– Перестань. – Танфия обняла его за плечи и встряхнула. – Ой! Знаешь, ты меня здорово ушиб.
– Прости, – повторил он.
– Твои эти… видения не повторялись?
– Нет, но… Это как форточка в голове – боюсь, что туда всякое назалетает.
– Не бойся, Лин. – Его слова тревожили девушку.
– Вот и Лийет мне так говорит. – Линден пятерней пригладил волосы и глянул на Танфию прямо, ясными карими глазами. – Тебе не кажется, что мы знаем шаэлаир не лучше, чем в первый день? У них такой вид, будто знают что-то, да молчат.
Танфия вздохнула.
– Ты прав. Забавно – я с Силь весело болтаю, но что у нее за душой – не скажу. И Эльрилл на меня стал косо поглядывать, а с чего – не говорит.
– Давно мы здесь?
– Дай подумать… Пришли мы сразу после Помрака. А сейчас полпути между Брейидиным днем и Эстреем… Недель шестнадцать примерно.
– Боги. Начнется когда-нибудь оттепель, или нет?
Этот вопрос Линден задавал ежедневно, если только на него не нападала молчаливая хандра.
– Пошли, – решила Танфия. – Накинем плащи прямо на рубахи, оденем башмаки и пойдем к выходу посмотрим.
Линден немного просветлел. Оба его спутника находили тяжелым трудом поддерживать его надежды, и Руфрид скорей терял терпение. Вместе с Линденом Танфия прошла залами и переходами из блистающего хрусталя, под взглядами редких прохожих-шаэлаир и их стройных белых кошек.
Когда они вступили на пологий скат входного туннеля, навстречу им заструился холодный воздух, овевая разгоряченную занятиями кожу и заставляя запахнуть плащи. У входа Танфия взбежала по лестнице к уступу над дверью и глянула в хрустальное окно. Все было белым-бело.
– Никаких перемен, – сообщила она, спускаясь.
– Давай откроем и выйдем. – Линден взялся за рукоять ворота.
– А надо? Замерзнем же!
– Нет. Так теплей.
Застонав, Танфия взялась за вторую рукоять. Постепенно стоячая плита камня, перегораживавшая проход, начала отодвигаться. Внутрь ворвался ледяной ветер, сверху прямо за темя девушке свалился ком снега.
– Зараза! – ругнулась она. – Половина за шиворот!
Снаружи укутанная снегом долина выглядела так же, как и всю зиму. Горе Иште величественно вздымалась в жемчужно-яркое облачное небо.
– Не стоит, Лин. Давай закроем, пока Эльрилл не прибежал жаловаться.
– Нет, Тан! – Линден прошел пару шагов по тропе. – Теплеет! Не чувствуешь, Смотри, снег спадает с края туннеля.
– Я заметила.
– Он тает!
– И еще замерзнет не раз, прежде чем… – Девушка запнулась, вглядываясь в точку, ползущую по правому склону долины. – Лин, ты это видишь?
Юноша обернулся, прищурившись.
– Антар великий… это, похоже, человек.
Фигурка, темная на фоне снега, с трудом пробиралась по заснеженному скату, проламывая наст и скатываясь в сугробы. Человек поднимался, шел, и падал, и поднимался снова, словно в отчаянной спешке.
– Он совсем обессилел, – заметила Танфия.
– Надо сказать Эльриллу.
Человек упал снова, раскинув руки, и в этот раз не поднялся.
Путешественники глядели на него. Танфия коснулась плеча Линдена.
– Пойдем. Ему нужна помощь.
Пробираясь через сугробы, Танфия поняла, что Линден был прав. Снег таял днем и намерзал ночью. Весна приходила в горы поздно, но настал ее черед. Быть может, к Эстрею они смогут уйти.
Путник лежал в снегу, тяжело дыша и пытаясь встать. Одет он был во все черное – штаны, тяжелые башмаки, подбитую мехом накидку. Он был высок; длинные волосы цвета воронова крыла увязаны в косицу, чтобы не падать на сильное, почти уродливое скуластое лицо, на поясе его висел меч.
И он был человеком, не элиром.
– Кто он такой? – прошептал Линден.
Танфия поняла, что он имел в виду – «враг ли этот человек?». Не отвечая, она окликнула лежащего:
– Эй! Все хорошо, вы дошли. Мы вам поможем.
Веки путника дрогнули. Он глянул на девушку, и облегченно кивнул, не в силах выговорить ни слова. Линден и Танфия помогли ему встать; он всем весом опирался на их плечи, так что все трое едва не скатились по косогору.
– Спасибо, – прохрипел незнакомец, когда все трое, пошатываясь, двинулись к Сребренхольму. – Я добирался сюда много дней. Дальше идти сил нет.
