Успокойся. Я тебя не обижу. – Голос его был негромок, но звучен, и девушке действительно стало спокойней. – Тебе ведь не положено быть здесь, верно?
– Но что это? Почему столько боли?
– Не знаю, – ответил человек. – Мне тут тоже не положено быть.
Бледные губы сложились в слабую улыбку.
В его присутствии девушке, несмотря на потрясение, было не так страшно.
– А я вас раньше видела, – проговорила она.
– Я Лафеом.
– Создатель Башни?
– Имею честь. А ты, сколько мне помнится, Изомира. Но что ты здесь делаешь?
Девушка сбивчиво рассказала.
– Я дурного ничего не хотела. Мне послышалось…
Лафеом взял ее за руку.
– Пойдем наверх. Первое, чему ты должна научиться – никогда не оспаривать государевой воли. – Он подтолкнул ее вверх по длинной лестнице, и она, подхватив лампу, побрела. Стоны из шара становились все тише, все менее заметны, но так и не утихли вовсе. – У него на все есть причины, но лучший способ сохранить его благорасположение – во всем потакать ему.
Архитектор провел ее в палату, где она играла с царем в метрарх, и заботливо запер за ней потайную дверь.
– Я не понимаю, что ему нужно от меня, – пожаловалась Изомира.
– Он стареет. И он одинок.
– Но остальные…
– Остальные?
– Те, кого он увел с Башни до меня. Куда они все подевались?
– Изомира, – мягко проговорил Лафеом. – Мы оба созданы, чтобы служить неисповедимы для нас пути тех, кто настолько нас превосходит. Но чему ты всю жизнь верила о царе?
– Что царь добр. Что он нас любит.
– Вот и продолжай в это верить. – Лафеом ловко взял ее под руку и подвел к двери. В кисти его, затянутой в черную перчатку, было что-то странное. – Возвращайся к себе в спальню. Не сможешь найти дорогу – спроси кого-нибудь. – Говорил он ласково, и она была ему так благодарна за разрешение уйти… – Иди. Если царь вернется и спросит, почему ты ушла, я объясню, что отпустил тебя, не бойся.
Шли дни, и складывался определенный их распорядок. До вечера Изомира обычно оставалась одна, не встречаясь ни с кем, кроме молчаливой горничной и Намании. Время она проводила, строча письма Танфии, или глядя из окна на заснеженный дворик, окруженный медовоцветными стенами. Никуда не сбежишь – да и, сбежав, куда бы она подалась?
Вечерами приходил конюший, и вел ее в царские палаты, где Гарнелис не требовал ничего иного, как играть с ним в метрарх. Порой встречи их прерывались приходом владыки Поэля или других чиновников, порой царь постепенно отстранялся, покуда наконец – бывало, что и глубокой ночью – не требовал оставить его.
И каждый раз он был иным. То мрачным, будто на плечи ему взгромоздился тяжелый черный зверь. То резким, ранящим, точно битое стекло. А то благожелательно-рассеянным, словно не видящим ее.
О том, что она видела за потайной дверью, Изомира не осмеливалась упомянуть. Но огромный, стенающий шар, что вертится неустанно под ее ногами, часто приходил ей на ум.
Так продолжалось дней десять. Расслабиться ей никогда не удавалось; стоило ей ощутить себя рядом с Гарнелисом хоть каплю свободней, его настроение менялось снова, выводя ее из равновесия. И с каждым вечером он вглядывался в нее все отчетливей, с мучительным, невыразимым словами желанием.
Тем вечером царь был бледней обычного. Первую партию он выиграл, но вместо радостных возгласов, как прежде, он воззрился на девушку с таким видом, будто она оскорбила его.
– Ты поддалась, – бросил он.
– Нет, государь. Я обещала, что поддаваться не стану.
Его глаза, озаренные кострами черные пещеры, пожирали ее.
– Хорошо. Расставляй фигуры.
Девушка повиновалась, хотя пальцы ее тряслись при мысли о том, что будет, если она не выиграет. Хотя – а что будет? Так тяжело рассуждать, когда перед тобой громоздится тощая царская тень.