– Все хорошо. Вы дошли.
– Вы знаете Эльрилла?
– Конечно, – отозвалась Танфия. – Он за нами приглядывает.
– Но вы не шаэлаир…
– Вы тоже, – парировала она. – Долго объяснять.
Пришлец слабо хохотнул.
– Еще бы.
– Я Танфия, а это Линден.
– А я друг Эльрилла, – ответил незнакомец. – Меня зовут Элдарет.
Изомира не видела царя семь дней. Она обитала в царицыных палатах, не горничная, не компаньонка… скорее, поняла она вскоре, ручная зверушка.
Мабриана редко покидала свои чертоги. Каждый день, проснувшись, она принимала ванну и завтракала – все с помощью двух камеристок, прислуживавших также и Изомире, к полному смущению последней. Потом царица одевалась – всегда безупречно и величаво; ее волосы и кружевные манжеты были серебряно-жестки. Но после этого царица впадала в некое беспамятство.
Она расхаживала по обширным чертогам, выглядывала из окон, могла часами стоять на балконах, невзирая на холод. От нее исходило ощущение бесполезной, неупотребимой силы. Изомире в ее присутствии было почти так же неловко, как и рядом с царем.
Девушке казалось уже, что она предпочла бы рабский труд на Башне безделью в этой золотой клетке. И все же было в царице, как и в Гарнелисе, некое завораживающее обаяние.
На третий день, решив, что терять ей нечего, Изомира робко предложила почитать царице вслух. Мабриану эта мысль восхитила, и вскоре царица большую часть дня проводила, заключенная в раковину позлащенного трона, откинув голову и прикрыв от удовольствия глаза, покуда Имми до хрипоты читала ей повести, и романы, и предания Авентурии.
– Я так тоскую по внучке, Гелананфии, – обронила как-то раз Мабриана. – Такая была славная девочка. Боюсь, что я с ней никогда уже не свижусь.
– Конечно, увидитесь, сударыня, – ответила Изомира. – Я верю, что встречусь с любимым, что бы не случилось.
Личная жизнь Изомиры царицу трогала мало; Мабриана даже не поинтересовалась, откуда девушка родом.
– Когда Гелананфия была здесь, она приносила во дворец жизнь. Хорошо, что рядом есть хотя бы ты.
– Я вам ее напоминаю?
Царица рассмеялась.
– О нет! Ты на нее совсем не похожа! Она рослая, шумная, большая спорщица! Всегда они с Галемантом вздорили. А вот Гарнелис… Лицо ее враз окаменело. – Гарнелис ее обожал.
Как случалось с ней по десять раз на дню, Изомира не знала, что сказать. Не пристало ей входить в доверие к высшему роду Авентурии. Что ответить?
– А я тоскую по маме, – прошептала она.
К изумлению девушки, Мабриана положила ей заботливую руку на плечо.
– По крайней мере, мы с тобою вместе.
Той ночью Изомира проснулась от тихих, неумолчных всхлипов, несущихся из царицыной спальни. Такое отчаяние звучало в голосе Мабрианы, что Изомира лежала не мигая, не осмеливаясь прервать ее плача. Но когда рыдания стали невыносимы, девушка поднялась и, пройдя через гостиную, осторожно заглянула в спальню царицы.
– Сударыня?
Мабриана стояла на коленях перед алтарем, где свечи и курящиеся благовония окружали изящную статуэтку Нефетер. Богиня бесстрастно взирала в пустоту, а царица склонялась перед ней, разметав по плечам нечесаные волосы.
– Что случилось?
Мабриана потянула девушку за руку, заставив преклонить колена рядом с собой. Стыда она не испытывала.
– А что не случилось? – отозвалась она. – Ты знаешь, каждая женщина – возможная жрица? Мы говорим с богиней напрямую, ибо каждая из нас есть ее ипостась, она воплощается в нас, а мы в ней…
– Да, сударыня. – Изомира тревожно взирала на нее.
– Как вы зовете богиню?
– Брейида, сударыня. И Нефения в ее девичьей ипостаси, и Маха – в ее…
– О да, Брейида. Нефетер крестьянок. – Царица до боли стиснула ладонь девушки. – Я знаю, я ничем не лучше и не больше тебя. В дареных одеждах ты выглядишь царевной. Я могла бы накинуть крестьянское платье, и пройти среди вас незамеченной. Мы все одно. Я знала это от рождения. Царь и царица не править должны, но служить. В нашем бытии нет цели, кроме как защищать и лелеять нашу Авентурию. Если это переменится, придет конец и нам. Но завет нарушен, и заурома мертва.
